Поступь империи. Бремя власти: Между западом и югом. Бремя власти — страница 32 из 105

– У датчан, в отличие от русских, нет сотен галер, а значит, в случае нужды мы сможем пройти к армии, но перевезти еще войска мы будем не способны…

Внезапно Карл понял, что все происходящее здесь и сейчас – мишура. Сидящие на Королевском Совете всего лишь куклы: разговаривающие, жрущие в три горла и боящиеся… но все-таки куклы. Нет у них истинного чувства патриотизма, за сытую миску советники отдадут последний клочок земли. Разве что адмирал еще держится и не поддался разложению высшего света, но и он…

«Эх вы, потомки гордых викингов, что с вами стало», – как-то горько, с обидой подумал король.

Пришло понимание простой, обидной для самолюбия истины – война против России проиграна. Но остаются другие враги, которых надо бить и бить нещадно: предатели-англичане, датчане, саксонцы и прочая мелкая шушера, которой немало! Даже взять имперские города, посмевшие сопротивляться шведам.

Все заслуживают кары.

Однако надо отдать добытое потом и кровью на протяжении столетия. Эх, выбора и правда нет, иначе королевство вовсе рухнет в пучину смуты, как некогда упала Русь. Карл Двенадцатый краем уха слушал, о чем говорит адмирал, о чем его спрашивают советники и генералы, сейчас короля интересовали совершенно другие вопросы, и один из них – как привлечь мощь России для решения проблем. Кажется, царский посол о чем-то подобном, в Зуттене намекал, впрочем, зачем тянуть?

– Начнем прямо сейчас.

– Ваше величество? – советники с удивлением посмотрели на короля.

Мало того, что он сидел последние десять-пятнадцать минут как истукан, так и разговаривать сам с собой начал. А это верный признак невменяемости монаршей особы, и чаще всего ни к чему хорошему сие открытие не приводит.

– Всех русских пленных собрать в одном месте, послать к Долгорукому в известный вам город письмо с просьбой о начале сепаратных мирных переговоров, – коротко, по-военному четко и быстро приказал Карл.

Советники сидели с непонимающими лицами. Мол, только что король был против, а сейчас говорит обратное. Неладное творится.

Не знали они, что не первый день верный и преданный личному богатству Гёрц вел беседы с монархом на разные отвлеченные темы, исподволь подготавливая его к принятию нужного решения, как для России, так и для Швеции. Не знали люди и о том, что в Риге открылся филиал ПБР, и на один из счетов для некоего князя Чеширского была положена кругленькая сумма. Многое не ведали люди, в том числе и то, что некий барон Гюйсен имел продолжительную беседу с тайным советником Голштинии бароном фон Шлитцем, после которой этот умный и образованный мужчина спешно покинул недовольные его политикой земли и прибыл к бегущему через пол-Европы Карлу Двенадцатому.

Люди вообще мало что знают.


Май 1713 года от Р. Х.

Петровка.

– Корпус. На караул!

Почти тысяча малолетних воинов клацнула новенькими фузеями, выстроившись перед входом на территорию корпуса, витязи с горящими глазами встречали старших братьев, возвратившихся из долгого похода. Впереди поредевшего полка гарцевали четыре всадника: полковник и три майора.

– Благодарю за службу, витязи! – с веселым задором крикнул Прохор Митюха, с радостью наблюдая за меньшими братьями.

Курсанты бодро ответили уставное «Рады стараться!».

– Вольно! – скомандовал с трибуны куратор корпуса генерал-майор Кузьма Астафьев.

Команду не требовалось дублировать, голос у преображенца был мощный, трубный. Трубы Иерихона могли бы позавидовать. Однако курсы стояли по струнке и не желали принимать исходную позицию.

– В чем дело? – насторожился Митюха, его рука по привычке начала шарить на поясе рукоять револьвера, присланного ему несколько месяцев назад Димкой Колпаком в качестве пробного экземпляра для проверки в боевой обстановке.

– Корпус. Равняйсь! Смирно-о! Троекратное «Ура» победителям!!! – скомандовал Кузьма, без успеха пряча наползающую на лицо улыбку. В эти минуты куратор был несказанно рад тому, что может видеть восторг и радость прибывших воинов и встречающих их курсантов.

Полк при полном параде замер между курсантами, сами недавние ученики, понюхавшие пороха и видевшие не одну сотню смертей старшие витязи встали соляными столбами. Черт возьми, но им было приятно слышать приветствие и боевое задорное русское «Ура!». Пусть все знают, что воины действительно вернулись домой, туда, где им всегда рады и где их будут ждать, немотря ни на что в любое время дня и ночи.

– Напра-во! Смирно! Равнение на середину!! – скомандовал полку Прохор, соскакивая с коня на землю.

Перед строем стояла трибуна с генерал-майором. Одним из первых сподвижников нынешнего государя, верным другом и товарищем, прикрывавший ему спину в бою. Кузьма был и остается доблестным, понимающим «родителем» для подрастающих витязей. Не важно, что часть выпускников уходит на статскую службу или выбирает стезю мастеров, столь нужных встающей на ноги молодой державе, все равно – каждый выпускник корпуса навсегда останется витязем. И дело не в простом серебряном кольце на пальце, которое вручают каждому из них, а в том, что мировоззрение каждого отрока меняется настолько сильно и разительно, что забыть годы ученичества ни один из них уже не сможет.

