Кто бы мог подумать, что подкрепление, насчитывающее едва ли пять полноценных полков, без поддержки кавалерии сможет вынудить четырехкратные силы отступить. И ладно бы в обороне – так ведь русские сами атаковали и потом еще через реку переправились, на глазах у его войска!
По трудам Цезаря и Макиавелли, следовало сразу сбросить неприятеля с захваченных позиций, чем Таль и озаботился – думал, что хватит полка кирасиров Ларенца и полка Крайца. Уж чего-чего, а каждый вменяемый генерал знает, что пехота без укреплений – смазка для конницы. Так было и так будет.
Однако русские опять порушили все планы. Мало того, что каким-то жутким колдовством смогли выстоять под натиском бравых воинов императора, так потом вовсе перешли в наступление. И ладно бы только эта горстка бешеных, так еще и окруженные войска, готовые сдаться в любую минуту, показали свою варварскую сущность и вышли на бой.
И как, мерзавцы, пошли, ох как пошли! Игорь даже на секунду пожалел, что сам не идет в шеренгах среди зеленых мундиров. Но это сейчас, а совсем недавно казалось, что исход сражения предрешен!
Генералу казалось, будто русские наступают неорганизованно – словно в отчаянье. Таль решил осуществить дерзкий контрудар. Он приказал генералу Горану Варкусу атаковать со своими солдатами прямо через лес. Тем более что колонны противника двигались по большой поляне. Упускать такой шанс было нельзя.
Варкус вывел своих прямо из-за деревьев и кустов, надеясь ударить во фланг. Однако русские будто знали наперед, что враг появится именно там, от правого крыла навстречу трансильванцам наперерез вышли два полка, а малочисленные драгуны начали готовиться к атаке клином.
Горан решил, что его численное превосходство решит исход боя в его пользу, и бросил солдат на русских. Вот только, стоило пяти полкам построиться в боевой порядок, как по ним открыли огонь. И ладно бы враг был рядом, но до него оставалось не меньше трехсот шагов! Вести стрельбу из мушкетов на таких расстояниях сущее безумие. Правда русским на это плевать – солдаты Варкуса падали один за другим, щедро одаривая скудную землю своей кровью.
– За империю! – закричал генерал.
Ударил барабанный бой. С новой силой запели трубы. Одетые кто во что горазд солдаты строевым шагом тронулись на противника, который не шел встречать их таким же строем, а рассыпался на мелкие группы.
Варкусу сначала казалось, что, стоит подойти ближе – и враг будет повержен, но стоило шеренгам подойти на расстояние выстрела, как «островки» отступили, не забывая стрелять по неприятелю. Трижды повторялось подобное, а затем неожиданно перед поредевшими рядами трансильванцев возник монолитный зеленый строй.
Залп! Залп! Залп!
Три волны свинца обрушились на солдат Трансильвании, смывая и без того невеликий их воинский дух…
А когда слева раздалось «Ур-ра!» и эскадроны драгун влетели в не успевших перестроиться пехотинцев, строй посыпался, будто карточный домик от легкого дуновения ветерка…
Пять полков в одно мгновение превратились в безумное стадо, бросившееся бежать куда глаза глядят, кинув на поле брани все свои штандарты. Толпы ломанулись в лес, а разгоряченные драгуны рубили и топтали обезумевших врагов между деревьями. Генерал Варкус был ранен пистолетным выстрелом в голову, в последний момент его адъютанты успели вывезти его бессознательное тело к своим позициям.
Это случилось пятнадцать минут назад, и командующий не знал, что теперь делать. Фактически после этой контратаки русских бой превратился в бесконечную перестрелку, переходящую кое-где в отчаянные штыковые схватки.
С каждой минутой положение зажатой с двух сторон армии Таля становилось все хуже и хуже. А численное превосходство, казавшееся панацеей от русских варваров, обратилось в яд гадюки – паника отступающих, а если быть правдивым, то и бегущих войск первой линии, подорвала дух трансильванцев настолько, что они готовы броситься наутек при первой возможности! Сдерживало солдат только одно – полки в бело-черных мундирах…
Два дня спустя
Проводник русской армии – Горус Пискалис, чудесным образом переживший все перипетии скоротечной военной операции могучего северного соседа, а теперь наверняка еще и хозяина, пребывал в простодушном неведении о том, что на его глазах произошли события, напрямую влияющие не только на внутреннюю политику России, но и на внешнюю.
Хотя потомку греческой полукровки и валашского квартерона по большему счету на это плевать – лишь бы русские выполнили то, что обещали…
До Онешти остался всего один дневной переход – меньше полутора дюжин верст. Однако из-за каменистой почвы и множества мелких камней, выбивающих подковы коней быстрее кузнечного молота, дойти до своих в срок оказалось не так просто. И ладно бы свободно завершить поход, так ведь наседают проклятые имперцы, вот-вот перекроют единственный проход к городу. А надеяться на то, что баварец генерал-майор Зигмунт Хельц сможет найти еще один отряд для новой помощи – смерти подобно.
