Конец апреля 1708 года от Р. Х.
Места близ Воронежа
Бригада Алексея Романова
Колонны воинов шли по чуть просохшей дороге, изнывая от не апрельской жары, да к тому же и форма солдат оставляла желать лучшего, благо хоть витязей я успел переодеть в более нормальную одежду, а не в эти…
С самого начала обучения, даже за месяц до начала, одним из главных вопросов стало обмундирование кадетов. На начальном этапе, то есть первый месяц, с ним было более-менее понятно. Закупили дешевую ткань, затем на манер хэбэшной формы пошили брюки и куртки. Эта работа досталась женской половине деревни, усиленной привезенными из города рабочими руками, освобожденными от работ то тем или иным причинам.
Правда, отличия от формы моего времени все-таки были, ведь не могли же витязи быть просто солдатами, им требовалась изюминка, пускай пока хотя бы в форме. Этой изюминкой стал черный берет.
Но введение формы – это еще полбеды. Появилась такая проблема, как обувь для кадетов. Вначале закупили такую же, какую использовали для обычных солдат: башмаки с медной пряжкой, в походе заменявшиеся высокими сапогами. Хорошо хоть первая партия в сто штук башмаков прибыла много раньше всего товара. Иначе возвращать пришлось бы все и сразу, а так часть оставили, а часть пришлось раздать чиновникам за заслуги перед наместником – как поощрение.
Решение сей проблемы нашлось довольно-таки быстро. Местные обувщики согласились подсобить с реализацией, суть которой сводилась к тому, что они пошьют нужное количество сапог, выполненных по моим корявым эскизам. Увидев первую сделанную пару сапог, я выпал в осадок – ни дать ни взять кирзачи, только с немного зауженными голенищами, дабы при ходьбе голень плотно обхватывалась, уменьшая возможность вывиха.
При всех этих изысках, если так можно выразиться, каждый витязь должен комфортно чувствовать себя в своей форме, дабы с честью и гордостью носить ее на глазах людей. Однако кое-что я все-таки недоглядел или недоучел. Молодые отроки, начавшие заниматься на полигоне под приглядом наставников, столкнулись с такой проблемой, как непрочность штанов, постоянно рвущихся на коленках и между ног. В итоге пришлось срочно делать заказ у рязанских портных на новые партии столь нужной части обмундирования. Неприхотливые, прочные и в чем-то даже стильные штанишки обошлись в кругленькую сумму, но решили возникшую проблему.
Все мучения и головная боль, связанные с новой формой (точнее, единственной формой для витязей) окупились сторицей. Стоит только взглянуть на идущие полки нового образца (это те полки, которые сейчас формируют в России на манер европейских, взамен стрелецкого войска) и на батальон витязей, идущих в арьергарде колонны. Что ни говори, но для Руси надо создавать свое, а не брать готовое решение у Европы.
Безусловно, Петр это понимает, вот только его действия скорее вызывают отторжение, нежели поддержку, особенно у старых и знатных родов. Намекнуть бы царю, да я не враг себе, все же мои позиции еще крайне шаткие, хотя уже и не напоминают, как прежде, соломенные столпы, держащие раскаленную чашу. Они видоизменились и теперь больше напоминают ивовые прутья, держащие все ту же раскаленную чашу. Что делать, придется наследнику пока терпеть все это, чтобы достичь желаемого!
Увы, но реформы отец проводит слишком спешно, опираясь в своих решениях на «новых» дворян. Отцу не докажешь, что бояре – люди нужные не только для того, чтобы доить их как коров, а еще и для того, чтобы ставить их на значимые и сложные должности. Хотя перед этим их следует проверить, а по возможности и какой-нибудь компромат на них собрать. Так, на всякий случай.
Но опять же, это мой взгляд, уже порядком лишенный той романтики, которая столь присуща всем юнцам, когда они грезят о «справедливом и честном мире». Вот только нет такого мира! И не будет! Никогда! И нигде! Есть только тот мир, который создает человек для своих близких и родных, а ежели речь идет о царе, то этот мир включает в себя всех его граждан без разбора.
Мало, очень мало достойных, действительно достойных! Но кто сказал, что не надо стремиться к лучшему? Кто запрещает людям это? Сам человек не хочет совершенствоваться, предпочитая тихо и мирно жить в своей рутине, не желая знать, что творится за околицей. Вот именно для таких людей, «спящих» в своих домах, и нужен такой государь, как Петр! Да, именно так!
«Да? А то, что он столько людей загубил… и еще загубит…» – прошептал знакомый голосок в моей голове. «Но он ведь хочет как лучше…» – «Тебе прекрасно известно, куда ведет дорога, созданная благими намерениями!» – чуть громче прошептало мое второе «Я». «Я помогу ему, и он не совершит тех ошибок, которые сделал в моем времени». – «Обещаешь?» – спросил голос. «Да». – «Помни об этом», – еле слышно прошептал голос, растворяясь в моей голове.
– Господин бригадир, впереди дым.
