– Стоп! Боярин, не думаешь же ты, что царь такой простак? Я и без тебя знаю, что лишняя огласка нам ни к чему, по другому вопросу совета спрашиваю, ведь не сегодня-завтра сюда явиться Карл за ответом. И его надо дать сразу, потому как время на раздумья вышло, – я несколько раздраженно оборвал вице-канцлера на полуслове. После чего, встав с кресла, начал неторопливо ходить из угла в угол за спиной Шафирова, то и дело поглядывая на портреты великих государей, смотрящих хмурым пронзительным взглядом.
– И в мыслях не было, ваше величество. Если позволите, то прошу вас сказать, какой именно пункт вы хотели осветить? – не видя моего лица, боярин нервничал. Видимо разговор пошел не по сценарию: заранее просчитанному и выверенному.
– Посмотри, Петр Павлович, в окно, что ты видишь? – замерев на месте, спрашиваю его, глядя поверх головы на оконную раму.
– Так не видно ничего, – честно ответил обескураженный вице-канцлер.
– А ты просто представь, неужели так сложно?
– Ежели окно открыть и тучи разогнать, то думаю, город увижу, водную гладь близкую, людей на улицах… – начал перечислять боярин, но, поняв, что меня интересует не это, замолчал. После раздумья он, наконец, сказал: – Не знаю, государь.
– Все, что видел ты, временно, это тлен истории: люди умирают каждый час десятками, а то и сотнями, города меняют хозяев чаще, чем я свои ботинки. Скажи тогда, боярин, неужели этот тлен и впрямь важен для нас?
– Без него никуда, государь. Как жить, если под рукой не будет людишек? – удивился Петр Павлович.
– Вот тут ты прав. Сила любого государства – это, прежде всего, его люди и только потом флот и армия. Так было всегда, так есть и так будет, но скажи, нужно ли нам разбавлять себя этими сибаритами и никчемами? Да, мы взяли эти города, выселили половину жителей в глубь России и уже начали заселять этот рассадник ереси. Так нужно ли? – с недавних пор в моей голове все чаще стали появляться мысли о том, что, возможно, не стоило лезть в Европу, грызться за клочки земли, когда на востоке есть огромные почти бесхозные площади. Они словно говорили картографам: приди и владей, достойнейший…
– Ваш батюшка мечтал открыть миру силу и мощь царства… – ненавязчиво сказал Шафиров.
– Это у него получилось, – мои губы растянулись в кислой улыбке. Знал бы вице-канцлер, кто на самом деле нынешний царь, тогда он вряд ли бы сказал такое. Впрочем, не будем ворошить прошлое, что было, то прошло. – Оставим этот разговор на потом. Лучше скажи, Петр Павлович, надо ли нам посылать на просторы Польши еще солдат? Ведь эти земли разорены и не скоро оклемаются, прокормим ли воинов?
– А как иначе, ваше величество? Не приведем мы, саксонец приведет, а то и вовсе у цесаря подкрепления попросит, а России никак нельзя с Римской империей ссориться, слишком большие силы мы на войны потратили.
– Хорошо, если и ты так думаешь, значит, стоит сделать последний рывок. Готовь бумаги и жди, когда шведский кортеж прибудет. А я пока до прибытия венценосного брата займусь делами.
– Позволите откланяться, государь? – сразу спросил вице-канцлер.
– Ступай, – отпустил я его, садясь обратно в кресло.
Из докладов послов при датском и польском дворах мне удалось узнать много интересного о внутренних делах Шведского королевства. Не столько о стратегии, сколько о насущных проблемах простых обывателей: их чаянья и надежды. Не зря прокламации с листовками раскидывали, хотя, быть может, столь скорое решение замирения было принято в том числе из-за успешных действий рейдерских отрядов Николая. Вовремя ему патент подписал, оказывается, Николке под силу не только с финансами возиться, богатства преумножая, но и сабелькой позвенеть. Молодец, Никола!
Жаль только, что почти все соратники заняты делами, видеться с ними получается не так часто, в прошлый год и вовсе пришлось на юге проторчать, следить за поставками для армии и боевыми действиями. Но видит бог, не зря потратил время, все прошло относительно хорошо, первостепенные задачи выполнены, так что прозорливость в совокупности с вовремя полученными сведениями о противнике дорогого стоит.
Единственное, что смущает меня, так это камень преткновения между королевством и царством, имя которому – Ревель. Город-порт, приносящий хорошие деньги обладателю, именно из-за него шведские министры и дворянство больше всего протестует против мира с Россией, считают, что отдать Ревель противно чести. Да и вовремя подкупленный Гёрц пишет, что у него нет в Швеции ни одного друга, а большая часть власть имущих шведов подали королю пространную записку против мира с Россией. Сам барон Гёрц не раз опровергал минутные порывы короля прислушаться к собственным подданным и продолжить войну.
В посланиях королевский советник нередко использовал слово «эквивалент», а это значит, что и впрямь стоит дать гарантии овладения соответствующими землями, как для закрепления союза, так и для личного спокойствия шведских дворян. Брожение в умах не должно превышать критической отметки, иначе произойдет мятеж, не выгодный ни для России, ни для королевства, особенно если Карл согласится на мое предложение обвенчаться со старшей сестрой герцогини Курляндской – Екатериной Ивановной[11].
