Второй полномочный посол России Алексей Романов
Вопреки совету Толстого, сходить на берег Царьграда я не стал. Не мог, и все тут: давно уже нет того города, откуда на Русь пришла вера наших отцов и прадедов, да и дневная остановка погоды, если честно, не сделает. Поэтому, вместо того чтобы праздно шататься по землям османской столицы, я сел дописывать новую главу ко второй книге по тактике, специально для командирского состава корпуса витязей.
Увы, пока только для них одних.
Ведь даже несмотря на то, что в Преображенский и Семеновский полки поступило по две сотни казнозарядных фузей, роты, перевооруженные ими, по-прежнему придерживаются старой тактики, уповая на линейное построение. Правда, отец больше предпочитает нестандартные построения, вот только до стрелковых команд он пока не додумался. Может, время еще не то? Более благородное, что ли, не столь злое, здесь ведь нет нарочного уничтожения мирного населения, придумки французских революционеров, чтоб им век не рождаться!
Да и эпоха линейных построений не прошла, скорострельность-то мушкетов оставляет желать лучшего, да и точность – с полсотни саженей дай бог попасть, и то хорошо. Залповые стрельбы – вот единственное решение проблемы плохой точности. Что ж, даже казнозарядные фузеи не решат этой проблемы, разве что позволят увеличить плотность огня, да и только.
Хорошо, что моя надежда и гордость – витязи – в полной мере оправдывают мои ожидания, схватывая на лету все то, чего я хочу добиться от них. Дела у Дмитрия Колпака наконец начали налаживаться, выпуск в литейной Истьинского завода постепенно увеличивался, стволы к орудиям поступали без перебоя. Правда, само создание полноценных 12-фунтовых пушек – процесс очень уж трудоемкий, ведь принцип литья другой, да и мелочи, наподобие стального винта на лафете, не упрощают сборку орудий.
Плюс ко всему продолговатые снаряды создают всего в паре мест – в Петровке и на самом заводе. В корпусе – начинка и общая сборка, а на заводе – собственно сами чугунные корпуса для снарядов. Про бумажные патроны я вообще молчу; как на них хватает ресурсов, я не знаю, денежный фонд-то ограничен. Хорошо, что заказы от батюшки оплачиваются по очень хорошим ценам. Поддержка своего производителя – прогрессивный шаг!
– Ну да ладно, на чем я там закончил? А, вспомнил!
В руки легло гусиное перо; легкий бриз, ворвавшийся в окно каюты, слегка приподнял желтоватый листок бумаги, лежащий передо мной, кончик пера начинает свое путешествие по бумаге…
П. 7
Контратака на превосходящие силы противника
Совершать атаку разрешается только офицерам рангом не ниже капитана, то есть поротно. Однако есть ряд ограничений, которые могут быть разумной инициативой даже сержанта, при этом не допуская глупой смелости:
– нельзя контратаковать врага без дозволения своего прямого командира, кроме тех случаев, которые указаны в п. 3 главы «Инициатива командира. Что позволено, а что нет»;
– нельзя совершать контратаку даже при малейшей возможности атаки врага в тыл или с фронтов своих соратников через образовавшуюся из-за атаки брешь в собственных рядах;
– нельзя атаковать конного противника до завершения тактического маневра врага (если до этого не было прямого приказа своего командира);
– никогда нельзя оголять собственные позиции, уводя всех воинов в атаку; в резерве всегда должно оставаться не менее пятой части от воинского подразделения (действует только для активной защиты, при прямых атаках врага это правило может нарушаться(!)).
В остальных же случаях командир волен самолично решать, как действовать в тех или иных ситуациях, при этом каждый командир ОБЯЗАН ВСЕГДА поддерживать своего собрата в бою или же сдерживать преступные порывы равного по званию. (Запомните: один в поле не воин!)
Любой командир, принявший решение о контратаке, обязан использовать все имеющиеся в его распоряжении орудия.
Однако каждый командир должен действовать в рамках Устава. Любые вопросы, появляющиеся у командиров, должны быть детально разобраны и изложены на бумаге, дабы в дальнейшем не было неясности и неточности в исполнении…
– Ваше высочество, вы позволите?
Поднимаю голову от исписанного листа бумаги – на пороге замер Петр Толстой.
– Конечно, Петр Андреевич, – указываю на кресло подле себя.
– Благодарю.
– Вы что-то хотели или просто решили пообщаться?
– Признаться честно, ваше высочество, меня очень сильно поразили наши разговоры, и даже скажу больше – сильно обрадовали. Поэтому я тешу себя надеждой, что мы продолжим их – на интересующие вас темы, разумеется…
– Я и сам с удовольствием поговорю с вами, Петр Андреевич, вот только теперь мне хотелось бы затронуть в нашем разговоре не Османскую империю, а Францию и Англию; ну, еще, быть может, Голландию, если вы не возражаете, конечно.
Убираю листы в стол, следом за чернильницей и пучком перьев.
