На улице тем временем раздался сдвоенный звук полкового горна, послышались четкие команды сержантов и капралов. Я был не в силах больше находиться в палатке, чувствуя, что еще чуть-чуть, и от уверенности в правильности моего поступка не останется и следа. Останусь с лекаркой, и тогда опала отца будет точно, и это притом что еще какие-то письма послу нашли! Везде скоты мешаются, и ведь подсуетились вовремя, к моему возвращению.
Оказывается, «недолгая» беседа с отцом растянулась чуть не на два часа. Гвардейские полки с пленными и орудиями стояли в низине, солдаты сидели в небольших кругах. Кто отдыхал, кто чистил оружие, а кто съедал свой запас галет – полевых кухонь, вопреки моим надеждам, у полков не было, хотя помню я, отдавал Прохор им пару штук, сам мне об этом рассказывал; идеалист мой младший брат по духу, многого не понимает и выдает желаемое за действительное. Вот и получается, что все нововведения в армии старательно глушатся самими же генералами, наживающими на нуждах обычного солдата. Сволочи!
Барабаны начали отбивать дробь, ее подхватили, виртуозно орудуя своими палочками, четверо витязей, стоящих чуть впереди выстроившихся воинов, с такими же, как и у гвардейских солдат, инструментами.
– С Богом! – шепчу сам себе, чувствуя, как на сердце появляется неприятный осадок и что-то теребящее душу не дает вздохнуть полной грудью, позволяя легким наполниться чистым, сладким воздухом.
Адъютанты носились туда-сюда, разнося послания и приказы, часть генералов стояла рядом с государем, о чем-то беседуя с ним. Я же предпочитал общество своих витязей, все же членов совета пришлось оставить в Рязани.
Честно сказать, создавая этот орган управления, я сильно просчитался, попросту не подумав о том, что демократия в таком вопросе крайне вредна для дела и конечное решение вопроса должно лежать на плечах единственного человека, дабы не было ни у кого желания оспорить оное или вовсе отменить. Что ж, пример взят, ошибки учтены. Теперь, захоти я отлучиться из ставшего родным города, сразу же объявлю регламент совета, проще говоря, правила, по которым он должен работать, его задачи, цели, время работы и, конечно же, ответственность за совершенные действия, с подписями каждого члена совета, дабы иметь ясную картину принимаемых решений.
Начало декабря 1709 года от Р. Х.
Москва
Солнце давно скрылось за горизонтом, погружая улицы столицы во мрак. Ночные тати потихоньку просыпались, горожане, не успевшие домой к заходу солнца, с опаской оглядывались по сторонам, постоянно держа ладонь на кинжале или проверяя кистень на руке, готовый сорваться с ладони смертельным снарядом. Однако мало кому помогали эти детские способы защиты: бандиты не нападали по одному, их собачья стезя – толпой навалиться на одинокого путника или взломать дверь хлипкого двора и под гогот луженых глоток наблюдать за игрой пламени во дворе.
Часто случалось так, что именно после ночных увеселений татей в Москве вспыхивал пожар, готовый переметнуться с одного дома на другой. Но все же, благодаря усилиям полиции и пожарных сил, вкупе с добровольцами из соседних домов и улиц, они почти всегда не затрагивали остальные дома. Однако нет никакой гарантии, что в следующую ночь не заполыхает твой собственный домишко, если, конечно, ты не живешь в Немецкой слободе или ближайших к казармам районах. Никакие меры против разбойников не помогали, даже войска вводили однажды, с боями беря улицу за улицей. Полицейские же ничем, кроме как перегораживанием неблагонадежных улиц, не занимались. Соваться на эти улицы меньше чем полусотне ночью воспрещалось.
Такова неприятная правда о ночной жизни столицы, где светская власть отступала перед вероломными нападениями бандитов.
Однако одинокому человеку, облаченному в одежду слуги какого-нибудь знатного боярина, спокойно идущему по одной из таких «неблагонадежных» улиц, было абсолютно все равно, кто может появиться перед ним в столь поздний час. Его лошадь стояла невдалеке, а возле нее замерла тройка угрюмых вооруженных мужчин, военной выправкой напоминавших солдат, однако ни на ком из них не было мундира.
Между тем неизвестный дошел до высокого каменного забора, скрывающего один из богатейших домов столицы, неизвестно как оказавшийся среди этого хаоса бандитских нападений и непонятных разборок между бандами. Постоял пару секунд и со всей силы ударил по окованной железом двери, за которой тут же залились лаем собаки. Постояв еще несколько секунд, человек вновь ударил в дверь, вызвав новую волну неистовства собак.
Так продолжалось до тех пор, пока за дверью не послышались едва слышная возня и тихая ругань, после чего псы, заскулив, замолчали.
– Кого там нечистая в такое время принесла? Пошто людям спать не даешь? – донеслось натужное кряхтение из-за забора.
– К твоему хозяину дело имеется, – чуть слышно ответил «слуга».
– Раз дело, то завтра приходи, ближе к обеду, тогда, может, мой господин тебя и примет.
– Ты, кажется, не понял меня, холоп! Впусти меня немедленно! – разозлился неизвестный.