– Ваше величество, к вам просится барон Либерас, – в дверь тихонечко постучался Никифор, после чего вошел внутрь, не забыв плотно прикрыть за собой дверь.
– Пусть войдет, – обрадовался я нежданной встрече.
Что бы ни говорили о царях и иных властителях о невозможности иметь верных друзей, они есть. Я искренне радуюсь тем минутам общения, которые удается урвать у мчащегося времени. Как только обер-камергер вышел за дверь, в кабинет проскользнул молодой мужчина с радостной улыбкой на лице.
Датский дворянин барон Артур Либерас больше десятка лет прожил в России, большую часть времени был моим сторонником и другом. Некогда выбрав стезю развития токарных, литейных мастерских и кузниц, он сумел за немногие годы развиться и начать продвижение своих филиалов во многие русские города. Правда стоит отметить, что мой протекторат Артуру весьма полезен, о чем он, собственно никогда и не забывал, не зря в прошлом году начал изготавливать по царскому заказу по макету Димы Колпака нарезные фузеи – винтовки.
– Желаю доброго здравия и долгих лет, государь, – поклонился едва ли не у порога барон.
– И тебе, Артур, не хворать.
Встретил я старого друга перед столом, не выдержав, мы рассмеялись и обнялись. Сжав друг друга так, что кости едва не хрустнули, одновременно охнули.
– Взматерел, любо-дорого посмотреть, – приглядевшись ко мне, с уважением заметил барон.
– Да и ты стал солиднее, – не остался я в долгу. – Сколько времени прошло с прошлой встречи? Год-полтора?
– Чуть больше года, – с толикой грусти ответил он.
– Садись, барон, отобедай со мной, вспомним былое, а заодно расскажешь, как дела идут.
– Спасибо, государь, все хорошо, с Божьей помощью справляюсь, Демидовы давеча с предложением заходили, их людям из охраны пару сотен винтовок надо сделать, – улыбнулся Артур, отрывая ножку от поставленной перед ним запеченной курочки.
– Заботливые, что-то раньше за ними такого не наблюдалось, – хмыкнул я. А сам тем временем сделал зарубку в памяти, сегодня же отписать князю-кесарю, пущай Берлога прошерстит фактории купцов. Уж больно странно для них сверх меры деньги под охрану выделять, здесь дело нечисто. – А вот скажи мне, почему царские указы люди выборочно исполняют? Что выгодно делают, а что нет, то вовсе не чешутся, пока надзорная команда не придет.
– Это ты о чем, государь? – удивился барон.
– Дошли до меня интересные слухи о наших советниках и их прихлебателях. Некоторые вконец обнаглели, из казны не могут утащить, так мздой за год собирают столько, что в сумме двести тысяч солдат и офицеров одеть, обуть и вооружить можно. Есть письмецо и на твой счет, Артур, – с грустной улыбкой закончил я, доставая из стола небольшой вчетверо сложенный лист желтоватой бумаги.
– Клевета, – открестился датчанин.
– Все может быть, но ты знай, что верность окупится сторицей без обходных путей. Впрочем, учить тебя не буду, сам ведаешь о том, что если товар дрянной гнать будешь, то наказание рублем будет болезненным. Играй с купцами и боярами, Артур, но не забывай о том, кому служишь.
– Ваше величество, так я и в мыслях не держал быть против тебя. Мне Россия стала вторым Отечеством! Да были случаи, когда цены поднимал да людей сманивал, так ведь не запрещено это, ты сам дал добро фактории в городах открывать, вот и кручусь, как могу, – с обидой в голосе недоуменно ответил барон Либерас. – Или прогневил тебя еще чем-нибудь?
– Нет, Артур, других грешков за тобой замечено не было. Да и мне надоело постоянно видеть вокруг одних хапуг и лгунов, хочется вернуться на пять лет назад и вновь засесть в рязанском дворце за кружечкой сбитня и говорить, мечтать…
Улыбка на сей раз почти удалась, жаль только, барон ее не оценил. Он смотрел на меня настороженно, с искренним сочувствием, которое редко удается увидеть на лицах придворной мишуры. Не знал он о десятках подметных писем, доставляемых мне каждую неделю нераспечатанными личным кабинет-секретарем Макаровым, доставшимся «в наследство» от батюшки. И должен заметить он оказался незаменим в своем деле.
Алексей Васильевич, сын подьячего вологодской воеводской канцелярии, обладал небывалой преданностью царской семье, сдобренной благоразумием и фантастической работоспособностью, чем заслужил к себе царское безграничное доверие. Не зря именно Макаров вел от моего имени обширную переписку с русскими послами, губернаторами, министерствами, Синодом и Царским Советом. Ведал кабинет-секретарь тратами двора, расходами на Кунсткамеру, и, что естественно, именно он принимал челобитные для царя.
Я на барона смотрел с некоторой жалостью, ну не может он знать о том, что творится у меня в душе, какие бесы терзают ее. И ведь не скажешь, что государь попросту сорвался. Мол, бывает, друже. Нет у царя слабостей! Их не может быть, он для всех должен быть эталоном, всегда знающим как достичь желаемого.