Никифор, сохраняющий невозмутимый вид даже во время сражения, стоял позади, чуть ближе, чем генералитет армии, обсуждающий возможные варианты продвижения вглубь вражеских территорий.
– Пусть подождут. Через полчаса приведи их в шатер, – подумав, приказываю обер-камергеру и, вздохнув полной грудью, поворачиваюсь к господам генералам: – Что мы имеем на сегодняшний день, господа?
Все посмотрели на старого фельдмаршала, стоящего рядом с генерал-майором Чириковым и генерал-лейтенантом Рене.
– Из-за того, что часть сил пришлось оставить в Молдавском княжестве, на границе с Булджаком, мы лишились двух пехотных и двух драгунских полков. Но мы одержали победу, к нам стекаются ополченцы православных земель; если так будет продолжаться, то через пару месяцев у нас будут сформированы десять-двенадцать новых полков.
– Ну а все же? – спрашиваю его, медленно направляясь на небольшой холм, срезанная вершина которого образует удивительно удобное место для стоянки.
– Мы потеряли под Беркнишем почти семь тысяч человек убитыми и тяжелоранеными, в большинстве это молдавские полки и казаки с драгунами, калмыцкий отряд почти не понес потерь. В крупных поселках и городах княжества на случай появления разбойничьих банд мы оставили гарнизоны в пару взводов общей численностью в батальон. Но добровольцев сейчас особенно много, думаю, скоро под командованием вашего величества будет не менее восьмидесяти тысяч.
Князь Шереметев шел за моим плечом, постоянно хмурясь, тревога не сходила с его лица последнюю неделю. Ему не понравилась предложенная стратегия быстрого захвата вражеских земель с блокированием крепостей, без немедленного взятия. Ну не воюют так в Европе! Вот и получалось, что моя идея оказалась понятна лишь паре генералов – Григорию Долгорукому и Александру Меншикову. Да еще Прохор поддержал мысль, предложив блокировать только крупные крепости турок, аргументируя это тем, что большая часть земель с радостью воспринимает приход русской армии, а полками добровольцев можно будет свободно осаждать крепости, ведь все равно ополченцы на большее пока не способны.
Эх, жаль, что шведский король из Бендер сумел сбежать. И как, интересно, у него это получилось? Казаки-то Данилы Апостола перекрыли узкую полосу сообщения между Галацем и Измаилом намертво. Впрочем, бог с ним, наверное, по Днестру ушел, а там прямиком до Царьграда.
– А что нам скажет молдавский господарь? Что-то заскучал он здесь, – спрашиваю нахмурившегося Кантемира, сидящего по левую руку от меня.
– Не скучаю я, ваше величество, думаю о судьбе горемычной, – вздохнув, ответил молдавский господарь.
– Так в чем дело? Нарушил кто мои указы, людишек твоих обижает или денег за провиант и квартиры недодали? – удивляюсь столь необычным словам князя.
– Нет, люди радуются, что пришли наши русские братья, они провиант порой вовсе без денег дают. Другое мучает меня, государь… – Словно пробуя на вкус обращение, Кантемир запнулся. – Не будет ли со мной то же самое, что и с Бранкованом?
Князь Валахии первым связался с Петром, предложив ему прийти на православные земли и освободить их от турецкого ига. Именно он стал тем камнем, который направил путь нашей армии на земли Молдавии и Валахии. Как только русские драгунские полки прибыли в Бухарест, Бранкован присоединился к России. Господарь вывел на помощь все войска: семь пехотных полков и два полка легкой кавалерии – гусаров, набранных из валашских подданных, сербов и венгерских дворян.
Генерал-лейтенант Рене, руководивший добычей провианта в землях дружественного княжества Валахии, увел новые полки к границам, на соединение с основной армией – турецкая армия подошла к нашим позициям. В это время, по причинам мне непонятным, князь объявил себя на стороне турок, видимо, решив, что русские войска проиграют предстоящую битву.
В тот же день один из полков сербов под командованием Ивана Текелии взбунтовался, при попытке захвата князя один из офицеров попал Бранковану из пистоля в ключицу, полностью раздробив ее. Два дня князь валялся в горячке между жизнью и смертью, но на третий день силы покинули ослабленное тело, и он умер. Княжеские полки через неделю оказались возле границы с Османской империей, во главе с командующим генерал-майором Иваном Текелией.
Коронный договор с княжеством пришлось переписывать: земли вошли в состав России на тех же правах, что и великоросские территории, за исключением духовных дел и некоторого гражданского делопроизводства. Наследники мятежного князя взяты под домашний арест, никому из них не разрешается покидать столицу под страхом смерти.
– На сей счет можете не волноваться, князь, если только вы не решите последовать пагубному примеру вашего соседа, – успокоил я Кантемира.
– Таких мыслей у меня и в помине нет, государь, – нервно сглотнул он, смотря на руки.
