Минутная стрелка часов, черная и затейливо украшенная, шла по кругу, четко выделяясь на белом фоне. Сколько раз Ирен бросала на нее взгляд, все больше замерзая, чувствуя себя голодной и напуганной? По крайней мере раз шестьдесят, прежде чем она поняла, что Фин не придет. Их поезд на Кембридж отошел от перрона позади нее, а она все стояла и провожала взглядом вагоны. После этого, продрогшая до костей, она еще долго ждала – на тот случай, если Фин просто опоздал. Впоследствии она не могла вспомнить, когда наконец покинула вокзал и, ошеломленная, побрела к дому, где Фин и Сирена снимали квартиру. Она была уверена: с ним случилось что-то ужасное. Возможно, он был тяжело ранен. Она не представляла себе никакой другой причины, которая могла его задержать. Увы, Ирен все поняла, лишь когда увидела выражение беззастенчивого триумфа на лице открывшей дверь Сирены. Та улыбнулась самой холодной улыбкой, которую когда-либо видела Ирен, и произнесла: «Какого черта ты сюда явилась?»
– Она еще что-то сказала? – спросила Пудинг, жадно ловившая каждое слово.
– Всего несколько слов, – ответила Ирен. – Она спустилась, вырвала из моих рук чемодан и выбросила его на улицу. Все мои вещи рассыпались по тротуару. Она сказала, что Фин больше не хочет меня видеть. Что моя попытка сманить его и опозорить провалилась.
– Но… вы говорили, первым в любви признался он?
– Да. Но это не имело значения.
– Разве можно было поверить тому, что она сказала! Почему он сам не вышел с вами поговорить?
– Вышел. – Все у нее внутри сжалось от этого воспоминания. Испуганный, раздавленный Фин, стыдящийся посмотреть ей в глаза. Она до сих пор понятия не имела, что случилось, как Сирена обо всем узнала, как заставила его поменять свое решение и бросить ее. Возможно, дело было в той странной власти, которую она имела над ним, поместив мужа в своего рода загон, из которого тот не мог вырваться. Но не исключено, что у нее имелось против него и другое оружие, куда более мощное. Ирен мучительно сглотнула. – Он велел мне уходить. Он просто… стоял там, пока Сирена бросала мне в лицо такие оскорбления… слова, которых я никогда раньше не слышала.
– И он вас не защищал? – возмутилась Пудинг. Ирен покачала головой. – Да он просто… ничтожество!
– Сирена оказалась ему не по зубам, вот и все. И она была его женой… да и сейчас ею является. Она рассказала всем нашим друзьям, моим родителям, всем, кого мы знали… О том, что я влюбилась в ее мужа, соблазнила его, уложила в постель, а потом пыталась заставить сбежать со мной и даже решила, что он это действительно сделает. – Ирен снова покачала головой. – Не самая лучшая версия событий, конечно.
Пудинг некоторое время обдумывала ее слова, пока Ирен допивала шоколад.
– Он не любил вас по-настоящему, – гневно заключила Пудинг. – Вот так бросить и взвалить на вас всю вину!
Если слова девушки и были сказаны в утешение, они возымели противоположный эффект.
– Нет… нет, он любил меня, – возразила Ирен. – Я в этом уверена. По крайней мере… по крайней мере, я была в этом уверена.
– Может, и любил, – смутившись, отозвалась Пудинг.
– Какое это сейчас имеет значение? Совершенно никакого. Так или иначе, он сделал свой выбор. – Ее попытка вложить в свой голос побольше смирения показалась фальшивой даже ей самой. Она вспомнила о безумной тщетной надежде, которую вино пробудило в ней совсем недавно, – надежде, что она и Фин каким-то образом помирятся.
– Значит, вы вышли замуж за Алистера… в отместку?
– В отместку? Нет, вовсе не так! Я вышла за него, потому что он попросил меня и потому что он… казался мне хорошим человеком. Алистер предложил мне жить вдали от Лондона. А у меня… не было другого выхода. Мои родители не хотели иметь со мной ничего общего и велели выйти замуж за Алистера, грозя в противном случае разорвать со мной всяческие отношения. И у меня не осталось друзей…
Она покачала головой и посмотрела на Пудинг.
– Все перечисленное не очень-то тянет на вескую причину выйти замуж, верно? – уставившись в пол и немного покраснев, проговорила Пудинг. – И кажется не слишком честным по отношению к Алистеру, – добавила она тихо.
– Ты права, – согласилась Ирен. – Но, по крайней мере, он не был в неведении. Все разворачивалось у него на глазах, он все знал, тем не менее женился на мне. Возможно, не только из-за любви, а еще из желания помочь.
– Да уж, – вздохнула Пудинг. – Это похоже на Алистера. Неудивительно, что мисс Хадли не слишком вас привечает. Бутерброды остались? Жутко хочется есть.
– Их у нас тонны, они в кладовке. Бери сама.
Пудинг вернулась к столу с серебряным блюдом, накрытым полотенцем, под которым лежали разнообразные сэндвичи – с лососем, огурцами, сыром. Она с нетерпением взяла один из них, а потом посмотрела на Ирен.
– А вы не хотите? – спросила Пудинг.
