И заметила, что Госсен кажется таким же, как обычно — отстраненно холодным и равнодушным. Или юноша хорошо скрывал эмоции, или ему было все равно…
Госс не стал продолжать спорить, а принялся распрягать лошадей.
— Что ты делаешь? — спросила Гвен.
— Тебе же надо продолжать путь! Вот лошадь, садись! Правда, без седла…
Гвен не двинулась с места.
— Я провожу тебя! — добавил Госс.
— Я вернусь домой! — сказала девушка, и добавила — Помоги мне сесть на коня!
Госсен не стал спорить, и помог, подставив Гвен плечо, на которое она наступила своей маленькой ножкой. Кроме того, ей пришлось опереться рукой на голову парня. Оказалось, что волосы Госсена не жесткие, а мягкие и густые…
Гвен решила вернутся, опять же потому, что бы Госсена не наказали за помощь в ее побеге. Госс тоже сел на свою лошадь, и они, не спеша, двинулись в обратный путь.
По дороге Гве и Госсен решили, что сбегут вместе, после экзаменов, даже не задумываясь о странности этой идеи — сбежать вместе, что бы не их не поженили…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Грянул скандал. Семья Паксли упрекали Барно в плохом воспитании дочери, и, говорили они, мы еще подумаем, нужна ли нам такая невестка. Свадьбу отложили на неопределенный срок… Гвен заперли в ее комнате, запретив выходить. Даже еду подавали в покоях… Но окно никто не охранял, и ночью девушка, как и раньше, встречалась с Госсом.
Настал день экзамена Госсена. Гвен волновалась не меньше его, но по другой причине — если Госс сдаст экзамен, он сможет покинуть свой дом, свадьбы не будет, и девушка его больше не увидит.
"Хватит молчать! — решила Гвен — Скажу о своих чувствах, и, будь, что будет!"
Настал вечер, потом ночь — Госсен не приходил.
"Неужели, — думала Гвен — он ушел насовсем, не попрощавшись?"
В волнении, девушка ходила по комнате. Ей стало жарко, она сняла платье, потом опять надела — вдруг Госсен придет, а она не одета… Под утро, Гвен прилегла и задремала. Проснулась она от того, что легкий ветерок коснулся ее лица… Гвен открыла глаза… Госсен сидел рядом, на кровати, и смотрел на нее. Девушка быстро села, даже не возмутилась такой бесцеремонности, потому что лицо юноши…
— Что случилось? Ты не сдал?
— Сдал. Я лучший! Никто, даже, и сравнится не может.
— Так в чем дело? Твое лицо…
— Фехтование — презренное ремесло… — усмехнулся Госсен — Меня поставили перед выбором — или бросить свои ножички, и заниматься чистой магией, или… Или меня выгонят из семьи, и из дома. Я выбрал фехтование. Отец меня прогнал. У него больше нет четвертого сына. Теперь я бездомный, и безродный.
— Боже… Не думаю, что все так, серьезно! Твой отец погорячился, утром помиритесь!
— Ну, ты ведь знаешь, какой у Паксли характер…
Гвен знала. В империи была поговорка — "Упрямый, как Паксли". Госсен тоже был упрямым, и прогибаться перед семьей не хотел…
Тем временем, Госс достал из — за пазухи мешочек с драгоценностями. И мешочек, и содержимое, девушка узнала сразу — эти украшения она отдала юноше, что бы продать.
— Я не продал их, жалко… Пригодятся тебе! Свои деньги отдал.
— Свои? Госс, я не смогу их вернуть! Деньги забрали родители, после побега, и положили в сейф.
— Да не надо! Заработаю.
— Как? И вообще, куда ты пойдешь, что будешь делать, как жить?
— Я смогу зарабатывать своим мастерством. Буду убийцей.
— Убийцей? Ты шутишь? — поразилась Гвен.
Госсен наклонился к девушке.
— Гвен! — произнес он — Это не правда, что я не хотел на тебе женится… Ты мне очень нравишься, очень… Но я тебе не понравился, я заметил.
— Понравился! — воскликнула девушка — И сейчас нравишься… Не уходи…
Госсен улыбнулся.
— Правда нравлюсь?
— Правда!
— Жаль, я не знал раньше… Теперь, тебе надо меня забыть. Безродный нищий тебе не пара. Забудь меня!
— Не говори так!
— А я не буду тебя забывать!
И Госсен поцеловал Гвен. Поцелуй был легким и нежным, как летний ветер… Девушка закрыла глаза, а когда открыла — Госса уже не было.
Гвен вскочила и подбежала к окну. Но, Госсен уже исчез, растворился в ночи, только, в глубине сада что-то блеснуло — может его клинок, а может, девушке просто показалось.
Гвиневра проплакала до утра. Надо же так! Встретить любовь, любовь взаимную, и потерять, из-за своей глупости, и нелепых предрассудков… И Госсена очень жалко. Как он будет жить? Будет убийцей?
Гвен слышала о них. Быть убийцей — что может быть постыднее? Их презирали, и боялись… Чаще всего, говорили о хелкартах, расе полудемонов, которые, обычно, и были наемными убийцами. Им все равно, кого убивать, лишь бы платили деньги. Никто ничего не знал о хелкартах — где они живут, есть ли у них семьи, зачем им деньги… Но, их боялись, боялись до ужаса. В детстве няня напугала Гвен, сказав, что, если она не будет слушаться, за ней придет хелкарт. Она рассказывала, что эти твари — нечто среднее между котом, человеком и демоном, и все, кто их видел, погибли мучительной смертью.
