Царь не спрашивал, где его соратники и друзья, будто весь интерес к ним исчез. Он хотел одного – уединения с семьей, которого ему не хватало во время всей его жизни, когда он постоянно носился по просторам огромной страны.
Уходя из опочивальни отца, я услышал тихий шепот государя, молящего меня о прощении за то, что он не уделял мне даже капли своего времени. Он просил не забывать свою кровь, кровь, текущую в жилах дочерей Петра, дочерей брата отца, всех тех, в ком есть хоть капля крови Романовых.
Я почувствовал, как слезинки собираются в уголках моих глаз, готовые сорваться, но они так и остались на своем месте. Реальность заставляла быть жестким, давить в себе жалость и милосердие, выкорчевывать любым методом, даже самым радикальным.
В два часа пополудни царя не стало. Не было ни горячечного бреда, ни какого-либо осложнения; вообще, он шел на поправку, даже лицо несколько порозовело, однако факт остается фактом: государь Московский и всея Руси скончался…
Три дня длились службы в Успенском соборе и ближайших церквах, священники стояли с иконами в руках, молясь за упокой души Петра Великого. Перед иконостасами замерли сотни свечей, ни на минуту не прекращался звон колоколов. Да, Петр Алексеевич Романов как никто другой заслужил прозвище Великий, все-таки сделал он немало. И сколько бы еще сделал, если бы не эта напасть!
Но что бы ни случилось, жизнь продолжается. Похороны прошли. Разбираться с делами в первые же дни я не хотел, забот хватало и без этого. По моему желанию коронацию провели как можно скорее, без многомесячных приготовлений, там же в Успенском соборе. Тяжесть шапки Мономаха, чувство, словно на тебя взирают десятки глаз предков, ощущались особо отчетливо. Казалось, все они стоят за моей спиной с молчаливым вопросом в глазах: «А справишься ли?»
Но вот, наконец, все мероприятия прошли, в глазах народа, Бога и самого себя я стал полноправным государем Руси-матушки. Памятуя о клятве, сразу же определил денежное довольствие чете государевой, оставив их в Преображенском дворце, куда мне, честно признаться, возвращаться было неохота, да и неуютно там, что скрывать.
Сам же быстро перебрался в родную Рязань, мимоходом думая о том, как быть с Петербургом. Конечно, отец перенес столицу именно туда, заложил и уже построил ряд отличнейших зданий, то же Адмиралтейство, дворец светлейшего князя, да много что еще. Не стоит забывать и о том, что русская морская торговля с Западом осуществляется теперь в большей мере не через Архангельск, а через Питер. Да, проблемка та еще с этой торговлей: каперы шведов вообще озверели, нападают на все корабли, причем не разбираясь, под каким флагом они идут.
Подумав несколько часов, решил, что указ отца о переносе грузопотока был несколько преждевременным, пока рано это делать. Вот потом, когда Петербург окрепнет, и льготы кое-какие ему выделить можно будет, сейчас же это ненужное расточительство и трата денег. Потом, по мере наращивания значения Питера, понемногу разбить общую торговую систему с Западом морскими путями через Балтику и Архангельск, чтобы и там и там убытков не было.
При всем при этом лишать нынешний Петербург его права расти нельзя ни в коем случае, а то что получается: столько людей умерло зазря? Приток капитала должен быть обязательно, иначе город захиреет и станет обычным заурядным городишком. Да еще эти вечные затопления… Блин, и каналы-то некому построить: все достойные люди или малы, или не родились еще. Ладно, проблему эту мы решим, стоит только мозги напрячь и успокоиться.
Вопреки традиции гулять целую неделю после восшествия на престол нового царя, я строго-настрого запретил увеселения больше трех дней. Во-первых, должно быть проявлено почтение к отцу, ну а во-вторых, народ должен работать, а не пьяные дебоши устраивать, доставляя ненужную головную боль службе безопасности. Пускай зимой у большинства работы как таковой нет, но это не значит, что она не появится. Раз мои руки наконец развязаны, то малые наработки, опробованные в Рязанской области, можно внедрить и по всей России, вот только надзирателей-управленцев найти необходимо, чтобы дела не стопорились, а спорились.
Экономика страны, судя по отчетности коллегии, упраздненной неделю назад, находится в полной жопе. Казна на грани банкротства, населения по переписи прошлого года в центральных губерниях стало на двадцать процентов меньше, а в восточных губерниях – на сорок процентов меньше! Разве что сделать, как в давние времена, ход конем – отдать на откуп монополии на рыбий клей, икру, соболей, ревень, поташ, смольчуг и табак, скажем, на полгода. И прибыток сразу единовременный, и в случае злоупотреблений можно будет штраф наложить на того, кто сие учинит. Правда, поташ и смольчуг очень вредны для лесов, придется заняться тем, чтобы ограничить их получение из нестроевого леса.
Кроме того, все доходы с питейных, соляных и таможенных издавна принадлежат казне. Их тоже можно на откуп отдать, пока дела не наладятся, да и люди, взявшие в свои руки разное корчемство, будут пресекать воровство в соляных промыслах, потаенный провоз и многое другое, тем самым помогая государству. Пускай не явно, а косвенно, но все же умножая доходы казны в будущем, выискивая оптимальные способы сбора денег.