Ирен пожала плечами и взяла сэндвич с сыром, скорее из вежливости, чем оттого, что проголодалась. Но его вкус показался ей восхитительным, и желудок благодарно отозвался на угощение. Поэтому она взяла еще один.
– Как видишь, – сказала Ирен, – несмотря на то что я не любила мужа так, как он того заслуживал, у меня не было причин желать ему смерти. Он меня спас. И это был мой единственный шанс.
Пудинг кивнула.
– Полицейский сказал, что вы, возможно, соблазнили Донни и подговорили его убить мужа, – сообщила она.
– Что?
– Навряд ли он действительно так считает. Но возможно, он все-таки не исключает этого. Понимаете, мне сперва показалось, будто он поверил мне, когда я сказала, что убийца не Донни. Но он просто решил, что Донни не мог действовать в одиночку.
– Но ты ведь в это не веришь, правда? В то, что касается меня и Донни?
– Нет, – без колебаний ответила Пудинг. – Даже если бы вы были королевой Титанией[71], он все равно ради вас не причинил бы Алистеру вреда. Я… сожалею, что обвинила вас. Теперь это кажется мне глупым. Все, чего я хотела, – это дать всем понять, что убийца не Донни. Но это не сработало. Даже когда суперинтендант Блэкман предположил, что вы причастны к убийству, он все равно считал, что Донни был вашим сообщником. Похоже, мои попытки убедить полицейского в обратном оказались пустой тратой времени.
Они взяли еще по сэндвичу и некоторое время ели молча. Ирен чувствовала настоящий голод и удивлялась, как долго она обходилась без еды. С крана капало, и их мысли оставались загадкой для них обеих. Ирен посмотрела на девушку, сидящую напротив, и попыталась представить, как тяжело той пришлось в последнее время.
– Сколько тебе лет, Пудинг? – спросила она.
Пудинг слегка улыбнулась.
– Собственно, сегодня мне исполнилось шестнадцать, – сообщила она. Ее плечи поникли. – Мои родители забыли. Не то чтобы я их виню. Я сама почти забыла об этом.
– О, это… – Ирен умолкла, не желая говорить «прискорбно» или «трагично». – Это печально, – выбрала она более умеренный вариант.
– Я не думаю, что этот день рождения мне захочется вспоминать, – тихо проговорила Пудинг.
Ирен потянулась за следующим сэндвичем.
– Так вы мне поможете? – неожиданно спросила Пудинг в порыве отчаяния, и ее лицо просветлело.
– Но что я могу сделать? – с тревогой спросила Ирен, чувствуя себя плохо подготовленной к тому, чтобы стать союзницей этой девушки. Ей как-то не верилось, что она может оказаться полезной кому-либо.
– Узнать, кто на самом деле убил Алистера, конечно. И доказать невиновность моего брата.
– Но я… не знаю, как это сделать, – пробормотала Ирен, и Пудинг снова опустила плечи.
– Вот и я тоже, – прошептала она.
Они оставались за столом до тех пор, пока не съели все сэндвичи и птифуры и пока усталость не дала о себе знать. Уже начали петь птицы и небо порозовело на востоке, когда Пудинг, не раздеваясь, упала в кровать в комнате для гостей и заснула прежде, чем ее голова коснулась подушки. Ирен понаблюдала за ней какое-то время, отметив, что во сне девушка выглядела еще моложе. Кожа у нее была гладкой и прозрачной, густые локоны разметались по подушке, рот слегка приоткрылся. В ней одновременно было и что-то ангельское, и что-то земное, странная смесь сильного характера и невинности. Затем Ирен прошла в спальню, которую так недолго делила с Алистером; от вина голова у нее все еще немного кружилась, но, прежде чем уснуть, она неожиданно поняла, что теперь чувствует себя немного лучше, чем раньше.
7. Докопаться до сути
Хорошая погода стояла так долго, что ее уже начали воспринимать как должное. Не было никакой необходимости приглядываться к приметам вечером, чтобы узнать, какое наступит утро. Затяжной дождь, пролившийся в день убийства Алистера, представлялся противоестественным, так же как и сам факт его смерти. Говорили, что это был ответ природы на убийство. Теперь, однако, на нее можно было положиться. Голубое небо, высокие белые облака. Река день ото дня становилась все мельче, и ее течение замедлилось, словно она устала. Казалось, долина Байбрука притихла. Птенцы оперились, встали на крыло. Период гнездования закончился, и хор певчих птиц в рассветные часы уже не был таким дружным. Болотные бархатцы, растущие вдоль берегов реки, выглядели не такими свежими, как в начале лета. Слотерфорд изнывал от зноя. Его жителям было жарко, и они ничего не делали в спешке. Теперь, когда пора сенокоса прошла, а время убирать урожай еще не подоспело, можно было не торопиться. В прошлые времена выработка бумаги снижалась, когда уровень воды в реке падал, но сейчас, обзаведясь котлами и парогенераторами, фабрика не зависела от Байбрука и производство вернулось к обычному ритму через несколько дней после похорон Алистера. Джордж Тернер руководил повседневной работой, как и раньше, а когда возникала ситуация, в которой решение прежде принимал Алистер, приказчик советовался с Нэнси, и та позволяла ему поступить так, как он считает нужным.