могли оказаться мы. Когда это и вправду оказались мы, все как-то сразу поблекло.
– У тебя будет еще практика, – сказала мама. – Тебе так многому предстоит научиться – все как ты хотела.
– Это большая честь, Виола, – сказал папа. – Мы первыми увидим наш новый дом.
– Особенно если первые поселенцы все еще там, – проворчала я.
Мама с папой переглянулись.
– Тебе не нравится эта перспектива, Виола? – очень серьезно спросила мама.
– А если да, вы что, не полетите? – спросила я.
Они еще раз переглянулись.
И я знала, что это означает.
– Тридцать минут до выхода на орбиту, – говорила мама, когда я вошла обратно в рубку (только самую чуточку опоздав).
Она была там одна, папа уже наверняка спустился в машинное отделение, готовя двигатели к выходу на орбиту.
– И она снова с нами! – Мама глянула на мое отражение в экранах.
– Это моя работа, – буркнула я, садясь за терминал на девяносто градусов от нее.
Это моя работа, на которую меня непрерывно натаскивали еще в конвое и в те пять месяцев, что мы уже здесь. Мама выведет нас на околопланетную орбиту, папа подготовит двигатели малой тяги, которые утащат нас вниз, в атмосферу, а я буду мониторить ландшафт в поисках потенциально пригодных площадок для посадки.
– Пока ты там дулась, тут случилось кое-что новое.
– И вовсе я не дулась…
– Посмотри, – она приблизила квадратик на мониторе, тот, что с бóльшим из двух северных континентов.
– Это еще что такое?
На ночной стороне планеты к расположенному на востоке океану тянулась лента реки. С такого расстояния ничего толком не поймешь даже с нашими сканерами, но у реки виднелось какое-то место… слегка пустоватое, возможно, долина, где лес расступается, и кажется… кажется, там даже горят огни.
– Другие поселенцы? – не поверила я.
Другие поселенцы – это у нас почти как сказки о призраках. На протяжении всей моей жизни, да и родительской тоже от них не приходило никаких вестей, так что мы по умолчанию считали, что у них ничего не вышло. Путь из Старого света в Новый очень долог, очень – много десятков лет. Когда стартовал наш конвой, они еще сами не долетели. И мы ничего от них не слышали, никогда. Даже самые дальнобойные космические зонды ловили разве что слабые отголоски их странствия. Мы надеялись связаться с ними, когда они уже приземлятся (по идее, это должно было случиться за годы до моего рождения), а мы подлетим поближе. Хотели дать знать, что мы на подходе, расспросить, как оно там, узнать, к чему нам готовиться.
Но то ли нас никто не слышал, то ли там никого не было. И по поводу этого, второго, варианта все очень расстраивались.
Если не удалось им, что будет с нами?
Папа говорил, это были переселенцы-идеалисты, которые покинули Старый свет, чтобы вести простую фермерскую жизнь, без технологий, зато с религией и всем таким прочим. Эта идея казалась мне глупой и безнадежной – и, судя по всему, попытка полностью провалилась. Но ко времени, когда с ними случилось то, что там с ними случилось (что бы это ни было), мы уже улетели так далеко от дома, что ни о каком возвращении не могло быть и речи: только вперед, тем же курсом, к той же планете, и там ждать встречи с судьбой.
– Как мы умудрились этого раньше не заметить? – спросила я, утыкаясь в экран.
– Никаких значительных энергетических следов, – покачала головой мама. – Если они как-то обеспечивают себя энергией, то не через большой реактор, как мы предполагали.
– Вон там я вижу реку, – сказала я. – Может быть, у них есть гидроэлектростанция.
– А может, и вообще ничего нет. – Мамин голос был тих; мы обе пристально наблюдали за экраном. – Отсюда не скажешь, правда ли это настоящие огни или просто электронный шум на мониторе.
Поляна у реки отдалилась. На орбиту мы сели в другом направлении, головой на запад. Входим в атмосферу, описываем полный круг, возвращаемся через обратную сторону и приземляемся.
– Это мы туда направляемся? – спросила я.
– Вполне годное место для посадки, – сказала ма-ма. – Если они недолго протянули, нам нужно первым делом понять, в чем были их ошибки, и самим их не повторить.
– Ну, или нас убьют тем же способом, – проворчала я.
– У нас технологии получше. Судя по нашим сведениям, они сами отказались от всего, что имели в этом плане… и потому, вероятно, потерпели неудачу. – Она внимательно посмотрела на меня: – С нами этого не случится.
Надейся, ага, подумала я.
Мы еще немного посмотрели, как континент скользит назад.
– Готов, – сообщил папа через громкую связь.
– Тогда ставим десять минут. – И мама нажала кнопку обратного отсчета.
– Наверху все в предвкушении? – поинтересовался папа.
– Некоторые – да, – мама неодобрительно покосилась на меня.
– Я так рада, что это не мы! – воскликнула Стефф Тейлор в первую нашу встречу после того, как объявили, что полетят мои родители, а не ее.