– Что ж, раз вопросов больше нет, то, думаю, нам пора принять делегацию от православных народов, ведущих народную войну с турками…
Я ожидал увидеть полуоборванных повстанцев, но в шатер вошли трое крепких, уверенных в себе офицеров. Камзолы слегка потерты, штаны из плотного сукна облегают ноги, не стесняя движений при ходьбе. На поясе у каждого висят ножны – шпага или сабля.
Подойдя на пару саженей к столу, двое замерли на месте, склонив непокрытые головы, а третий вышел вперед и достал из-за пазухи сложенное вчетверо письмо.
– «О благочестивейший царь-батюшка, красносиятельное солнце правды! Милостивым оком воззри на нас, убогих, и твоими царскими щедротами промысли о нашей отеческой Сербской земле, от многих лет, грехов ради наших, ярмом басурманским обремененной, особенно когда воздвиг Господь Бог крестоносную десницу твою на басурмана проклятого. Не забудь и нас, малейших, приглашением царским и милованием своим, да и мы потщимся службою своею за своего православного царя!»
Прочитав послание, офицер встал на колено, не решаясь поднять взгляд от земляного пола шатра.
– Встань, мил человек, – даю посланнику знак подняться, – назови себя, а мы решим, как быть, чем помочь угнетенным народам.
– Я полковник Волина Потыседа, один из командиров сербского ополчения, восставшего против турецкого ига, прибыл к всемилостивейшему заступнику с просьбой о помощи моему народу, – уважительно поклонившись, ответил офицер.
– Что ж, приятно осознавать, что сербский народ нашел силы встать на защиту родной земли. Этот поступок по меньшей мере достоин уважения.
Генералы частью улыбаются, частью хмурятся, некоторые уважительно смотрят на застывших командиров повстанцев. Сами же сербы замерли в напряженных позах, с дрожью ожидая моего решения.
А каким оно может быть в нынешней ситуации? Единственно возможным и правильным будет оказать помощь, причем не военной силой, а гарантией прикрытия восстания православным государством. Если вспомнить, что в начале весны сербский полковник Михайло Милорадович отправился на территорию турок для поднятия восстания черногорцев, то становятся понятны и другие задумки по подобным вопросам.
Как писал Милорадович в письме, приехав в Македонию, Диоклетию и прочие провинции края, он сумел собрать всех христиан, князей и воевод. Подал грамоты о свободах православному народу в лице Даниила, митрополита Скендерийского, не обделив других почтенных людей. Прочтя грамоты, люди обрадовались, начав повсеместно бить турок, проливая кровь за веру и Отечество. Даже те, кто получал раньше жалованье от венециан и турок, отринули его, бросились на борьбу с захватчиками.
Правда, первоначальный успех может оказаться бессмысленным, если не снабдить повстанцев всем необходимым. Частично они вооружились сами, за счет арсеналов в захваченных городах и крепостицах, но в основном смелые, храбрые ополченцы оказались вооружены дрекольем и вилами. Милорадович отмечал, что захваченное вооружение убогое, старое, а пушек и военных припасов для них вовсе не имеется. У отрядов постоянная нужда в олове и порохе, а достать их негде: латины с венецианцами не продают их даже под страхом смерти.
«Латины гораздо враждебнее нашему богоугодному делу, чем сами турки, ибо латины надеются, что земля будет вся их. И когда мы ходили на турок, то латины посылали к ним письма, обнадеживая их, чтоб не боялись, уговаривали турок…» Эти слова Милорадовича лучше всего отображают настоящее отношение проклятых католиков к православному народу.
– И вдвойне приятней говорить о том, что русский народ не может оставить братьев-славян в трудную минуту. Однако какой помощи вы желаете?
– Воинов у нас хватает, ваше величество, но вооружения очень мало, нет пороха, свинца, про орудия говорить вовсе не стоит, – ответил полковник.
– Что ж, не могу сказать, что у нашей армии всего этого вдосталь, но, благодаря нашим верным союзникам Валахии и Молдавии, мы сможем отправить необходимый обоз с боеприпасами, – гляжу я на Кантемира и Ивана Текелию.
– Мы будем благодарны, всемилостивейший, за помощь, но это не главное, для чего мы прибыли. От лица всего сербского народа мы просим русского царя принять нас под свою руку, как верных сыновей своих…
– Об этом пока не может быть и речи, – резко обрываю я их.
На лицах офицеров застыла детская обида – будто им показали конфету и тут же убрали, нагло посмеявшись напоследок.
– Но…
– Никаких но, господа, все коронные договоры, наподобие тех, что Россия заключила с княжествами, мы сможем рассмотреть только тогда, когда ваши полки выйдут к нам на помощь, выгнав с территории или истребив турецких нахлебников…
Слова я говорил правильные, нужные, даже убедил сербских командиров, почти убедил генералов, но часть втихомолку улыбалась. Тут и младенцу понятно, что просто так такие территории никто не отдаст. Та же самая Австрия Габсбургов с удовольствием отзовет армию с западного направления только для того, чтобы не дать своим сербам поднять головы, а то и вовсе прихватить кусочек-другой от территории Османской империи. Только этот кусочек будет пропитан русской кровью или, на худой конец, кровью наших союзников.