Потом, долго, Гвен не ложилась спать, не проверив, не сидит ли хелкарт под кроватью… И только повзрослев, девушка спросила няню — если этих тварей никто не видел, откуда известно, что они похожи на кошку? Няня не смогла ответить.
И, вот, Госсен будет убийцей…
На следующей день все узнали, что четвертого сына Паксли изгнали из семьи, и его свадьбы с Гвиневрой не будет. Две семьи, Барно и Хаксли, перессорились окончательно — упрекая друг друга недостойными детьми, нарушением брачных обязательств — и оказались на гране войны. Гвен перестали охранять, и она была предоставлена сама себе.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
А в замке у озера царила любовь. Ланселот полностью поправился, но покидать поместье Монийских не спешил.
Ланс и Оделия почти не расставались, проводя все дни вместе, наслаждались обществом друг друга, и были счастливы.
Принцесса любила смотреть, как Ланселот упражняется со шпагой — выздоровев, он возобновил тренировки. И смотрела Оделия на графа, при этом, с неподдельным восхищением.
Однажды, Ланс спросил у девушки — какова ее магия? О способностях и фишках этой семьи ему известно не было.
— Пение! — улыбнулась Оделия — Моя магия в голосе.
Ланселот не удивился — голос у девушке, даже при обычном разговоре, был чарующим.
— Спой, милая! — попросил Ланс.
Но Оделия отказалась, объяснив, что ее пение разрушительное.
— Для союзников оно не опасно, но, при этом происходят разрушения, и даже они могут пострадать.
— Разрушения? — переспросил Ланс — Даже так?
— Я боевой маг! — с гордостью сказала девушка.
Ланс был заинтригован — он никогда не слышал, что бы голос был магическим оружием. Но настаивать не стал.
Отец Оделии, заметив привязанность дочери к гостю, поговорил с ним. Он объяснил, что Оделия не может выйти замуж без согласия императора, а тот, скорее всего, согласия на брак племянницы не даст. Поэтому, Монийский надеялся, что Ланселот не воспользуется симпатией принцессы в своих целях, а будет вести себя ответственно. Ланс ответил, что все понимает, и принцу беспокоится не о чем. Однако, его расстроил этот разговор — принц Монийский, так же как и все — кроме Оделии — считали Ланса совсем конченым негодяем… Однако, Ланселот ошибался — принц был другого мнения о молодом графе Барно. Элвин не мог противится отношениям дочери и графа, потому что очень любил Оделию, и не хотел ее огорчать. И надеялся только на порядочность молодого человека, и верил в эту порядочность — он разглядел в юноше то, что позволяло верить его слову. Но принц Элвин знал, что ничем хорошим эти отношения не закончатся — император никогда не позволит племяннице выйти замуж за того, кого она выберет. И, скорее всего, ее замужество вообще исключено. Это обстоятельство заставляло принца переживать — он понимал, что после расставания с юным графом Барно дочь будет страдать. Оделия и Ланс тоже знали о воле императора, но о будущем не думали — они жили сегодняшним днем.
Однако, Ласелот задумывался вот о чем: он понимал, что бесполезный мот и гуляка не пара принцессе. Лансу нужно чем — то заниматься, каким — то достойным делом. Однако, кроме фехтования, он ничего не умел.
Почти каждый день, и определенно, каждую ночь, стражникам замка приходилось отбивать атаки демонов и разбойников, нападавших на земли принца Монийского. Голодные, отчаявшиеся темные лезли в поместье, и им было все равно, погибнут они или нет. Темные лезли по одиночке, или небольшими группами, но их было очень много. Поместье у озера располагалось в глуши, далеко от цивилизации, и подвергалось нападениям чаще других. Принц стар, его магия слаба, поэтому руководить обороной замка приходилось Оделии. Ланселот тоже участвовал в отражении атак, и убедился, что его мнение о темных было ошибочным — демоны, штурмующие поместье, были очень сильны, и физически, и магически, и их было много. Видимо в земли, где раньше встречал темных Ланс, добирались единицы, и были они уже сильно ослабевшими.
Однажды ночью все обитатели замка проснулись от звуков рога, которые были сигналом тревоги. Наспех одевшись, Ланс присоединился к к принцу, тоже полуодетому, и они поспешили на замковую стену.
— Если стражники объявили тревогу, — объяснил графу Элвин — значит атака опасная и серьезная, и солдатам не справиться!
Вышла и Оделия. Не смотря на ночь, она успела полностью одеться, и выглядела безупречно.
"Настоящая леди!" — подумал с восхищением Ланс.
Все трое принялись вглядываться в предутренние сумерки, и при первых лучах солнца, а также при свете сторожевых костров, смогли рассмотреть нападавших.
Замок располагался на берегу озера, и эта водная преграда защищала поместье с юга. Но, с трех других сторон к замку подходил лес, да и между озером и замковым комплексом была полоса берега. Этой ночью темные лезли с трех сторон, вываливаясь из леса, и продвигаясь по берегу вдоль водной глади. Лансу удалось их рассмотреть: это были существа, очень похожие на людей, вернее, на огромных обезьян со зверскими мордами, и торчащими из пастей клыками, с кожей синего или красного цвета, поросшей шерстью. При этом, одеты эти уродцы были как воины — в доспехах и шкурах, а в руках-лапах держали оружие — огромные топоры.