— Как хотите. Тогда у меня есть для вас небольшой подарок. Маленькая, очень маленькая подпольная радиостанция. В Аугсбурге. Аугсбург ведь по вашей части? Коньяк у Мессершмитта пьете? Отрабатывайте!
Регенбах достал из сейфа бутылку, налил две рюмки, пододвинул одну Коссовски. Тот выпил залпом. Регенбах лишь пригубил.
— Я только что от Геринга. Он собирал нас по поводу «Красного оркестра».[2] Гитлер в ярости. Требует самых экстренных мер. От функабвера[3] докладывал генерал Тиле. В августе они засекли еще полтора десятка передатчиков. В том числе в Аугсбурге. Но основные центры передач — Берлин и Брюссель. Поэтому на периферию мониторов не дадут. Искать придется вслепую. СД отдал распоряжение искать по своим каналам. Но вам придется подключиться. Во всяком случае, рапорт с нашими соображениями надо представить немедленно. Есть вопросы?
— Выявлен характер сообщений?
— Ни черта они не выявили. Всю техническую документацию получите у капитана Флике из функабвера. Еще что?
— Больше вопросов не имею.
— А у меня есть один. Этот Зейц, эсэсовец, вы ведь, кажется, с ним работали?
— Да, в Испании.
— Вот-вот. Так что он там делал?
— Это было не очень опрятное задание, Эвальд. Не хочется вспоминать. Поверьте, я его касался только боком.
— Не чистоплюйствуйте.
— Зейцу было поручено организовать контрабандный вывоз валюты.
— Да, хорошенькое дельце. И он преуспел?
— Сначала у него не ладилось. Чуть было не влип в историю. Но выпутался. Ему удалось отправить в Германию довольно крупную сумму.
— Через вас?
— Через меня.
— Вам не кажется подозрительным, что этот Вайдеман снова работает с Зейцем?
— Вайдеман — безусловно порядочный парень.
— Редкая характеристика в ваших устах. Ну, все.
Коссовски направился к двери, но, сделав два шага, обернулся и медленно, как будто преодолевая боль, спросил:
— Я слышал, вас вызывал Удет. Это секрет?
— Не от вас, Зигфрид. Он попрощался. Уезжает на днях отдыхать в Бухлерхохе.[4] Хочет починить почки. Но, я думаю, сюда он уже не вернется. Мильх его съел и обглодал. Свалил на него всю английскую неудачу.
— А рейхсмаршал? — спросил Коссовски.
— Больше всего Удет обижен на Геринга. Считает, что «железный Герман» должен был за него заступиться. А вместо этого санаторий. Почетная негласная отставка. Закуривайте. — Регенбах подвинул ящик с сигарами.
— Спасибо, воздержусь.
— Геринг сам ищет, на кого бы свалить всю вину за неудачи.
— Он-то застраховался, все ищет компромиссов, — согласился Коссовски.
— Говорят, что рейхсмаршал предупреждал фюрера о том, что люфтваффе не в силах выиграть две кампании сразу, — продолжал Регенбах, — фюрер обещал через шесть недель вернуть весь воздушный флот на Ла-Манш.
— И Геринг поверил? — усмехнулся Коссовски.
— О чем вы спрашиваете, Зигфрид? — Эвальд поперхнулся коньяком.
— Выходит, Удет конченый человек?
— Посмотрим.
Коссовски потер двумя пальцами шрам, поморщился.
— Вы знаете, господин майор, что Мильх еврей?
— Я знаю, что он заставил свою мать поклясться на распятии, что она изменяла мужу и что он внебрачный сын чистокровного арийца.
— Кто в это поверит!
Эвальд подождал, не скажет ли Коссовски еще чего-нибудь, но тот молчал.
— Вы считаете, что Удету стоит еще побороться? — теперь Регенбах сделал упорную паузу.
— А почему бы и нет?
— Он на это не пойдет. Тем более что действовать придется в обход Геринга. Нет, Удет не согласится.
— Но эту операцию смог бы провести Пихт через свои каналы, — проговорил Коссовски.
— Пихт?! — удивленно воскликнул Регенбах. — Вы все-таки убеждены, что он связан с гестапо? Похоже. Но зачем ему! И потом, Зигфрид, я не пойму, вы, кажется, очень хотите свалить Мильха? По сила и ли вам подобная операция? И кто за ней стоит?
Коссовски побелел.
— Германии нужен другой человек на его месте. Мильх хороший исполнитель. Не больше. Он слеп. Он не видит завтрашнего дня. Он не знает, куда вести производство. Он никогда не найдет контакта с промышленностью.
— С промышленниками, Зигфрид, — поправил Регенбах. — Вы имеете в виду Мессершмитта?
— Не его одного. Мильх тормозит развитие немецкой авиации. И мы еще за это поплатимся.
— Вы опять бредите, Зигфрид. Что за странные перепады? Только что вы били в барабан, теперь поете отходную. Вашему патриотизму не хватает системы, Зигфрид.
— А вашему, майор, веры.
— Ба! Я верю в Германию!
— В какую Германию, господин майор?
В приемной Удета было темно и неуютно, под стать настроению генерал-директора. Удет тяжело переносил сообщение о трудных боях под Москвой. Нависал запой.
Пихт, сидя за конторкой, подумал, что скоро его адъютантские обязанности окончательно сведутся к откупориванию бутылок.
Призывный звонок прервал его размышления.
