но собачонка. Удалов подошёл к шаткому крыльцу и поднялся на три ступеньки. Собачонка суетилась у забора, захлёбывалась, словно охраняла два дома по совместительству.
Удалов толкнул дверь, и та отошла тяжело, со вздохом и скрипением.
— Есть кто живой? — спросил Удалов вежливо и шагнул в темноту. В тот же момент что-то тяжёлое упало ему на голову и отключило его сознание. Последней мыслью Удалова было: «Наверное, крупики — это белки».
Удалов пришёл в себя в горнице. Здесь было светло. Он сидел на скамье, прислонясь спиной к печке, чуть тёплой, топленной утром. Напротив стоял грузный человек в пижаме и ватнике.
В руке у человека была скалка. У человека были красный нос и грустные глаза.
«Всё-таки крупики — это белки», — подумал Удалов, возвращаясь к действительности, и пощупал затылок. На затылке была шишка.
— Вы простите, если что не так, — сказал мужчина. — Меня тётя Нюша на помощь позвала. Я думал, что тот самый возвратился. В чёрных очках. Пристал, в окно стучится, угрожает: отдай, говорит, цветок. Иностранец, наверно. Бандит. А в дом не вошёл. Тётя Нюша его шуганула, а меня на помощь позвала. Всё-таки мужчина в доме. Я её сосед, из соседнего дома.
Тут Удалов, разогнав из глаз разноцветные круги, заметил в стороне смущённую бабушку с румяными щеками.
— Я женщина одинокая, — объяснила бабушка. — Меня просто и ограбить можно.
— Правильно, — ответил Удалов и разозлился на скрытного пришельца.
Значит, тот не сразу к Удалову, а сначала побывал здесь, попытался цветок раздобыть. И всё испортил. Ну хоть бы проинформировал Удалова об этом заранее. Теперь голова болеть будет. Может, даже сотрясение мозга. Это бывает. От скалки.
— Воды, — сказал Удалов.
— Нюша, дай воды.
Мужчина положил скалку на стол.
— А ты, Иннокентий, смотри за ним, — сказала Нюша, уходя в сени, где стала греметь кружкой, зачёрпывая воды.
— Вы её извините. Женщина одинокая, подозрительная. Я-то знаю, что взять у неё нечего. А она думает, что представляет интерес.
Удалов покосился на окно. Там стояли горшки с цветами. Одно из растений было осыпано красными бутонами.
— Вот-вот, — заметил его взгляд мужчина. — Из-за этих ничего не стоящих цветов вся катавасия вышла.
Бабушка принесла кружку с водой. Пока Удалов пил, она оглядела его с головы до промокших ног, и неизвестно, осталась ли довольна осмотром. В глазах её не пропадало подозрение.
— Зачем пожаловали, батюшка? — спросила она Удалова.
В ином случае Удалов оставил бы разговор до завтра. Не время было приобретать цветок. Но теперь, судя по часам, до возвращения пришельца оставалось чуть больше получаса. Из них пятнадцать минут уйдёт на обратную дорогу.
— Я мимо проходил. Заглянул в окошко и решил зайти.
— Зачем? — спросила бабушка.
— Ну, я пойду, тётя Нюша, — сказал грузный мужчина.
— Нет, Иннокентий, погоди, — возразила бабушка, — меня одну не оставляй.
Мужчина вздохнул, развёл руками, словно извиняясь перед Удаловым.
— Чудесные цветы вы разводите, — сказал тогда Удалов.
— Опять? — спросила бабушка.
— Так разве я виноват, что такое совпадение получилось?
— Может, и виноват.
— Жена у меня любительница растений, — заспешил Удалов. Время шло. Пришелец уже торопится обратно, минуя звёздные скопления и облетая метеорные потоки. — У неё день рождения завтра. Вот я и решил — куплю ей что-нибудь необычное. Как-никак шестнадцать лет вместе прожили. Ксенией мою жену зовут. Ксения Удалова. Я здесь, в Гусляре, работаю, директором стройконторы.
— Как же, слышал, — сказал мужчина. — В случае чего поможет тебе, тётя Нюша, стройматериалами.
— Если в пределах законности, помогу, — подтвердил Удалов.
Тётя Нюша чуть оттаяла.
— И шифер есть? — спросила она.
— И шифер, — сказал Удалов, хотя с шифером были трудности.
— А цветок не продаётся. Вы к моей соседке сходите. У неё герань чудесная.
— Герань у меня самого есть, — объяснил Удалов. — Три горшка.
— Да чего ты человека мучаешь, — сказал мужчина. — Продай ему цветок. Он не забудет.
— Не забуду, — сказал Удалов. — Вот этот красный цветок продайте. Сколько нужно — заплачу. Ведь не зря я по голове скалкой получил. Ведь тоже увечье. Пожаловаться можно.
— Жаловаться он имеет право, — сказал грузный мужчина. — У него шишка, не меньше, на затылке.
— Есть шишка.
— А ведь я, тётя Нюша, твоё задание выполнял. Тебя защищал. — Грузному мужчине хотелось поскорее домой.
Тётя Нюша пригорюнилась.
— Вот, думала, помру, буду перед смертью цветком любоваться. Он у меня единственный, больше такого во всём городе нету. А кроме того, я к дочке собиралась съездить. В Архангельск. Дорога не дешёвая.
— Дорогу оплачу, — сказал Удалов. — Сколько надо?
— Сто рублей, — произнесла бабушка и зажмурилась. Ждала, что скажет Удалов на такую наглость.
— Сто рублей нельзя, — ответил Удалов.
— Тётя Нюша, постыдись, — произнёс сосед.
