– Ты забылся, ублюдок, – с ленцой протянул Уильям Гровер, убирая руку под стол.
Недолго думая, остальные главы кланов тихонечко отодвинули стулья и собрались встать на ноги, как в окнах трактира показались алые пятна мундиров. Красномундирники! Не заботясь о сохранности питейной, солдаты с лёта вышибли дверь и без разговоров бросились на обнаживших оружие горцев. Два десятка солдат, ведомые двумя констеблями, ловко орудуя прикладами мушкетов, уложили буйных горцев, а заодно с ними и Якова с Александром, так и не обнаживших оружия. В противном случае раздосадованные служаки могли и разрядить парочку мушкетов в ненавистных иностранцев.
Что бы там ни говорили о терпимости, но в Туманном Альбионе ее никогда не было, ни в древние века, когда римляне резали кельтов, ни в средние века, когда ирландцы вместе с шотландцами втаптывались копытами английской рыцарской конницы, ни теперь, когда проклятые снобы мнят себя лучше всех в мире.
На ногах странным образом остался стоять только Гектор, его солдаты почему-то забыли приласкать прикладом. Ругнувшись, МакДилан развернулся и вышел прочь из трактира. Ни констебль, ни солдаты на это никак не отреагировали, они были заняты архиважным делом – вязали глав кланов и посланников царя.
– Сучий сын, славы Кэмпбелов захотелось, ну что ж, бычий потрох, мы еще посмотрим, кто кого, – прошипел с ненавистью в спину ушедшему Гектору Уильям Гровер.
Александр с усилием вспоминал о том, чем же прославились эти Кэмпбелы. Ведь даже покинув родину, Брюс продолжал так или иначе общаться с соотечественниками, то весточку перешлет, то с купцами переговорит. Пусть «свежие» новости он не знал, но в курсе событий оставался. Немного подумав, Баскаков вспомнил тот эпизод…
Почти четверть века назад случилось восстание горцев, вследствие чего после его усмирения англичане решили устроить для кланов наглядное и показательное наказание. Парламент издал законопроект, постановлявший каждому главе клана присягать на верность королю Вильгельму Оранскому. Из всех горцев только двое не стали давать присягу: МакДоналд Гленгарри и МакИан Гленкоэ. Однако MакДоналду дали второй шанс, а вот MaкИану нет.
Именно МакИан стал тем, на ком англичане решили устроить показательный процесс. Старому главе в то время было семьдесят лет, ему пришлось преодолеть путь в зимнюю пору через снежные хребты к Инверери для того, чтобы внести залог за неповиновение, однако человека, которому он должен был отдать деньги, не оказалось на месте – он праздновал с семьей. Но спустя неделю МакИан внес залог и принес присягу королю Вильгельму, кроме того, в Инверери прибыли старые враги МакДоналдов – Кэмпбелы и по традиции оказали МакИану гостеприимство. В ту ночь хозяева вырезали всех гостей. Спящих гостей. Укрыть это от кланов ренегаты не смогли, да и не собирались, в результате в горах вспыхнула новая междоусобица, закончившаяся на удивление быстро, на совете кланов.
– Встать, свиньи! Ишь разлеглись…
Слушать словоохотливого и щедрого на зуботычины констебля Александр не хотел, но пара затрещин переменили позицию дворянина, да и пример Брюса, стойко переносящего унижение, воодушевлял надворного советника.
– Терпи, Саша, и ничего не говори, эти красномундирники любят над человеком издеваться, – прошипел сквозь зубы Яков Баскакову, как только встал на ноги.
В Англии как таковой не было ни одной службы правопорядка, единственными хранителями спокойствия считались сторожа – ветераны, списанные из армии и нанимающиеся охранять разные объекты. Но в силу старости лет или увечности они не могли угнаться за молодыми преступниками, поэтому разгул преступности в крупных городах страны стал настоящим бичом, сравнимым с чумой прошлых веков.
– Но как так, граф? Ведь мы русские подданные, сиречь послы… тайные, – запнувшись, добавил Александр.
– Молодежь и чему вас жизнь учит? – хмыкнул Брюс, глядя на то, как солдаты перетрясают клановых глав. – Вспомни-ка о первом после русском – Матвееве? Сколько годков прошло с тех пор, как он в застенках за долги побывал? А-а-а, не помнишь, но тебе это простительно. Считай, десять лет минуло.
– Молчать! Ты, шотландская рожа, нормальной речи не понимаешь? – по ребрам Якова скользнул приклад мушкета одного из солдат, но и это хватило для того, чтобы немолодой генерал упал на колено и болезненно сморщился.
– Ты, сука, что делаешь?! – не выдержал Александр, замахиваясь для удара, в сутолоке внимание солдат ослабло, но не совсем. Ударить красномундирника надворный советник не успел, ему в лоб кулаком ударил стоящий рядом конвоир и для острастки добавил хуком справа, окончательно вырубая Баскакова.
Саша не видел, как Якова и остальных волокут к дверям, где стояла крытая решетчатая телега, та, на которой перевозят опасных душегубов и прочую мерзость. Сколько провалялся без сознания, Александр не знал, но, пробудившись понял, что на дворе еще день, правда не солнечный. Мрачный небосвод и редкие лучи света кое-как пробивались к земле, да и то по большей части задерживались на крышах домов и нищенских лачуг. Посмотрев по сторонам, советник заметил, что лежит в камере: холодной, сырой с небольшим оконцем-бойницей наверху, заботливо перекрытым толстыми железными прутьями.