– Конечно, не возражаю.
– Вот и замечательно. – Потянувшись, я размял руки и шею, сделав пару упражнений. – Никифор!
– Чего изволите, ваше высочество? – кланяясь, спросил камердинер, появляясь из-за двери.
– Принеси нам что-нибудь перекусить, ну и вина какогонибудь – в общем, как обычно.
– Сию же минуту будет исполнено! – пятясь назад, сказал камердинер, прикрывая за собой дверь каюты.
– Так что же вы хотели бы обсудить в первую очередь, ваше высочество? – поинтересовался дипломат.
– Как вы знаете, в Европе уже не первый год идет война за испанское наследство, и, честно сказать, мне очень интересно узнать ваше мнение на сей счет, ведь, судя по всему, мне кажется, что Франция вместе с Испанией ее проиграют, – решил я не терять времени даром.
– Я бы не был столь категоричен, хотя должен согласиться, что дела у Людовика действительно неважные: коалиция во главе с Англией, Австрией и Голландией теснит его войска по всем фронтам, не говоря уже об Испанских Нидерландах. В мире всегда есть место чуду, так что все может быть…
Разговоры со старым дипломатом стали для меня той отдушиной, которая помогала мне не допускать приступов апатии. Пускай она была вызвана расставанием с любимой, со своим детищем, с друзьями в конце концов, суть не в этом, главное, что она периодически охватывала меня. Да, я мог писать главы к тактическим заметкам для витязей, мог читать последние книги по фортификации, попутно просматривать все имеющиеся в наличии иностранные газеты, благо французский и немецкий языки были «вложены» в голову царевича. Быть может, эта странная апатия могла бы пройти сама собой, но я не знаю, насколько она могла бы затянуться.
Однако долгие беседы с послом Толстым, отличающимся от большинства современников богатыми познаниями во многих сферах жизни, приносили мне спокойствие. С ним можно было беседовать о политике и тут же переключиться на внутренние проблемы губерний; он мог рассказать какую-нибудь историю из жизни почти на любую обсуждаемую нами тему. Благо, что опыт общения с турками у него имелся большой, а они, как известно, особенно советники султанов, объясняются весьма витиевато. Единственное, чего не мог делать Толстой, это, пожалуй, упражняться со мной в фехтовании, предпочитая отдаваться созерцанию просторов и питию шербета.
Как-то так получилось, что с собой в поездку я взял не облюбованную мной саблю, а подаренную Петром булатную шпагу, и, честно сказать, не пожалел об этом. Хотя сабля и оказалась коварнее прямой шпаги, но зато уступала ей в длине, что давало шпаге несомненное преимущество перед саблей при условии, что противники равны по технике.
Каждое утро начиналось для меня с разминки и часовой тренировки с шестью гвардейцами, попарно сменяющими друг друга. Что делать, тренировать полученные навыки жизненно необходимо, мало ли что может случиться в поездке. Да что говорить, достаточно вспомнить относительно недавнее покушение на меня в лесу. М-да, интересные дела…
Между беседами и тренировками я пытался вспомнить все то, что так или иначе может пригодиться Руси-матушке в будущем, старался анализировать имеющиеся у меня в наличии данные, представлять всю картину в целом. Дела шли медленно, со скрипом, частенько и вовсе откатываясь назад – в этом деле помощников мне было не найти.
Пришлось вспоминать всевозможные агрегаты для удобства работы и улучшения всего производства. К примеру, я таки умудрился вспомнить кое-что важное о порохе. Ведь не зря же патроны создаются именно в Петровке, надо только еще создание самого пороха на поток поставить, и все будет замечательно. Благо, что утечки информации не будет, за этим внимательно следит Михаил с десятком специально отобранных людей.
Как известно, в данный момент производство почти всего пороха в мире осуществляется чуть ли не в ступках. Но пару лет назад под руководством выдающихся мастеров порохового дела Егора Маркова и Ивана Леонтьева была усовершенствована сама технология получения дымного пороха: они ввели обработку тройной смеси под бегунами, что повысило плотность порохов и их стабильность при горении.
Вот только неприятные инциденты случались и здесь, поэтому мне в голову пришла мысль о том, чтобы воспользоваться изобретением одного из ученых своего времени. Хорошо, что в свое время удалось пару раз пробежаться глазами по интересной заметке в какой-то энциклопедии…
В середине XIX века какой-то мастер порохового дела – увы, но я не запомнил его имени – предложил совершенно новый способ уплотнения пороха, намного безопасней, нежели используемый сейчас. Его суть заключалась в следующем. Вместо бегунков и разнообразных бочек и прочей утвари порохового дела используются прессы, причем они должны быть строго определенной температуры – 100–105 °C.
Конечно, до такого прогрессивного способа изготовления первоклассного пороха еще далеко, но уже в это время мы вполне реально можем создать подходящие условия для этого. Тем более что паровую машину Димка уже создал. Осталось дело за малым!