Бог ты мой, как все не вовремя! Я же не готов к такой ответственности, да и кадров квалифицированных кот наплакал. Хорошо, что хоть витязи подрастают, какая-никакая опора имеется. Вот только базы управленцев вовсе нет, как, впрочем, и бюрократического люда. Да и как им появиться, если, вернувшись после полугодового отсутствия, объединенной работы спайки сподвижников я не обнаружил.
Как же, оказывается, тяжело заставить людей работать так, как надо! Что им всем надо?! Во-первых, это, конечно же, заработок, удовлетворяющий их потребности; во-вторых, возможность заняться любимым или интересным делом; в-третьих, быть уверенными в завтрашнем дне, то есть в своем государстве; в-четвертых, быть не балластом общества, а его связующим звеном. Проще говоря, человек должен знать, что он нужен своей стране. А как этого добиться? Нужна свобода, однако нужна она не всем: есть в обществе определенный процент людей, которые не пожелают иметь эту самую свободу от своего господина, когда придется думать самому, решать, как прокормить семью, не оглядываясь на покровителя, и постоянно размышлять о том, как быть дальше.
Да, есть о чем подумать, непременно стоит по этому поводу поговорить с отцом Варфоломеем и епископом Иерофаном, да еще не мешало бы от оппозиции церкви умного человека пригласить… Стефана Яворского, к примеру, митрополита Рязанского. Являясь ярым противником реформ моего батюшки, он сначала, после моего «преображения», пытался вмешиваться в мои дела, но так ничего и не добился. Поняв, что царевич уже не тот, что был раньше, и воздействовать на него привычным способом напоминания о догмах Православной церкви не получается, он отдалился от меня, предпочитая следить за мной из тени своей резиденции.
Впрочем, я, кажется, немного увлекся, мысли не в то русло повернули. Будем решать проблемы по мере их появления, а все остальные отложим на потом. Главное сейчас – узнать, что же случилось с отцом и жив ли он вообще.
Напрягая мозги, буквально заставляя их со скрипом работать, я окончательно растратил все силы организма, накопленные за часы сна. Продолжая обдумывать сложившуюся ситуацию, ища оптимальный выход из сложившегося положения с наименьшими затратами, я и не заметил, как веки смежились и перед глазами расплылась благословенная темнота.
Я погрузился в сладостное забвенье…
27 декабря 1709 года от Р. Х.
Преображенские палаты
Алексей Петрович Романов
Солнце плавно садилось за горизонт. Часы пробили пять раз, удары, как рокот судьбы, пронеслись по улочкам Москвы. Красная площадь в последние дни стала местом паломничества сотен людей, приносящих под красные стены толстые восковые свечи. В Успенском соборе который день идут службы за здравие государя и его наследника, да и все остальные храмы земель русских, прослышавших о несчастье, также проводили службы.
Негодование народа, его страх перед «антихристом», неудовольствие проводимыми реформами государя – все это отступило на задний план перед случившимся несчастьем. Москва замерла в эти дни, ожидая вестей из дворца государя.
Между тем мало кто знал, что полк витязей, вошедший на территорию Преображенского дворца, куда и отнесли государя, сразу же занял опорные позиции на подступах к комнатам царевича, попутно имея возможность блокировать свободный проход в опочивальню государя. Приказ Старшего брата был четким и лаконичным: «Занять оборону, в случае сопротивления или какого-либо неудовольствия со стороны аристократии арестовывать виновных и сажать под домашний арест».
Две роты гвардейцев, Преображенская и Семеновская, недоуменно взирали на перемещения молодых воинов, резво вытеснивших опешивших от такой наглости ветеранов Северной войны с занимаемых ими позиций. Однако, когда старшие офицеры во главе с канцлером Головкиным попытались было восстановить статус-кво, попросту приказав витязям «убираться обратно в свой медвежий угол», произошла небольшая стычка, в результате которой пара преображенцев получила легкие ранения, а один витязь был доставлен в комнату, переоборудованную под временный лазарет, с рассеченным бедром, приняв на себя атаку двух ветеранов, захотевших поставить на место зарвавшихся юнцов.
Все это я узнал буквально полчаса назад. Честно сказать, отдавая в обед приказ, я не думал, что «птенцы Петровы» решатся на столь открытую конфронтацию. Выходит, что дела у них действительно неважные, поэтому стоит поспешить к отцу, да и оградить его от лишнего внимания ворья не помешает.
– Все в сборе?
Вопреки запрету Юли я встал с кровати, решив, что и так непозволительно пустил дела на самотек. Одевшись в грязно-зеленую форму витязей с золотыми аксельбантами (у всех витязей аксельбанты белые, золотые разрешается носить только людям царской крови), поправил портупею с подаренной Петром шпагой, оглядел себя в зеркало, виновато улыбнулся нахмурившейся боярыне, сидящей ко мне вполоборота.
– Милая, успокойся, все будет хорошо, да и перетянули меня так, что, даже прыгай я по лестнице, ни капли крови не просочится сквозь бинт.