Вот только беда непомерных налогов, наложенных на подневольных людишек, остается неразрешенной: если их убрать, то казна и вовсе оскудеет до крайности. Плюс само крепостничество, которое нельзя полностью отменить ни в коем случае. Даже не потому, что есть большая вероятность бунта дворян, со всеми вытекающими последствиями. Просто русские люди еще не доросли до того, чтобы быть полностью свободными: процесс закрепощения длился века, и это реальная жизнь, а не глупая сказка, где достаточно сказать «хочу то-то и то-то», и все сразу же наладится, и все будут счастливы.
Да и понапрасну лить русскую кровь я не хочу, а значит, надо придумывать другой способ, такой, скажем, как постепенная отмена крепостничества: пока только для отдельных лиц государства, путем отбора лучших из крестьян и рабочих. Выставить, к примеру, денежную планку выкупа в размере сорока рублей (жалованье солдата нового строя составляет двадцать четыре рубля в год, при этом из него вычитались деньги на обмундирование, так что чистыми оставалось порядка двенадцати-цетырнадцати рублей). Если человек смышленый и работящий, способный к преодолению трудностей, то сможет выкупить себя, а там, чем черт не шутит, и кредит в банке взять, скажем, под пару-тройку процентов.
Правда, этот способ применим только к государственным крестьянам, остальным же придется помогать другим способом, к примеру, выкупать их у проштрафившихся и разоренных дворян. Заодно и видно будет, кто к чему более склонен. Одному, может, управлять дано от бога, а другому – воевать на роду написано. Однако цена их жизни получается совершенно разная, как и их польза Отечеству (хотя с этим можно поспорить), следовательно, Табель о рангах, которую так и не написал Петр, крайне необходимая вещь. Без нее строгая иерархия чинов будет нарушена, и соотношение между разными группами высших сановников будет чисто условным, что при абсолютной монархии крайне нежелательно.
Да и с репрессий царствование начинать не хочется, правда, и без них не обойтись. В идеале вздернуть бы пару недоброжелателей нужно, для наглядного примера остальным, да боюсь, что выводы бояре с дворянами сделают совершенно не те, которые я бы хотел.
Кстати, о боярах. Ведь моя ненаглядная прелесть до сих пор остается для меня загадкой: ни прошлого ее толком не знаю, ни рода не ведаю. Правда, утешает одно – она моя, в полном смысле этого слова. Но все-таки двое посланных гвардейцев должны окончательно определить, к какому роду принадлежит Юля. Ну не может столь знающая и благородная девушка быть простой деревенской лекаркой, не верю я в это! Что ж, время терпит, жениться я все равно пока не смогу, нужен патриарх, да и благословение матушки необходимо.
Да, проблема матушки… Что же с ней делать? Доходили ведь слухи, что она, вопреки воле отца, вела мирскую жизнь, даже любовника завела. Нужны ли мне бастарды? Нет, конечно. Вот только и запирать родную мать в монастыре будет не по-человечески. Значит, придется все решать постепенно, после того как она приедет в Рязань из суздальского Покровского монастыря. И как, интересно, мне с ней общаться? Ведь не видел ни разу, а память Алексея помалкивает об этом, даже намеков никаких нет, что не очень хорошо. Впрочем, будем импровизировать, не впервой, а как крайний случай, монастырь может быть вполне реальной перспективой…
– Ваше величество, что-то случилось? – обеспокоенно спрашивает епископ Иерофан, сидящий напротив меня.
– Нет, все нормально, я просто немного задумался, – очнувшись, отвечаю епископу.
– Кхм, – слегка кашлянул Иерофан, вертя на мизинце тоненький ободок золотого кольца с небольшим изумрудом.
– Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я пригласил вас сюда? – откинув ненужную полемику, перехожу к делу, о котором думал всю последнюю неделю.
– Да, особенно интересно было бы узнать: почему такая спешка? Все же мне чуть ли не в крещенские морозы выехать пришлось, – слегка мрачно ответил епископ. – Я, конечно, моложе многих епископов, но все-таки здоровьице стараюсь беречь.
– Правильно, здоровье – оно ведь один раз на всю жизнь дается, его беречь просто необходимо… Правда, не в ущерб службе государевой, – хмыкнув, говорю Иерофану.
– Так где же тут служба, ваше величество? Когда это Церковь наша всеблагая под дланью государя была? Отродясь такого не было. Помогать помогала, опорой престолу была во времена тяжкие, но никогда на коленях не стояла, – нахмурился епископ, с силой сжимая изумруд на кольце.
– Признаю, не было такого. Да вот только до добра ли довело это? Вот и патриарха нет на Руси. Думаешь, батюшка мой, царствие ему небесное, просто так это сделал – оставил местоблюстителя, а не посадил нового владыку?
– Не знаю этого, молод был в те времена, не до склок мне было, – с неохотой ответил Иерофан, продолжая вертеть кольцо.