Андрей сперва непонимающе смотрел на него, а затем хлопнул себя ладонью по лбу, узнав.
– Афоня! Страшно рад тебя видеть! Только где это я?..
– У нас с дедом дома, – объяснил молодой гигант, присаживаясь на массивный табурет напротив. – Появился, весь кровью залитый. Еще зимой.
– Зимой? А сейчас что?
– Так лето, июнь.
– Что?! – чуть не подпрыгнул Андрей, не веря, что из его жизни выпало больше трех месяцев.
Забыв обо всем, он ринулся к окну и оторопело уставился на яркую зелень кустов сразу за стеклом. Снова не поверил, протер кулаками глаза, но ничего не изменилось. Господи! Да как же это?..
На негнущихся ногах отойдя от окна, Андрей буквально рухнул на второй такой же мощный табурет и растерянно уставился на Афанасия. Тот хмыкнул и покачал головой, затем пробасил:
– Неужто ничего не помнишь?
– Как стрелял в меня какой-то тип, помню, а дальше ничего, темнота. Сейчас вот глаза открыл…
– Дела… – покачал головой молодой гигант. – Ну лады, слушай. Вывалился ты прямо из воздуха мне под ноги, весь кровью залитый, вместо груди мешанина мяса и костей была. Я уж подумал, что не жилец, когда ты затрясся, меня отшвырнул, что пушинку, плащ в клочья, все пули выблевал, а потом сверху огонь белый ударил. Тебя всего покрыл, а когда сошел – ран не осталось, все зажили.
– Невозможно! – ошалело выдохнул Андрей. – Такого не бывает!
– Я, пока сам не увидал, тоже думал, что не бывает, – хохотнул Афанасий. – А потом ты без памяти свалился. И три месяца пролежал. Даже не ел, не пил ничего – не подойти почти было, редко-редко когда тебя свечение не окружало. Не подпускало оно ничего. Дед в такие моменты тебя живой отпаивал, отвар это такой. А седня утром сказал, что ты скоро очнешься. Вот и очнулся.
Андрей проклял про себя немногословность побратима – из его объяснений ничего не было понятно. Вот вечно Афонька так, пока добьешься, чтобы рассказал толком о чем-нибудь, семь потов сойдет. Не сразу удалось разговорить молодого гиганта, тот мычал, нукал, кряхтел, коротко отвечал, но в конце концов Андрей все же понял, что с ним произошло. И изумился. При этом четко понимал, да что там, был уверен, что ему сказали правду, какой бы невероятной она не казалась. Не понимал другого: как такое вообще возможно?
Хотя если вспомнить, с чего все началось, то еще и не того можно было ожидать. Чего стоили хотя бы провалы в памяти, во время которых он давил богатых подонков, используя то ли магию, то ли еще что-то в том же духе. Стоп, а откуда Андрею знать, что он давил именно богатых подонков? В этот момент его накрыло, как волной, потоком воспоминаний. Четких, ясных, цветных – он до мельчайшей подробности вспомнил все, что творил в виде беловолосого. А главное, вспомнил информацию по каждому наказанному, а это было именно наказание. Вспомнил свою холодную логику, из-за которой места для чувств не оставалось.
Афанасий хотел еще что-то сказать, когда глаза Андрея вдруг подернулись дымкой, а затем начали стремительно затягиваться белой пленкой, пока не превратились в бельма. По комнате повеяло леденящим холодом, волосы побратима начали быстро светлеть, пока не стали белоснежными. Все это выглядело настолько жутко, что никогда ничего не боявшийся молодой гигант буквально вылетел из дома с воплем: «Деда!».
Старик, коловший дрова на зиму, от крика внука едва не тюкнул себя топором по руке. Сердито помянув Чернобога и его присных, он требовательно уставился на Афанасия. Тот, сбиваясь, поведал о случившемся.
– О как! – хмыкнул старик, почесав в затылке. – Нешто сразу в первую форму перешел? Рановато…
Он отложил топор и двинулся к дому. Войдя в горницу, волхв увидел то, что и ожидал увидеть – Палача. Но какого-то недоделанного, что ли. Его волосы то темнели, то белели, лицо меняло очертания, руки подергивались, глаза то затягивались пленкой, то снова сверкали синевой.
– Тихо, паря, тихо… – двинулся к нему старик, одновременно формируя энергетический импульс, способный свести на нет ненужные трепыхания молодого дурака. – Все в порядке, не нервничай…
Пришлось повозиться минут десять, прежде чем Андрей немного успокоился и снова принял человеческий вид. Он всхлипнул и испуганно уставился на волхва.
– Не нервничай, – в который раз повторил тот. – Ты становишься тем, кем должен был стать, кем родился. Не надо бояться.
– Кем я становлюсь?.. – простонал Андрей, его всего колотило.
– Да уж не человеком, – усмехнулся Иван Трофимович. – Не спеши, все обскажу, чего сам знаю. О вас мало ведают. Дивно только, что тебя еще младенем не прибили, обычно таких давят все – хоть темные, хоть светлые. Ума не приложу, как тебя не сыскали.
– Господи! – схватился за голову Андрей. – Да за что мне все это?!
– Боги нас не спрашивают, когда ношу взваливают. – Лицо старика стало суровым. – Хоть тебе и боги не указ, ты их сам заставить прыгать сможешь, коль захочешь. Тебе сам Род, вы, христиане, его Творцом зовете, наказ и позволение дал. Такими, как ты, не становятся, а рождаются.
