Сержант смотрел, как шведы строятся в десять колонн, причем четыре из них были расположены намного ближе к позициям русских войск, чем все остальные.
Луна, появившаяся на небосводе, играла на багинетах шведов, болтающихся у них на поясах. Она перебегала от одного солдата к другому, заглядывая в душу каждого, будто заботливая мать, провожающая своих сыновей в последний путь, но об этом мало кто догадывался, все-таки предстоящий бой занимал умы людей намного больше, чем игра владычицы ночи. Штандарты висели безжизненными тряпками, не желая развеваться по ветру. Вся природа и весь мир намекали, они говорили шведам о скором проигрыше, который наконец переломит исход этого противостояния. Но что могут почувствовать сыны земли, когда с ними говорит само небо?
За пазухой у майора лежит все то же письмо. В нем сказано, что Карл не сможет сам вести своих солдат в бой; почему именно так, указано не было. Исходя из этого, перед полком Русских витязей стояла задача захватить шведского короля, в то время как основная часть воинства шведов завязнет в бою с нашей армией. Плененный Карл сможет стать замечательным подарком царюбатюшке. Но чтобы этот план осуществился, Прохору требовалось стоять и смотреть на сражающихся с русскими войсками шведов.
Молодой витязь с тоской сжимал подзорную трубу. Мысль о том, чтобы ударить в спину этим сине-голубым мундирам, посещала его все настойчивей и настойчивей. Кто-то из пришедших с Прохором воинов тихо ругнулся, глядя на живую массу армии Карла, втягивающуюся в сражение.
Однако Прохор не зря был командиром, он прекрасно понимал, что настоящий полководец – это тот, кто прольет меньшую кровь для победы и будет смотреть, как гибнут его соотечественники, выжидая нужный момент для того, чтобы ударить и принести победу своей стране, а не тот, кто позволит сиюминутному сердечному порыву одержать верх над разумом, тем самым раскрыть свои позиции раньше времени и понести слишком большие потери, порой приводящие к полному и безоговорочному поражению.
Позади сержанты под присмотром капитанов выбирали подходящие позиции для «колпаков»: нужно было сделать так, чтобы шведы до самой последней секунды ничего не заподозрили, а то и вовсе не заметили первый залп. Что, конечно, маловероятно, ведь гранатами с картечью, все больше называемыми среди витязей «кубышками» за свою продолговатую форму, необходимо стрелять с открытых позиций.
Между тем ровные шеренги шведов продолжали наступать на редуты! Вот уже две колонны сошлись чуть ближе друг к другу, еще две обошли правее, теряя под свинцовым ливнем солдат и офицеров. Шведская конница оттесняет нашу кавалерию, вырвавшуюся из заднего редута. Шведские гренадеры начали готовить гранаты к бою, бросая их в недостроенный первый редут. Залпы фузей с обеих сторон не прекращались ни на мгновение. Плутонги фузилеров сменяли друг друга, выигрывая время для отстрелявшихся товарищей.
Прохор изо всех сил вглядывался в подзорную трубу, высматривая наиболее ожесточенные схватки за редут. Вспышки взрывов освещали разъяренные лица солдат, с ненавистью убивающих друг друга. За спиной полковника, метрах в двухстах, за деревьями готовились к началу атаки все витязи, стоящие в двух колоннах, повзводно, в порядке очередности: сначала первая рота с одного конца и вторая рота, соответственно, с другого. Впереди колонн, расчистив от трухлявых стволов путь до предполагаемых позиций огня, стоят орудия, за ними – артиллерийские расчеты.
– Вторая рота прикрывает «колпаки», – повернувшись к капитану Мишину, скомандовал Митюха, глядя, как в противоположные стороны уходят два взвода разведки, неся с собой по несколько молодых березок, срубленных во время стоянки – какое-никакое, а прикрытие для позиций в первые минуты боя у них имеется. – Всем остальным готовиться, по команде выступаем без горна.
В первой роте никого не осталось: так уж получилось, что вся она стала единственной разведывательной ротой. Половина ее ушла с сержантом Елисеевым, а вторая половина – с капитаном Мишиным. Лейтенанта в первой роте не было: слишком мало личного состава на полк Русских витязей.
Витязи второй роты недовольно сопели, но на большее не решились, все же дисциплина в полку была на первом месте, хотя и насаждали ее явно не демократическими методами: порой за проступок и сквозь строй можно угодить; правда, таковых «вразумлений» еще не было применено ни разу…
Минутная стрелка сделала ровно один круг, медленно подползая к отметке в двадцать минут. В это время первый редут отбивался из последних сил; находящийся за ним помогал своим собратьям, как мог, но этого было мало: то и дело на позициях недостроенного редута взрывались гранаты шведов, унося жизни защитников полевого укрепления. Рядом мелькали сотни конных силуэтов, пистолетная пальба вместе со звоном скрещивающихся клинков слышалась, казалось, со всех сторон.