— Лучше я отсюда прямо в дежурную поликлинику, — сказал Удалов. — Пусть меня медицински освидетельствуют, что мне нанесены побои.
— Тридцать пять, и ни копейки меньше, — сбавила цену бабушка.
— Ой, ты же, тётя Нюша, самоубийца.
— Придётся идти, — решил Удалов.
— А сколько дашь? — спросила быстро бабушка.
— Десять рублей дам.
— Десять мало. Десять один горшок стоит.
— А я горшок оставлю.
— А мне горшок без цветка не нужен.
— Двенадцать рублей — больше у меня денег с собой нету.
— А в поликлинику не пойдёшь?
— Не пойду.
— А шифер достанешь?
— Постараюсь.
Тётя Нюша вздохнула:
— Бери, бог с тобой.
Удалов вытащил из кармана деньги. Хорошо ещё, что захватил с собой. Отсчитал две пятёрки, рубль и девяносто копеек мелочью. Тётя Нюша взяла с него обещание занести завтра гривенник, и Удалов обхватил пыльный тяжёлый горшок.
Вышли во двор вместе с соседом. Сосед кутался в ватник, подбирал по-птичьи ноги в шлёпанцах. Проводил Удалова до калитки, отворил её. Бабушка загремела в сенях щеколдой.
— Послушай, — сказал грузный мужчина на прощанье, — ты про жену всё врал. Почему двенадцать рублей за простой цветок отдал? Скажи, я никому ни слова.
— Да что там, — ответил Удалов, отклоняя головой ветви, чтобы не мешали смотреть вперёд. — Всё равно не поверите. На одной планете крупики дохнут. Их вылечить можно только этим цветком. Так что ко мне обратились за помощью.
— Ага, — сказал мужчина. — Вот это уже больше похоже на правду.
И когда Удалов уже отошёл, ступая в лужи, он крикнул:
— А кто такие крупики?
— Не знаю! — крикнул в ответ Удалов. — Серые, говорят, пушистые, сидят под кустом.
— Наверное, кролики, — сказал мужчина.
— Может быть, — ответил Удалов и поспешил к дому, скользя по глине и прижимая к груди тяжёлый горшок.
Пришелец ждал его возле дома, на улице, под деревом.
— Достал? — спросил он, выходя из тени. — Спасибо тебе огромного размера. Давай сюда. Домой я не мог. Твой жена пришёл.
Удалов поставил горшок с цветком на землю.
— Не узнали там у себя, кто такие крупики? — спросил он.
— Нет, не успел, — ответил пришелец. — Такой трагедия. На нас с вами весь надежда.
Он принялся быстро обрывать с веток красные бутоны.
— А весь горшок брать не будете?
— С горшком мне сквозь пространственно-временной континуум не прорваться. Нет такая возможность.
— Я бы знал, сам оборвал. А скажите, крупики — это не белки?
— Нет. Я полетел. Большой спасибо. Знаете что, наш планета будет ставить вам один большой памятник. В три роста. Я уже делал фотографий. Вы идёте сквозь дождь и буря, а в руке у вас красный цветок.
— Спасибо. Одна деталь только, если вы не возражаете. Понимаете, какая история получилась: я все свои деньги на этот цветок истратил, а мне завтра взносы платить.
— Ой, какой есть позор для наша планета! Конечно, все деньги я тебе давай. Совсем забыл. Вот, держи. Доллар. Три тысячи доллар.
— Да вы с ума сошли, — возразил Удалов. — На что мне доллары? Мне нужно двенадцать рублей. Точнее, одиннадцать рублей и девяносто копеек. Если считаете, что я много заплатил за цветок, сами понимаете — такая срочность. А красная цена ему — рубля четыре с горшком.
— Красный цена ему — сто миллион ваши рублей.
— Мне лишнего не надо. Мне хотя бы рублей восемь.
— Бери доллары, — суетился пришелец. — Другой деньги со мной нет. Через три года снова удачный положение планеты, и я приеду и тебе даю рублей. А сегодня бери доллар.
Удалов хотел было возразить, но пришелец сунул ему в руку пачку хрустящих бумажек, крикнул:
— Спасибо! Фотографий памятник привезу со следующий визит!
И исчез.
Удалов вздохнул и пошёл домой.
Ксения ждала его, не ложилась спать. Она встретила его упрёками и не дала раздеться, требовала, чтобы сознался, с кем ходил на свидание.
— Да не было никакого свидания, — сказал Удалов, думая при этом: «А может, крупики — это вовсе слоны или леопарды? Ведь неизвестно, под каким деревом этот серенький ушастенький сидит. Может, под баобабом?».
— Стоит из дому уйти, — волновалась Ксения, — тебя уж и след простыл.
— Не волнуйся, — ответил Удалов, всё ещё думая о крупиках.
— А что у тебя в руке? — спросила Ксения, глядя на пачку долларов.
— Это так, доллары.
Удалов протянул жене деньги.
— Дожили, — сказала Ксения и заплакала.
Разум в плену
Если говорить о невезении, то мне ужасно, трагически не повезло. Если говорить о везении, то меня можно считать счастливчиком.
Не повезло мне в том, что уже на втором витке я понял, что придётся садиться. Двигатель, беспокоивший меня уже давно, отказывал. А не может быть ничего хуже, чем отказавший двигатель, когда между тобой и домом распростёрлась добрая половина Галактики.
Повезло мне, и сказочно повезло, в том, что на планете обнаружилась пригодная для дыхания атмосфера. А это вселяло надежду на то, что я когда-нибудь, если смогу исправить двигатель, вновь поднимусь в космос и увижу близких.