– Правда? – с какой-то детской надеждой в голосе спросила лекарка.
– Конечно правда. Разве ты сомневалась?
– Тогда иди, делай что должен… – улыбнулась она.
«…и будь что будет, – добавляю я про себя. – Спрашивается, как понимать особей женского пола, если логики как таковой у них нет и в помине? Впрочем, не буду забивать себе голову, примем это как должное, как некую аксиому, всем известную и не требующую доказательств!»
– Пошли, – командую улыбающимся Прохору, Артуру, Кузьме, Алехандро – всем тем, кто ожидал меня в прихожей.
Время бездействия кончилось. Оставлять все как есть я просто не имею права, иначе в головах сторонников отца могут начать появляться разные бредовые идеи: мол, почему бы от наследника тихой сапой не избавиться? Или просто отдалить от трона, тихо арестовать и посадить в тюрьму. Да и вообще, мало ли какая залетная мыслишка появится в умах хитрых, опытных, наглых ставленников отца.
Быстрым шагом наша компания идет по коридорам дворца, витязи следуют за нами, пара рот спешно готовится к отражению возможной атаки со стороны главных ворот. Мало ли какие глупости у драгун могут возникнуть? Не хотелось бы проливать русскую кровь из-за чьей-то прихоти, но в случае нужды придется сделать и это, ведь никуда не денешься: или ты, или тебя – третьего не дано.
Последние лучи солнца, отражаясь от снежного покрова на улицах и крышах домов, гуляли по стенам галерей. Ночь плавно опускалась на столицу.
Правда, в отличие от домов простых обывателей, в Кремле жизнь била ключом. Преображенцы с семеновцами стояли на каждом углу, не пропуская никого, кроме высших сановников. Вот только преградить путь царевичу ветераны не решились: слишком кощунственно это было для простого русского мужика, пускай и побывавшего в десятке сражений. Приказы старших офицеров попросту не исполнялись, а сами караулы под конвоем витязей уводились вглубь левого крыла дворца, от греха подальше.
Повезло еще, что основная масса гвардейских полков встала на постой в Немецкой слободе и на прилегающих к ней улицах. Казарм в столице не было, а впрочем, их не было нигде, кроме Петровки. Строить и оборудовать столь нужное для обычного солдата жилье государь во время войны не пожелал, тратя наличность на вооружение, обмундирование, провиант и денежное довольствие солдат и посольских приказов, и такие факторы, как здоровье и комфорт, не учитывались вовсе.
Что ж, понять это можно, но вот продолжать следовать этому не очень-то хотелось. Реформы в армии не закончились изменением формы и строевых приемов, надо только подождать немного. И выяснить, в конце концов, что там случилось с отцом!
Чем ближе мы продвигались к опочивальне царя, тем труднее было разоружать солдат без применения силы. Дошло до того, что перед самыми дверями спальни Петра замер кордон из двух десятков солдат и одного молодого капитана, наотрез отказавшегося пропускать меня к отцу. Что ж, его право.
– Полковник Митюха… – выразительно гляжу я на Прохора.
Тот, понимая все с полуслова, выхватывает из первого аналога кожаной кобуры, болтающейся чуть ли не на уровне голени, обрез и не целясь стреляет.
– Так будет с каждым, ослушавшимся моего приказа, – жестко говорю гвардейцам.
В смертельном оцепенении капитан глядит на суровые, злые лица витязей, только что наглядно доказавших своим же людям, что они не юнцы и могут постоять не только за себя, но и за честь Старшего брата, если будут на то его воля и желание.
Гвардейцы не предприняли ни одной попытки сопротивления, застыв на месте, лишь только склонили головы. Не медля, я прохожу мимо них, открываю сворки двери в опочивальню, кивнув соратникам, чтобы оставались перед дверью: видеть царя в таком положении могут не многие, слишком он непохож сейчас на того, который постоянно носился по просторам Руси-матушки.
– …Государь, но он ведь не сможет, молод еще, неопытен, – вещал знакомый льстивый голос.
«Вовремя я тут оказался, очень вовремя. Здесь что-то затевается. Что ж, тем проще будет их всех причесать под одну гребенку».
Все сомнения мигом пропали, и я, выпрямив спину, твердым шагом, насколько позволяют раны, иду по ковру к большой кровати, возле которой замерли три человека.
Кажется, здесь даже звука выстрела не слышали, вон как заняты разговором. Хотя нет, эта шлюховатая лифляндка, сидящая возле изголовья отца, смотрит на меня, вот только не говорит ничего светлейшему князю и канцлеру. Поняла Марта, что запахло скипидаром! Странно, у меня ведь не было такой жгучей ненависти к ней, откуда же она появилась? Хотя, быть может, это сейчас проявляется из-за того, что раньше я эту… хм, особу не видел, поэтому и воспоминания о ней лежали мертвым грузом, а вот теперь всплыли. И спрашивается: какого хрена Петру русские девушки не угодили, что он взял себе иноземку, да еще и бывшую любовницу своего фаворита? Хотя это-то