В бой вступила русская кавалерия, сопротивляясь натиску шведов столь упорно, что не только не пропустила их сквозь свои ряды, но и отбросила неприятеля от редута. Вот только закрепиться драгунам было не за что: редуты в стороне, своей пехоты рядом нет, в отличие от самих шведов, которым всякий раз помогал полк мушкетеров, выкашивая залпами десятки конников. Помощи от государя, по-видимому, драгунам ждать не стоит…
Конское ржание с предсмертными хрипами разносились далеко за пределы поля боя. С каждой минутой бой становился все жестче и кровавей. Бьющиеся драгуны внезапно прогнулись, и вот первые десятки голубых мундиров шведских кирасир появляются за спинами распавшегося русского строя. Приказ – и половина драгун сразу же отходит вправо от русского ретраншемента. До боли сжимая рукоять сабли, Прохор продолжает наблюдать за битвой в подзорную трубу, отмечая для себя ошибки нашего воинства, изо всех сил стараясь не сорваться и не дать команду «В атаку!».
Однако вторая половина драгун не последовала за своими собратьями, они отступали так, словно заманивали врага в ловушку, аккурат к достроенным редутам. При этом у майора Митюхи складывалось впечатление, что каждый драгун то и дело оглядывается по сторонам не для того, чтобы увидеть, что творится на поле боя, а для того, чтобы держать в поле зрения определенные координаты.
Вот проходит минута, другая, конница шведов втягивается все дальше и дальше, подставляя свои фланги под ружейный огонь. Но и это было не все, что приготовили зарвавшимся шведам! Четыре десятка вспышек прорезали ночную мглу, выплевывая приготовленные заранее смертоносные заряды, сразу же выкосившие половину угодивших под перекрестный огонь шведских кирасир…
Плотоядно улыбнувшись, Прохор перевел подзорную трубу обратно на пехоту противника. Колонны шведских солдат давно распались, встав в ровные линии, четким, мерным шагом идя на своего противника; кое-где сине-голубые мундиры смогли ворваться на позиции первого редута, расстреливая в упор русских воинов.
Зубы Прохора едва не крошились от бессильной злобы, он, как мог, унимал сам себя, но юное сердце не желало просто так смотреть на гибель русских солдат, хотя головой полковник прекрасно понимал, что необходимо выждать еще немного, шведы должны увязнуть в сражении так, чтобы первый же залп «колпаков» смог собрать богатую жатву – «кубышки» необходимо использовать с наибольшей эффективностью.
На ощерившиеся едва видимыми вспышками редуты накатывали одна за другой волны шведов, поливая ружейным огнем небольшие полевые укрепления, словно весенний дождь промерзлую землю. Видя, как конница Меншикова начала теснить шведов, Прохор поймал себя на том, что и сам готов броситься в бой, но тут же отогнал глупую мысль, прекрасно помня приказ Старшего брата.
Продолжая внимательно следить за сражением, полковник увидел, как падают два шведских штандарта, вырванные из рук несших их солдат артиллерийскими снарядами, разорвавшимися чуть ли не под самыми ногами шведов. В то же самое время кавалерийские сотни Меншикова продолжали теснить врага и теперь постепенно отжимали шесть батальонов шведов и несколько эскадронов конницы к засевшему в лесу полку Русских витязей.
– Приготовить «колпаки»! – приказал Прохор, продолжая наблюдать в подзорную трубу за приближающимися расстроенными порядками сине-голубых мундиров.
– Артиллерия готова! – через пять минут доложил майор Заболотный.
– Ну, Федор, не подведи, стреляй по команде, – не смотря на друга, сказал командир, глядя, как шведские солдаты умудряются отбиваться от наскока русских кавалеристов. – Огонь веди по центру, чтобы своих не задеть.
– Есть!
Приложив к берету ладонь, майор бегом направился к своему месту, отдать последние приказы наводчикам артиллерийских расчетов.
Выждав еще пару минут и окончательно убедившись, что кавалеристы не выпустят пехотинцев Карла из мешка, Митюха скомандовал:
– Пли!
Секунда, другая – и десять «колпаков» выплюнули десяток продолговатых снарядов, почти по прямой пролетевших сквозь редкий перелесок. Не долетев до земли пару метров, снаряды взорвались в пехотных каре шведов, за одно мгновение выкосив центральные шеренги в сине-голубых мундирах.
– Отлично! Второго залпа не потребуется! – продолжая наблюдать за шведами, крикнул Прохор, глядя, как кавалеристы окружают окончательно растерявшихся и деморализованных врагов, бросающих свои фузеи прямо на землю и с отрешенными лицами взирающих на кровавую бойню, являющуюся следствием одного-единственного залпа «кубышками».
Оторванные ладони и руки, беспорядочно валяющиеся среди погибших солдат, вместе со стонущими от боли шведами, некоторым из которых картечь вывернула все кишки, произвели неизгладимое впечатление не только на шведских воинов, но и на русских кавалеристов, в непонимании оглядывающих лес, откуда прилетели снаряды. Эскадроны драгун, окружившие потерянных шведов, настороженно готовились к новой атаке.
– Ярослав! – позвал Митюха одного из витязей разведки.
– Я здесь, майор! – тут же отозвался он.
– Предупреди наших собратьев, что в лесу сидит полк Русских витязей, ждет удачного момента, пусть не беспокоятся, – сказал Прохор.