Генерал тепло улыбался каждому из них, и не важно стоит ли он в полковом строю или с завистью глядит в спины воинам из шеренг первогодок.

– Господин генерал, полк «Русских витязей» прибыл для пополнения и дальнейшего обучения! Разрешите войти на территорию корпуса?

– Разрешаю. А вам, господин полковник, предстоит пройти ко мне в кабинет после того, как разведете воинов, – Кузьма подождал, пока Митюха отдаст команды, и только после этого сошел с трибуны.

Десятки преподавателей и наставников стояли в стороне, ближе к входу, однако отдельной группой замерли священники во главе с епископом Варфоломеем. Увидев духовного наставника, Прохор приказал начавшему движение полку остановиться.

– Кепи долой! Полк на колено стано-овись! Голову склонить. Отче, благослови сынов своих верных, – полковник, как и все витязи, преклонил колено, ожидая слов епископа.

– Труден был ваш путь, но никто не свернул на дорогу греха, как нет и не было среди вас прислужников мерзости. Вы все достойны быть теми, кого я с гордостью могу называть истинными витязями земли Русской, ее сынами и доблестными защитниками. Благословляю вас на ратные подвиги! – лик отца Варфоломея преобразился, на челе пропали морщины, глаза засияли, а голос стал похож на бархатный перелив литавр, ведущих за собой в бой воинов десятки и сотни раз.

Осенив склонившихся воинов животворящим крестом, епископ подошел к полковнику и слегка приобнял за плечи.

– Встаньте, дети. Господу угодна ваша служба, она важна России, она нужна царю.

И будто подтверждая слова епископа, из-за серых свинцовых туч выглянуло ласковое теплое солнце. Его лучи окутали фигуру Варфоломея, задержавшись на мгновение, брызнули веером в стороны, даря ласку и тепло всем собравшимся.

Прохор поднялся, следом за ним встал и весь полк. Курсанты корпуса, склонившиеся вместе со старшими братьями, встали последними. Среди последних выделялась пара витязей: один русоволосый, крепко сбитый сержант, видимо недавно получивший очередное звание, рядом с ним стоял узкоглазый калмык с капральскими погонами. Если первый выделялся мощной статью, то второй своим взглядом: холодным и оценивающим.

Полковник собрался, было, развести воинов по казармам, как невзначай повернулся и «споткнулся» о взгляд калмыка, затесавшегося в ряды витязей по указу царя. Митюха вспомнил донесения разведчиков с южных прикавказских границ о том, что калмыки начали потихоньку менять стоянки и уводить кочевья дальше на восток, впуская на исконные земли черкесов и чеченские племена с холмов. В чем дело, полковник мог только догадываться, ведь кочевье для степного люда – это и есть жизнь.

Как бы ни хотел государь привязать к себе степь, до конца это сделать вряд ли получится, достаточно сказать, что даже среди калмыков – верных сторонников России – попадаются сотни разбойников, с удовольствием «гуляющих» на границе Астраханской губернии. Сейчас Прохор по-новому смотрел на многие вещи, о которых раньше только догадывался. Неопытность в прикладной науке солдатского быта и смекалка научили полковника тому, что никогда нельзя до конца полагаться на расчеты, какими бы верными они не казались. Всегда в жизни имеет место его величество Случай. Верно ли сделали они, когда ввели в корпус не православный люд? Пусть все отроки перед поступлением крестятся, но ведь попадаются и те, кто заведомо настроен на смену обстановки в угоду себе, а это значит, что в будущем с такими воинами будут проблемы.

Спустя полчаса после развода Прохор поинтересовался у куратора замеченной в строю парой. Мол, кто такие, откуда, каковы стремления в учебе, ратном деле и многое подобное, относящееся к делу постольку-поскольку.

– Калмык – это сын Аюки-хана, а большой сержант – это сын Афанасия Тихого, убившегося у нас на стройке; оказался сиротой, поэтому и взяли сюда. И знаешь, Прохор, уж больно охоч отрок до игрушек воинских, его взвод один из лучших в батальоне первого курса, а сам он со вторым курсом на равных по многим дисциплинам выступить может. Талант в некотором роде, – Кузьма сидел в большом просторном кабинете, на столе стояла початая бутылка вина, и на тарелке перед ней были аккуратно выложены ломтики вяленого мяса, всегда в достатке имеющегося в подвалах корпуса. – Наливай себе, полковник, кубок да рассказывай, а я тебе после о местных делишках поведаю, если охота выслушать появится.

Митюха с сомнением посмотрел на бутыль, но отказываться от вина не стал. Это тебе не дешевая солдатская брага, преображенец знает толк в винах. Кузьма – не тот человек, чтобы размениваться по мелочам.

– Да чего рассказывать? Штабные курьеры исправно почту государю доставляют, а он, наверное, позаботился о том, чтобы нужные люди узнали всё что надо, – с удивлением ответил полковник.