Теперь для них назад дороги нет, пути отступления растаяли, как капля меда в кипятке, ведь пролитая кровь заставит безопасников рыть землю носами днем и ночью. Посему отрядам князя Василия Долгорукого, Ивана Большого Афанасьева и Александра Кикина дали приказ захватить императрицу с детьми – случай уж больно удобный, всего рота в охранении в эту ночь осталась, про это сэр Клайд знал лично от болтливого служаки Сашки Пустырева, что заступил в этот день на Северо-Западные ворота.
Но, черт побери, почему эти болваны выбрали столь неподходящее время?!
Посол бесился, разбил пару венецианских бокалов и метался от стенки к стенке в своем кабинете. Вышколенные слуги ему не мешали: дураков не было. А вот посыльные, снующие словно крысы, доставляли сэру Клайду вести, от которых ему хотелось еще больше рвать и метать. Ведь бунтовщики не сумели воспользоваться неожиданностью и захватить Кремль. Теперь их отряды, под прикрытием шаек воров и грабителей, пытаются взять его на копье, теряя такое драгоценное для них время. И самое паскудное – государь московитов уже возвращается из своей поездки по ближним городам, не говоря уже об оставшихся гвардейцах в казармах за чертой города.
– Беда, господин!
В кабинет Джеффериса ворвался испуганный Гарольд – парнишка семнадцати лет, служивший еще предшественнику посла. Да столь хорошо служивший, что старый пройдоха Мортимер хотел забрать его с собой в Туманный Альбион. И как подозревал сэр Клайд, дело тут вовсе не в том, что Гарольд хорошо знает русский язык, тут скорее ценна работа ртом в целом, к тому же и на мордашку паренек смазлив как девица…
Тьфу! От столь мерзких мыслей посол скривился и едва не сплюнул на пол, опомнившись в последнюю секунду.
– Чего замер? Говори, давай!
– В городе гвардейцы и сам император!! – затрясся юнец: губенки надул, пальцами полу кафтана мнет, а взгляд то и дело на дверь с окном кидает. Такой служака в бою даже не нуль на палочке, а скорее помеха. Опасная для своих же.
– Хм… быстро они, – кивнул Клайд. – А из-за чего ор тогда?
– Так ведь мы того само… гха.
Гарольд не успел договорить, как рядом с ним оказался посол и схватил правой рукой за шею, резко поднял его и прижал к двери.
– Глупец, – пренебрежительно процедил Клайд, даже не думая ослаблять хватку, несмотря на то, что Гарольд покраснел как свежесваренный рак и сучил руками да ногами по стене, силясь хоть как-нибудь ослабить хватку своего господина. Но силы были слишком не равны.
– Мы вообще ничего о бунтовщиках не знаем и знать не хотим, заруби себе на носу, в противном случае – не сносить тебе головы.
Джефферис разжал пальцы, и паренек рухнул задницей на пол.
– Агх! Хр-р.
Пару секунд из его глотки раздавались нечеловеческие хрипы, после чего он закашлялся. Всхлипнул.
– Заревешь – убью прямо здесь. И плевать на то, что твой дед служил Кромвелю верой и правдой. Ты меня понял?
И хоть сэр Клайд говорил тихо, скрежет его голоса пробирал до костей. Гарольду ничего не оставалось – он часто-часто закивал и украдкой смахнул слезу, катящуюся по щеке, скрылся за дверью.
– Идиоты. Меня окружают одни идиоты! – прорычал посол, опускаясь в кресло.
Рука привычно залезла в третий ящик стола, нащупала пузатую бутыль односолодового виски и плеснула в стакан на два пальца. Затем он подхватил его и выпил одним махом. Янтарная жидкость прокатилась по гортани, приятно обжигая, и ухнула в желудок, даря мгновение восхитительного жара во всем теле.
На один миг глас Англии в этой дикой стране подумал о том, что побег куда-нибудь в Архангельск – лучшее решение. Месяца так на три или четыре, пока страсти не улягутся. Мешало лишь осознание простой истины – он не простой человек, и наверняка его перехватят еще на выезде из города, а тогда от вопросов безопасников ему точно не отвертеться. Пока же еще оставался призрачный шанс на то, что все обойдется.
– Плевать! Денек будет мерзкий, пусть лучше он канет в забвение как можно скорее…
Сэр Клайд опрокинул в себя второй бокал, а затем и третий. Перед глазами появилась легкая дымка, и разум погрузился в состояние полудремы: идеи, домыслы, заботы – все отступило, давая послу насладиться алкогольной безмятежностью. И плевать, что после он будет сожалеть о проявленной слабости, главное, что сейчас он отринул все прочь!
12 мая 1716 года от Р. Х. Раннее утро.
Москва. Резиденция князя
Трехэтажные хоромы еще до первых петухов пребывали в состоянии тихого ужаса. Хозяин гневается! А когда такое происходит, плохо бывает всем: и виновным, и случайным. Любому, кто попадется на глаза князю.
Разве что домашние могут чувствовать себя в относительной безопасности, хотя порой и им достается, бывало, прикажет в сердцах высечь ради разумения и, даже остыв, не меняет решения. Единожды такое с самим наследником произошло, когда тому одиннадцатый год шел, с того времени он к отцу старается в такие моменты вообще на глаза не показываться. И правильно делает, этот ход всем бы домочадцам перенять, но нельзя – работа должна выполняться постоянно, иначе смерть покажется манной небесной для ослушавшихся!