Дело было в школе. Мой любимый урок, искусство с Брэдли, на «Бете». Брэдли еще преподавал математику и сельское хозяйство и вообще был моим любимцем во всем взрослом конвое – даже несмотря на то что заставил меня сидеть со Стефф. Просто мы оказались единственными девочками одного возраста во всех дежурных семьях.
Вот уж повезло так повезло.
– Это будет такая скука. – Она накручивала волосы на пальчик. – Целых пять месяцев на таком крошечном корабле, а из компании – только твои мама с папой.
– Я смогу общаться с друзьями и учиться по видеосвязи, – сказала я. – И мои мама с папой мне нравятся.
Она насмешливо улыбнулась:
– Посмотрим, что ты запоешь через пять месяцев.
– Стефф, ты еще вчера похвалялась, как твой папа…
– …а потом вы приземлитесь, и вам придется жить там среди совершенно неизвестных жутких тварей и надеяться, что пищевого рациона хватит. А еще там будет погода, Виола. Настоящая погода!
– И мы увидим это первыми!
– Ой, не смеши меня! Первыми, кто увидит заброшенную грязную дыру! – Она потуже накрутила прядь на палец. – Уж скорее первыми, кто там погибнет.
– Стефф Тейлор! – резко бросил Брэдли.
Остальные ребята, сгрудившиеся над интерактивными видео по искусству, вдруг разом подняли на нас глаза.
– Я работаю, – обиженно сказала Стефф и забегала пальцами по артпаду.
– Правда? – удивился Брэдли. – Ну, тогда, может быть, ты выйдешь сюда и покажешь остальным, над чем ты там работаешь?
Стефф нахмурилась, тяжело, сурово. Такой нахмур стоит сразу нескольких пунктов в ее списке обид – и без того длинном, очень длинном. Она как можно медленнее поднялась на ноги.
– Тринадцатый день рожденья, – прошептала она мне напоследок. – В полном одиночестве.
И судя по довольному выражению ее физиономии, я отреагировала именно так, как она хотела.
– Сто двадцать секунд до орбиты, – сказала мама.
– Готов, – ответил по связи папа.
Двигатели сменили частоту. Корабль приготовился прекратить свободное падение из бескрайней тьмы и собственными силами войти в атмосферу планеты.
– Готова, – подтвердила я, открывая экраны, которыми начну по-настоящему пользоваться, только когда мы окажемся ближе к поверхности.
Ищем открытое место, достаточно большое, чтобы сесть. Место, где будет основан наш первый город – если я достаточно хороша в своем деле.
– Девяносто секунд. – Это снова мама.
– Открываю двигатели. – Звук снова поменялся. – Окисление топлива.
– Пристегнись, – сказала мне мама.
– Я и так пристегнулась! – Я отвернула от нее кресло, чтобы пристегнуться незаметно.
– Шестьдесят секунд.
– Еще минута, и мы будем там первыми! – весело крикнул папа в динамиках.
Мама засмеялась. Я нет.
– Да ну тебя, Виола, – упрекнула она. – Это ведь и правда весело!
Она сверилась с одним из своих экранов, что-то набрала на нем пальцами.
– Тридцать секунд.
– Я была счастлива на корабле. – Я сказала это спокойно, но с такой серьезностью, что мама даже оглянулась на меня. – Я не хочу жить там, внизу.
Она нахмурилась.
– Пятнадцать секунд.
– Топливо готово! – сообщил папа. – Ну, что, покатушки в атмосфере!
– Десять, – сказала мама, не отрывая от меня взгляда. – Девять.
И вот тут-то все пошло совсем, абсолютно не так.
– Но это же целый год! – сказала я Брэдли на одном из тренировочных занятий меньше чем за месяц до нашего отлета. – Год без друзей, без школы…
– А если останешься – это будет год без родителей, – возразил он.
Класс стоял пустой. Обычно он был полон детей из дежурных семей – все учили уроки, болтали с друзьями. Но сегодня тут сидели только мы с Брэдли: штудировали какие-то научные технологии для высадки. Завтра Симона с «Гаммы», к которой Брэдли, сдается мне, тайно неравнодушен, будет давать навыки выживания в чрезвычайной ситуации на тот случай, если случится самое худшее. И это опять будем только мы с ней вдвоем во всей комнате, без остальных.
– Почему это вообще должны быть мы? – посетовала я.
– Потому что вы лучше всех подходите для этой работы, – сказал Брэдли. – Твоя мама – по всей видимости, наш самый крутой пилот, а папа – высококвалифицированный инженер…
– А я? Почему я должна платить за то, что они в чем-то там хороши?
Брэдли улыбнулся:
– Ну, ты тоже явно не кто попало. По математике – вообще первая. Ты – любимый учитель музыки у малышни…
– И за все это меня надо наказать, оторвав ото всех, кого я знаю, на целый год?
Он быстро глянул на меня и так проворно забегал пальцами по тренировочной панели, что я никак не могла разглядеть, чем он там занят.
– Что это?
Учительский тон заставил меня ответить сразу и машинально.
– Твердый пласт, – выдала я, глядя на выбранную им симуляцию ландшафта. – Дренаж хороший, но сухо. Ирригация лет пять-семь, прежде чем можно будет выращивать сельхозкультуры.