— Вы звали меня, господин генерал? — спросил Пихт, остановившись на пороге.
Боковые бра в кабинете генерала были выключены. Свет падал с верхней люстры и сильно старил Удета, подчеркивая синие набрякшие мешки под глазами, потемневший от крепкого бренди нос.
Генерал испытующе взглянул на него.
— Завтра, Пауль, я отбываю в Бухлерхохе, полечусь. — Удет сморщился. — А сейчас мы с тобой съездим на аэродром Фюрстенвальде.
— Но погода…
— Осталось мало времени, лейтенант. Хочу взглянуть на трофейные русские машины.
Пауль помог надеть плащ на покатые тяжелые плечи Удета. Они спустились по широкой мраморной лестнице к вестибюлю мимо застывших часовых с серебряными аксельбантами.
— Мишура, все мишура, — прорычал Удет, косясь на безмолвных великанов.
«Мерседес-бенц» около часа пробирался по тусклым серо-зеленым улицам.
Они уже утратили мирный вид. Шли люди, шли солдаты, раненые, какая-то сгорбленная женщина с детской коляской. Из казенно-торжественного центра машина попала в кирпичный заводской район, потом нырнула в буроватую зелень, в пригород — край кладбищ. У кладбищ промелькнули свои окраины — солидные мастерские по изготовлению памятников. Они выставляли напоказ гранитные, бронзовые и мраморные образцы. Они не боялись конкуренции — Германия воюет и, разумеется, будет достойно хоронить своих героических сынов. За кладбищами побежали ветлы, липы, скучные однообразные городишки. Потом «бенц» вырвался на автостраду Берлин — Франкфурт. Вдоль автострады тащились камуфлированные танки, конные повозки, артиллерийские тягачи.
— И все это на восток, — сердито проговорил Удет. — У тебя нет такого чувства, Пауль, что мы так и просидим всю войну в тылу?
— Признаться, побаиваюсь, — ответил Пихт. — Скоро Россия встанет на колени. Хотя, я слышал у русских отвратительные дороги…
Удет ничего не ответил. Он нахлобучил поглубже фуражку и отвернулся к боковому стеклу, за которым темнели колонны солдат.
В пяти километрах от Фюрстенвальда автомагистраль раздваивалась. Одна из дорог была перекрыта, и въезд разрешался только по специальным пропускам. Не хватало аэродромов, и прямая широкая магистраль стала отличной взлетной полосой.
Вдоль дороги стояли светло-зеленые истребители с большими красными звездами на крыльях и фюзеляже.
Навстречу «мерседес-бенцу» вышел офицер с петлицами флаг-майора. Он приложил руку к козырьку и стал рапортовать, но Удет махнул рукой и, ни слова не говоря, направился к русским самолетам. Он по привычке толкнул шасси носком сапога.
— На этих катафалках русские собирались воевать с «мессершмиттами»?
— Это образцы старых марок, господин генерал, — ответил флаг-майор, — бипланы И-153, И-16, бомбардировщики СБ.
— А где новые?
— К сожалению, нам не удалось пока добыть ни одного образца.
— Но есть ли они у русских? — повысил голос Удет.
Флаг-майор нахмурился и, подумав секунду, отчеканил твердо:
— Да, есть. Это истребители МИГ, ЯК, ЛАГГ, пикирующие бомбардировщики ПЕ-2, ИЛ-2. Этих машин у русских пока мало. Но в Сибири, по-видимому, они разворачивают сейчас их производство.
— В Сибири?! — нервно расхохотался Удет. — А когда они прибудут на фронт?
Флаг-майор перевел взгляд на Пихта, надеясь найти союзника.
— Я вас спрашиваю, майор!
— Скоро…
Удет вспомнил, когда по распоряжению Геринга показывал самолеты люфтваффе русской авиационной делегации на аэродроме Иоганишталь у Берлина. Это было всего два года назад. На линейке стояли бомбардировщики, истребители, самолеты-разведчики, пикировщики — все, что выпускала Германия. Перед каждой машиной по стойке «смирно» вытянулись экипажи — летчики и механики. Для начала Удет предложил провезти над аэродромом главу делегации со странной фамилией — Тевосян. Тот сел вместе с Удетом в самолетик «шторх». Удет прямо со стоянки взмыл вверх, покружил над аэродромом и с блеском пригвоздил «шторх» на место, чему очень удивились русские. Они произвели на Удета хорошее впечатление. Воспоминания о том солнечном и приятном дне несколько успокоили его. Он подошел к тупорылому истребителю И-16, тихо похлопал по его перкалевому боку.
— Этот самолетик был одним из лучших истребителей мира. Его испытывал русский ас Чкалов. Правда, давно. В тридцать третьем году…
— Но от него здорово доставалось нашим «хейнкелям» в Испании, — сказал Пихт.
— Правильно! И-16 умел стрелять и летать, но сейчас он безнадежно устарел.
— Не скажите, — возразил флаг-майор.
— Заправьте его. Я сам посмотрю, на что он годен.
— Облачность низкая, господин генерал. Я очень прошу вас не рисковать, — выступил вперед Пихт.
— Не беспокойся, Пауль! Удет тоже умел летать и стрелять.
— Может быть, вы посмотрите на пленных русских летчиков? — предложил флаг-майор.
— Хорошо. — Удет поправил галстук и направился к бараку неподалеку, опутанному колючей проволокой.