Вопреки устоявшемуся порядку назначения на воинскую должность, государь перед походом присвоил мне временное звание бригадира, так сказать, опробовать в деле и в случае чего лишить его. Свиток с царским оттиском находится в моих дворцовых покоях как символ одной из пока еще немногих побед…
Посмотрел в сторону говорившего и увидел одного из разведчиков отряда Никиты Селиванова.
– Много?
– Да не то чтобы много, но, кажись, домов пять горит, – ответил разведчик.
– Какие дома? Здесь и избушки захудалой не должно быть, не то что каких-то домов! – изумился я, хотя сам прекрасно понимал, что придется все карты в срочном порядке обновлять.
Хорошо хоть сотники витязей наносят маршрут на свои карты, подробно вычерчивая весь ландшафт. Конечно, до полноценной военной топографии далековато, но вот азы, данные витязям лично мной на тех немногих занятиях, которые я проводил, будучи в расположении корпуса, пониманию и составлению схем и карт, пускай немного коряво, но научили. В конце концов, я же смог разобрать и даже мысленно воссоздать по начерченным картам витязей-сотников пройденный нами маршрут. Хотя, может, это случилось из-за того, что свежа память о самом переходе? Нет, пожалуй, все же кое-чему научить смышленых отроков я смог.
– Хорошо. Зови ко мне своего командира, – приказал я разведчику.
Через пару минут ко мне подошел запыленный Никита.
– Господин бригадир, – отдал мне честь главный разведчик. – Впереди пепелище какой-то деревеньки, не указанной на наших картах. Дым, который сейчас виден, идет от развалин.
– Вот тебе и «освобождение от гнета», – криво улыбнулся один из полковников, боярин Третьяк Бердышев.
– А что с жителями? – задал я насущный вопрос.
– Половина осталась в деревне, в основном старики и мужики, остальных нет…
– Как это нет? – недоуменно спросил я его.
– Да вот старики с мужиками на земле лежат с распоротыми животами, а остальных никого нет, – хмуро ответил Никита.
– Звери, а не люди! – воскликнул Кузьма.
«Хм, прямо рыцарь какой-то! И где только нахватался? Прекрасно знал, куда едем. Война со своими согражданами всегда самая кровавая и беспощадная, здесь не бывает полутонов: либо свой, либо чужой! А иногда и свои становятся чужими…» – подумалось мне, глядя на него.
– Да нет, не звери, – возразил подъехавший Михаил и, немного помолчав, добавил: – Казаки.
– Ладно, выступаем, нам еще пяток верст надо пройти, чтобы завтра под Воронежем оказаться, – сказал я собравшимся.
Горнист тут же заиграл незатейливую мелодию, призывающую к построению. Как-то так случилось, что солдаты других полков постепенно начинали привыкать к звукам горниста и исполнять команды аналогично витязям. Не все, конечно, но основную часть точно. Хотя при этом всегда ждали разрешения начальства. Вот такой странный пример незатейливого влияния на умы людей.
– А что делать с телами убитых? – поинтересовался глава разведчиков.
– Возьми пленных и пару десятков солдат из седьмого полка, пусть похоронят, – ответил я, поворачивая коня в сторону дороги.
– Есть, – односложно сказал Никита и тут же ускакал назад.
Как мы и хотели, нам удалось пройти отмеренный путь без происшествий: не было нападений летучих отрядов казаков, не было ловушек – вообще ничего не было. Казалось, что земля вымерла.
Правда, мы не забывали, что находимся в данный момент на враждебной территории, так что к ночевке приготовились более чем обстоятельно. За что в конечном итоге и были «вознаграждены» ночным налетом сотни казаков.
Будь мы немного нерасторопней, в эту ночь моя бригада недосчиталась бы пары сотен солдат. Казаки под прикрытием ночи хотели бесшумно прокрасться в лагерь для диверсии. Вот только не знаю, почему они решили, что мы такие беспечные. Вроде бы взрослые мужики, чубы и усы растут будь здоров. Но все же напали. Да ладно бы толково, так нет, бездарно даже, справедливо заставив думать о том, не преувеличена ли слава казаков как боевых единиц. Что ж, за это они и поплатились: из сотни ушли меньше десятка, в то время как у нас погибли пара десятков из 5-го полка.
Мне самому пришлось принять участие в скоротечной схватке, потому что часть прорвавшихся в лагерь устремилась к моему шатру, при этом зная его точное местоположение, как мы узнали впоследствии от пары пленных.
«Что ж, похоже, атака не столь уж и бездарна. Будь здесь не сотня, а три, меня бы вряд ли спасли полтора десятка моих телохранителей», – угрюмо подумал я.
Услышав шум ночного сражения, иногда прерываемый звуками выстрелов, я наспех оделся, прихватив с собой заряженный пистоль с любимой саблей. Перед моими глазами предстали разъяренные воины, бьющиеся друг с другом с неприкрытой ненавистью. Не раздумывая, я бросился к первому попавшемуся бунтовщику, заходящему за спину одному из моих гвардейцев.
Удар! Казак, почуяв неладное, успевает уклониться и тут же бросается на меня, забыв про первоначальную цель. Хищный оскал на его лице сменяется детской обидой, руки хватаются за клинок, силясь вытащить его из груди – сабля легко отыскала брешь в обороне противника.