Вот и гнал Митюха всех вперед, невзирая ни на стоны, ни на жалобы, ни на приказы более старших по званию соратников, которые вздумали проявить ослиное упрямство в тот момент, когда дорога каждая минута!
Прохор взирал на разгромленный штаб противника со смесью удовлетворения, гордости и щепоти печали. И вроде его братья совершили очередной воинский подвиг: не одни, конечно, но и вклад внесли ощутимый – прорвали заслон кирасиров, отбили две из трех артиллерийских батарей и вдобавок одними из первых ворвались на холм, где располагался вражеский штаб. Любой согласится – перечисленное выше немалый повод для гордости, если бы не одно «но» – фельдмаршала Шереметева во время контратаки кирасиров ранило в голову. Будь они в Корпусе, под приглядом знахарок или вовсе императрицы, то за жизнь именитого воина и полководца удалось бы побороться, но в этих условиях, когда через полчаса потребуется спешно ставить на ноги изможденных бойцов и гнать вперед, не считаясь с усталостью – это подобно смертельному приговору…
– На все воля Господа нашего, – прошептал Прохор и перекрестил едва дышащего фельдмаршала тремя перстами.
– Следует, покамест вражина не вернулся, занять этот холм и держаться. Там. Глядишь, и фельдмаршал в себя придет, скажет, как дальше быть, – заметил кто-то совсем рядом.
– Мало сил на экзерции сии, – неуверенно возразил второй голос.
– Плевать! Меньшим числом османов гоняли, да и швед в случае чего отступать не гнушался, – продолжил давить первый.
Голоса становились все громче. И стало ясно, что шли они именно в палатку к раненому Шереметеву. Митюха с интересом прислушался, уловив на грани голос третьего говорившего – знакомый говор, с новгородскими нотками, принадлежащий Ефиму Петровичу Вартанову.
– Людей у нас побили изрядно, да и запасов к артиллерии почти не осталось – едва контратаку поддержать сумели. А о тягловой животине и говорить не след, без меня знаете, в каком состоянии – считай пушчонки на своих руках придется нести…
– Эка беда! Да бросить их в реку куда поглубже и вся недолга, нечего над ними чахнуть, – продолжил «первый».
От такого выверта мозга пока что невидимого генерала Митюха онемел – во время государева заказа и множества приказов по обобщению артиллерии к единому ряду предлагать подобное все равно, что занемогшему бойцу руку отсечь, дабы тот поправился. Тут не о глупости уже речь идет, а о вредительстве, да таком, что впору дыбу готовить или пару березок.
– Не спеши, Григорий Осипович, времечко для скорых дел не настало, али забыл, как сии пушчонки нашей стране достались? – осадил того Вартанов, одновременно с этим откинув полог шатра.
– Оборону все равно держать нужно денька два, а то и три, к тому же фронты сократим, ежели батареи боронить не придется, – ответил все тот же голос и вошел следом за генерал-лейтенантом.
Только теперь Прохор увидел «стратега» – розовощекий, с небольшой отдышкой, хотя, судя по телу, жирком до тягот обрасти не успел.
«Болеет, поди?» – подумал Митюха.
– Здравствуй, Прохор, рад видеть тебя и твоих воинов! – не скрывая радости, первым поприветствовал командира витязей Вартанов, протягивая руку.
– И вам здравия желаю, Ефим Петрович, – ответил Митюха.
Было время, когда они вдвоем немало деньков провели вместе: один под крылом Шереметева, второй у государя. Несмотря на разницу в возрасте, Вартанов быстро заметил талант юноши, а затем и молодого мужчины и перестал относиться к нему как к скороспелому неслуху, по воле судьбы получившему хлебное место подле императора. Впрочем, назвать их друзьями все равно не получилось бы – слишком велика разница между ними. И причина тут явно не возраст.
– Позвольте узнать, о какой обороне вы сейчас говорили?
Розовощекий генерал-майор нахмурился, смерил Прохора недобрым взглядом и нехотя ответил:
– Фельдмаршалу требуется покой, в таком состоянии его нельзя перевозить, за сим встанем грудью на пути ворога, благо людишек у нас теперь больше, да и окружить они уже не сумеют – в себя после боя только-только прийти успели.
Митюха от подобного заявления опешил. Ведь как бы там ни было, но по Уставу командующий любого подразделения в случае опасности окружения или вовсе полного уничтожения обязан вывести воинов на союзную или нейтральную территорию, тем самым сохраняя жизни людей для выполнения последующих задач. Здесь же, в данный момент, Прохор услышал от более старшего товарища, опытного и главное знающего – полную противоположность. Конечно, Устав предписывал стоять до последнего, но только лишь в случае защиты мирного населения от наступающего врага или для рекогносцировки союзных сил для последующей контратаки. Правда оба случая в данный момент таковыми не являлись, и Второй Южной требовалось как минимум резво собрать пожитки, артиллерию, лазарет и тут же послать под прикрытием нескольких батальонов вперед, а самых боеспособных воинов выставить в арьергарде – отражать атаки преследующего врага.