– Кем рождаются?..
– Вас всяко зовут – Палачи, Ангелы Воздаяния, Плетущие Путь, Срывающие Покровы, Переходящие Грань, Меняющие Суть. Вы те, кто устраивает тот самый, последний, Страшный Суд. В каждом из миров. Для вас нет противников в обозримом мироздании. Но у вас нет и своей жизни, есть только долг перед Ним.
– Палачи… – растерянно повторил Андрей, вспоминая, как наказывал олигархов, а охрана при этом не могла ничего сделать, как пули не причиняли ему никакого вреда.
Похоже, этот огромный старик прав… Он поднял взгляд на Ивана Трофимовича и удивленно покачал головой – тот был еще крупнее внука, больше двух метров роста и косая сажень в плечах. Длинные седые волосы до плеч и столь же седая, почти серебряная борода по грудь. Одет в холщовые штаны и рубаху, как в старину. На сыромятном поясе висел добротный охотничий нож, напоминающий, скорее, тесак своими размерами. Очень колоритный старик.
Поймав себя на этих мыслях, Андрей внутренне усмехнулся – сознание отвергает невероятное и обращает внимание на обычное. Какое отношение к сказанному имеет внешность деда Афанасия? Да никакого! Но думать о его словах было попросту страшно.
Одновременно перед внутренним взором с чудовищной скоростью проносились картины того, что он делал в образе беловолосого, причем в мельчайших подробностях. И Андрей постепенно осознавал, что зная то, что знал тогда и о тех людях, поступил бы точно так же, но уже осознанно. Поскольку творимое ими ради каких-то эфемерных целей просто не укладывалось в голове. Причем дальних последствий своих действий ни один из них не то что не знал, а даже не представлял. Чистое воплощение принципа: «После нас хоть потоп».
Афанасий все порывался что-то сказать, но Иван Трофимович отслеживал поведение внука и взглядом приказывал ему молчать – видел, что Андрей сейчас не здесь, что он начинает что-то понимать, что-то видеть. Когда старик окончательно осознал, с кем его столкнула судьба, когда сумел поверить, что перед ним молодой Палач, то поначалу задохнулся от ужаса. А затем задумался – ничего ведь просто так в мире не бывает, а значит, Андрей оказался здесь с какой-то целью. Возможно, это его, как волхва, долг помочь недоделанному Палачу принять себя, помочь стать тем, кем тот должен стать. Да, приход Плетущего Путь в мир не радует, но раз он здесь, значит так нужно. И иначе не будет, поэтому придется взять себя в руки и обучить Андрея всему, чему сможет. Еще он пожалел, что в молодости потерял контакты с воинами Пути – уж они-то знают, что нужно делать со своим Повелителем, особенно, если тот неопытен.
Странно, такого никогда, если судить по хроникам и ведам, не случалось. Но все происходит когда-нибудь впервые. И Иван Трофимович успокоился, решив просто исполнить свой долг. Главное, чтобы Андрей сначала понял и принял себя, а не ринулся наводить порядок по своему разумению, еще ничего толком не зная. Трудно будет погасить его гнев после того, как он узнает о творящемся в мире на самом деле. Иван Трофимович смотрел, как свиваются над побратимом внука белые вихри энергии, как подобно лотосам раскрываются его жизненные центры, которые на востоке называют чакрами, как наливаются яркими цветами и расширяются энергоканалы тела, становясь совершенно нечеловеческими – ни у одного, даже самого могучего мага или волхва таких не бывает. О чем речь, даже малые боги ничем подобным похвастаться не могут.
Впрочем, а чему он удивляется? Палачи малых богов, ангелов и демонов взглядом испепеляют, если потребуется. Да и что сами из себя представляют – точно никому не известно, кроме них самих. А написанное в книгах – всего лишь чьи-то предположения, не более. Но известно, что у Плетущих и Мастеров есть немало ограничений. И это необходимо вдолбить молодому дураку в голову любой ценой – иначе уверится в собственном могуществе и начнет «нести добро» на все стороны, за что потом и сам поплатится, и вся планета получит откат, да такой, что мало никому не покажется. Дело до исчезновения человечества, как такового, дойти может.
Андрей продолжал пребывать во внутреннем мире, прокручивая в памяти и осмысливая происшедшее до нападения на него. Его пугало, что, подумав о каком-либо человеке, он тут же неизвестно откуда получал всю информацию по тому, причем узнавал даже то, что человек думает на самом деле о том или другом. Объем информации был просто гигантским, но мгновенно усваивался мозгом Андрея, сам собой раскладываясь по полочкам. А буквально через секунду следовал вывод: виновен или нет, нужен или нет, достоин жизни или нет. Выводы делало его подсознание, и от безразличного холода этих выводов передергивало – чувств там не было, только жестокая, абсолютно нечеловеческая логика. Никакой жалости ни к кому. Виновен? Значит, будешь наказан соответственно вине. Твои мотивы значения не имеют.
Господи! Да если с такой точки зрения будет устроен Страшный Суд, то все до единого люди пострадают, никого не простят. Вообще никого! В этот момент до Андрея дошло, что его все еще человеческое понимание справедливости и справедливость божественная – это очень разные вещи. Не зря же мудрые говорили, что не стои