– Гришка! Тварь ты неблагодарная, куда делся?! Бегом ко мне! – глас хозяина разносился по терему с кладовой до конька крыши, заставляя всех: от челядинца до жены Софьи содрогаться и молиться Богу, дабы смиловался и остудил разъяренного властителя.
А упомянутый Григорий Отроков меж тем несся в комнату своего господина, не глядя под ноги – лишь бы поспеть как можно скорее. И угораздило же его отлучиться на задний двор в такой момент!
– Я тут, твое превосходительство! – отрапортовал он, даже не переступив порог.
– Ты где шляешься, остолоп? – неожиданно тихо, с присвистом спросил князь своего верного слугу, обязанному ему по гроб жизни.
– Прошу извинить… – склонился Григорий.
– В городе творится черт знаешь что – скорбные разумом решили устроить у меня под носом настоящее восстание. И представь себе мои чувства, когда подобное происходит без моего ведома? – Князь продолжал говорить все так же тихо, но в голосе его все больше проскальзывали змеиные ядовитые нотки. Подобное заметит любой, хоть раз потревоживший покой древесной гадюки в солнечный день подле нагретого камня.
– Людишки донесли совсем недавно. Гонцы на склады отправлены, охрана предупреждена – любых незваных гостей встретят пальбой и поднимут на копья.
– Дурак! На кой ляд мне твои склады?! Ты понимаешь, что, если сейчас случится непоправимое, молокосос нас со свиным дерьмом смешает. Его ищейки всего полгода как рыть под нас перестали, и тут такое.
Князь замолчал, побарабанил по столу костяшками пальцев и глубоко вздохнул, глядя невидящим взором на черный лакированный стол из мореного дуба. Григорий в такие моменты притворялся истуканом – знал, что Хозяин изволит думать и лучше для бренного тела ему не мешать. И плевать, сколько времени займут размышления: раньше положенного он даже с места не сдвинется.
Вдалеке раздались едва слышные крики и раскаты многочисленной пальбы.
«Могли людей и не гонять, вон, все и так слышно», – невесело подумал Отроков, а чуть погодя ор поднялся уже на их улице, правда, сразу прекратился. Сторожа в этих местах бывалые – сначала бьют, а потом уже беседы ведут.
– В общем так. Бери полсотни стражи и выступай к Кремлю. На глаза никому из этих скорбных разумом не попадайся. Если подвернется случай – поможешь гвардейцам, если нет – любой ценой захвати хотя бы одного командира бунтовщиков.
– Я могу идти?
– Ты лететь уже должен! – громыхнул князь, нахмурив брови, так, что они сошлись на переносице.
Но Григорий этого уже не видел – несся сломя голову во двор. Там в ожидании сидела дюжина битых жизнью воинов, некогда служивших в стрелецких полках, а затем перешедших на службу к родовитому князю.
Через минуту с территории вышла половина во главе с Отроковым, остальные бегом выскочили через заднюю калитку и направились в соседние подворья – собирать остальных стражей.
Вопросов верные служаки не задавали, привыкли держать язык за зубами, они по приказу могли рубиться в одном строю с вчерашними бандитами, а завтра этих же бандитов развесить по березкам. И никакие угрызения совести им не страшны – столь пагубные для служивого воина эмоции вытравливались довольно жесткими методами, ну а если же нет, то воин быстро становился случайной жертвой. Благо, что желающие попасть в стражу князя не переводились никогда.
Отряд пробирался до конечной цели околицами, стараясь оказаться в нужном месте как можно скорее. И если б они выдвинулись хотя бы на полчаса раньше, то, может статься, и успели. Вот только в данный момент они явились, дабы стать невольными участниками бойни, разворачивающейся на площади перед кремлевскими стенами!
Бум-бум! Бум-бум! Бум!
Треск и грохот! Это бунтовщики, наконец, взломали створки кремлевских ворот. Радостный ор разнесся над половиной города, но тут же сменился частыми выстрелами и проклятиями. Гвардейцев просто так не взять, и пойти на них нахрапом далеко не лучшая идея.
Вот только Гришка видел то, чего не могли заметить защитники Кремля – народу против них скопилось слишком много. И ладно бы простое отребье – его разогнать и плетьми можно. Костяк бунтовщиков составляли понюхавшие крови вояки, умеющие держать строй, прикрывающие спину товарищу и самое главное – не теряющие головы в бою.
«Пора!» – подумал Григорий.
И будто почуявшие кровь волки насторожились княжеские бойцы. С губ Отрокова уже почти раздался приказ на выдвижение, когда из-за угла донесся громоподобный цокот сотен подкованных копыт.
На площадь, будто демоны из Бездны, влетели семеновцы с палашами наголо. Они рубили всех, кто попадался на пути. Не прошло и минуты, как ослепленная яростью и вседозволенностью толпа превратилась в паникующее аморфное нечто, пытающееся забиться в самый темный угол, прочь от Старухи с косой.
Вот только кто же им это позволит? На сей счет у молодого императора было свое видение. Пощады никто из бунтовщиков точно не заслужил.