Антураж до боли знакомо напоминал родную «холодную», разве что коломенская была больше и опрятнее, чувствовалась, что ремесленники-изуверы относились к работе с должным почтением и старанием. Пробудившись окончательно, Александр почувствовал сильное головокружение, остатки обеда с легкостью вышли наружу, во рту остался неприятный горьковатый привкус рвоты. Кое-как вытерев губы рукавом кафтана, советник заметил, что он не сильно уступает по чистоте лицу. Видимо тюремщики не шибко заботитесь о чистоте камер, вон на стенах виднеются заскорузлые рыжие пятна-разводы. И не поймешь сразу, то ли это игра воображения во мраке, то ли чья-то заботливая рука помогла фекалиям попасть туда.
Мутный взор Саши скользил по серым камням, и не мог понять, чего же не хватает в местной обстановке. Вроде и прелая годовалая солома есть, и дырявое ведро под нужник имеется, и даже треснутая деревянная плошка валяется в углу, и все же чего-то не хватало.
Вдруг по решетке, в нескольких метрах справа кто-то звонко ударил, да так, что не ожидавший подобного Александр подпрыгнул на месте и тут же согнулся в приступе очередного спазма. Вроде бы и нечем блевать, но организм продолжал выплевывать ядовитую мерзкую на вкус желчь. Живот и грудь словно прилипли к позвоночнику, а в ребрах как в часах громко стучало сердце, да так, что в ушах колотило не переставая.
– Сашка, ты живой? – тихо спросил знакомый голос.
– Живой, граф, только всё плывет перед глазами и мутно как-то, – едва не шёпотом ответил Баскаков, вставая с колен на ноги.
– Бывает такое, когда по голове хорошо получишь, вон под Азовом меня знатно приласкало, но ничего, жив-здоров, так что терпи, организм у тебя молодой, раны как на собаке должны зажить, не то что у меня, старика немощного.
– Это вы на себя наговариваете, – перебил Брюса Александр.
– Ничего подобного. Ты думаешь, я не сопротивлялся, потому что испугался?
– Нет, конечно, я так не думаю, – с пылом возразил советник в тщетной попытке удержать внутри давно опустевший желудок.
– Верю, Саша. Тебе я верю, но как бы то ни было для царских людей перво-наперво важно дело, а только потом уже нечто личное. Запомни. Государю важно узнать расклад в местных делах, война-то с Францией идет до сих пор, хотя они и пытались вести сепаратные переговоры, но видать, не получилось у них ничего.
– Граф, а нам можно об этом здесь говорить? – обеспокоенно шепнул Баскаков.
– Ха-ха! Ой, насмешил, – громко рассмеявшись, Брюс пару минут несдержанно всхлипывал, но все-таки замолчал. – Молодец! Правильно мыслишь, глядишь, опыта поднаберешься, и государь тебя к важным делам лично приставлять будет…
Внутри Александра противно ухнуло, но не из-за того, что бунтовал организм. Остался неприятный осадок после слов графа.
«Да какого черта?! Уж ему ли говорить о важных делах?» – попытался возмутиться советник, но почему-то не получалось. Вспоминались дела прошедших лет, важные дела: проверка суконных фабрик для армии, снабжение амуницией, шерстью и многое другое, о чем он успел позабыть.
– Не знает тут русского языка никто, Саша, есть сотня-другая человек, но это по большей части купцы, а тут одни пустоголовые тюремщики, не способные и двух слов связать. Уяснил?
– Яснее ясного.
– Верю на слово. Но речь сейчас не об этом…
Мысли графа, почему-то придерживаемые во время путешествия, разлились полноводной широкой рекой. Александру даже показалось, что Яков, таким образом, сбрасывает накопившееся напряжение. Одни в истерике биться начинают, другие соляными столбами замирают, а третьих на излишнюю говорливость пробивает.
Однако, как бы не был смущен надворный советник, отказать себе в здравом размышлении он не мог. Держи ушки на макушке, часто приговаривала старая няня Саше ласковым голосом: тихим и немного печальным.
Брюс рассказывал о том, что после смерти Кромвеля власть короля в Англии была восстановлена, и Карл Второй занял трон. Однако в шотландской церкви вновь появились епископы, выбираемые королем, из-за этого постоянно вспыхивали восстания сторонников Национального Соглашения, сиречь представителей пресвитерианской церкви. Армия же подавляла мятежи жестоко и беспощадно, сотни кальвинистов болтались в петлях и горели в собственных домах. В Шотландии нарастало недовольство, а после того, как на трон взошел Яков Второй – католик, шотландцы узнали о его желании насадить свое вероисповедание на всех островах.
Негодование вылилось в очередное восстание, приведшее на трон датчанина Вильгельма Оранского, зятя Якова Второго. И все же в горах Шотландии осталось много сторонников свергнутого короля – якобитов. Сражения гремели не один месяц до тех пор, пока отряды Вильгельма окончательно не одолели сторонников Якова, а свергнутый король не уплыл во Францию, под руку Людовика.