– Ну-ну, ты мне тут не ори, иначе собак спущу, а то и пару охранников приведу, они тебя вмиг успокоят, – ответил дворовый слуга, убирая связку ключей в передний карман на кожаном фартуке. Обязанности старого Митрофана включали не только уход за двором, но и починку замков, дверных петель, так что и одежда слуги несколько видоизменилась, совмещая надежность и практичность.
Развернувшись, слуга пошел прочь от двери, бурча себе под нос о безумцах, непонятно что забывших на подворье у хозяина. Да еще столь наглых безумцах: ишь, чего захотел – встретиться ему надо!
Но внезапно старик замолчал, услышав все тот же тихий голос из-за двери:
– Посольство мало, людей в нем немного, но пару преданных делу людей всегда можно найти…
Митрофан резко остановился, будто пораженный молнией, которая тут же исчезла, не причинив вреда. Старый слуга быстро подбежал к двери, спихнул на землю пару брусьев и отодвинул задвижку; покопавшись в связке ключей, нашел нужный и открыл замок.
Неизвестный тут же шагнул за порог и, не глядя на Митрофана, прошел через двор, бросив через плечо:
– Меня не провожай, дорогу я знаю.
Спустя десять минут в полутемном кабинете купца сидели двое: сам хозяин и пришедший только что человек.
– Он вполне подходит для нас.
– Ты уверен, Дима? Если мы ошибемся, второго шанса не будет, – тихо сказал купец.
– Борис передал письмецо.
Протянув конверт, сидящий напротив купца человек встал с кресла, подошел к невысокой тумбочке и налил себе кваса. Купец же, взяв в руки конверт, зажег пару свечек и углубился в чтение.
– Что ж, если написанное – правда, то мы поможем ему…
– Не ему, купец, не ему, – возразил «слуга». – Он знать не знает об этом. Это Борис предложил старейшинам такой выход из сложившейся ситуации, почти сразу же после разговора с ним, – возразил Дмитрий.
– Вон оно как… И что же узнал Борис, что так мнение свое поменял? Конечно, раньше он был страждущим, однако в последние два года сильно изменился, отцу помогает. Правда, и законы в его губернии много людям дали. Даже староверов не гоняет, хотя в угоду отцу должен бы.
– Не знаю, о чем говорил с ним Борис, но после того разговора он с ним еще много раз общался и даже роту на шпаге дать хотел, – добавил Дмитрий.
– Роту, говоришь, – задумчиво цокнул языком старый купец, борода которого свободно свисала до живота, складываясь в небольшие валики. – Что ж, если боярин так в нем уверен, то сей вопрос можно будет и со старейшинами обговорить, тем более что и случай удобный представиться может очень скоро.
– Что передать князю?
– Пускай не тревожится, мы поможем вам в этом деле. Но как бы хуже не стало, ведь сей антихрист уже знакомый, а вот будущий может ангелом и не быть.
– Мы готовы рискнуть, – упрямо наклонил голову Дмитрий.
– Тогда ступай, наши собратья сделают все возможное, чтобы помочь, – кивнув на дверь, ответил купец, осеняя уходящего гостя животворящим крестом двумя перстами.
21 декабря 1709 года от Р. Х.
Москва
Царевич Алексей Петрович
Торжественное шествие победителей
Столица. Солнце искрилось на снежных шапках деревьев, перед Семеновским полком замерли толпы народа, а за ним стояли пленные генералы и офицеры. Чуть больше двух сотен высших командиров некогда непобедимой армии приготовились шествовать под стражей по улицам древней русской столицы, которую они совсем недавно собирались без труда завоевать. Они первыми из европейских агрессоров на собственной шкуре испытали, что такое русский дух и мужество!
Взгляды в толпе говорили шведам о том, что, не будь перед ними войск, большая часть потомков викингов оказались бы растерзанными. Многие семьи потеряли сынов в этой бесконечной кровавой войне, вина за которую лежала на плечах Карла, пускай не вся, но большая часть точно.
Улицы города переполнились народом, отовсюду стекались живые реки, стремясь поглядеть на шествующих шведов.
Парад начался.
Я ехал рядом с отцом, гордо восседающим на коне, c каким-то детским восторгом оглядывающим ровные шеренги полков, идущих нога в ногу с фузеями на плечах. Уже почти неделя, как был создан свод первичных законов о торжественных парадах по образу Римской империи времен Цезаря. Торжественный въезд победителей в Москву с пленниками и трофеями не испортил и морозец, пощипывающий нос и щеки так, что хотелось тут же натереть их снегом, дабы облегчить свою участь.
Восторженные зеваки глядели на ровные колонны Семеновского полка, на ветеранов Северной войны, участвовавших во всех мало-мальски значимых сражениях со шведами и заслуживших право носить красные чулки. Отличная награда за то, что именно они в 1701 году, стоя по колено в крови, спасли войско от гибели под Нарвой…
Четыре десятка пушек, задрав дула высоко вверх, одновременно громыхнули, приветствуя победителей и, конечно же, едущего в середине колонн государя России вместе со свитой. Первые шеренги семеновцев, элита и гордость русской армии, гордо печатали шаг, ловя на себе сотни восторженных и одновременно печальных, грустных взглядов. Этот день был не только праздником, но и напоминанием о том, что война не бывает без жертв, люди гибнут на ней с обеих сторон – где-то больше, где-то меньше. Все зависит только от того, как они гибнут, во имя чего служат своему Отечеству.