– Но как нам это узнать? Такого человека здесь нет! Алистера любили все.
– Очевидно, не все, – тихо проговорила Ирен. Повисла тревожная пауза, после которой она продолжила: – Первым приходит в голову мистер Таннер. Он определенно казался… расстроенным чем-то, когда мы видели его дома. Сильно расстроенным. И он, судя по всему, очень жесток.
– Ужасно жесток! – воскликнула Пудинг, яростно терзая ложечкой чаинки в заварочном чайнике. – Но у него есть алиби, помните?
– Да, я об этом слышала. Но ведь отсюда до Биддстона не очень далеко, верно? Разве он не мог побывать в Слотерфорде после того, как его уложили спать, и вернуться до того, как его пришли будить утром?
– У него для этого было достаточно времени. Но хозяин паба заявил, что Таннер проспал у него в сарае всю ночь и был мертвецки пьян.
– Но он ведь не наблюдал за ним всю ночь, не так ли? Я имею в виду, Таннер был в сарае один. И никто за ним не присматривал.
– И вправду.
Ирен приняла дымящуюся кружку черного чая, темного и горького от особого способа заварки. Она сделала небольшой глоток и вспомнила ужасное утро смерти Алистера. Странная тишина в доме, от которой у нее покалывало кожу, серая завеса дождя за окном, чувство разочарования, порожденное тем, что она впервые со дня свадьбы не видела мужа прежде, чем он ушел на весь день. От этих мыслей у нее встал комок в горле, и Ирен ощутила новую вспышку гнева.
– В то утро, когда был убит Алистер, шел сильный дождь, – вспомнила она.
– Да. Ну и что? – отозвалась Пудинг.
– Ну а вдруг Таннер только притворялся, что пьянствует, и рано утром подкрался к фабрике, напал на Алистера, а затем вернулся в сарай, чтобы создать себе алиби…
– Он бы промок насквозь!
– Вот именно. Во всяком случае, промокли бы его сапоги, даже если у него был плащ, от которого он каким-то образом избавился.
– Значит… если он был мокрым еще до того, как Боб Уокер утром выгнал его на улицу…
– Тогда его алиби становится не таким уж железным, – заключила Ирен.
Пудинг на мгновение замолчала, а затем резко поставила кружку, расплескав содержимое.
– Давайте отправимся в Биддстон и обо всем расспросим хозяина паба. – Она встала и подтянула бриджи.
– Как, прямо сейчас? – удивленно спросила Ирен.
– Ну а когда же еще? – ответила Пудинг.
Ирен задумалась на мгновение, но затем постаралась побороть свои страхи и тоже поднялась на ноги.
Пудинг в мгновение ока запрягла в двуколку Данди, и тот повез их в Биддстон с безразличием, рожденным долгой практикой, бойко семеня ногами по Хэмской дороге, на которую они свернули, покинув Слотерфорд и поднявшись по крутому склону холма. Ирен не покидало тревожное чувство, будто она перешла границы дозволенного и участвует в своего рода обмане, но Пудинг смотрела поверх ушей пони с непреклонной решимостью и цокала языком всякий раз, когда конек замедлял шаг. Ирен взглянула на аллею, ведущую в Биддстон-Холл, когда они проезжали мимо, но не увидела никого из семейства Маккинли. Они, возможно, уехали сразу после похорон в какое-нибудь место, где было меньше горестных воспоминаний. На память пришел восторженный ответ Коры на туманное письмо, которое Ирен отправила ей по совету Алистера, и о несбывшейся поездке на море к кузине Амелии. На нее не хватило времени, но, возможно, если бы она состоялась, они могли бы стать подругами, несмотря на то что произошло дальше. Хотя не исключена вероятность, что Кора была просто еще одним человеком, который любил Алистера больше, чем Ирен, еще одним человеком, чья скорбь была более глубокой, чем ее собственная.
Паб «Белая лошадь» находился в кособоком здании с белеными стенами в центре Биддстона, рядом с лужайкой и утиным прудом. Приближался полдень. Несколько человек с местной лесопилки сидели за стоящими на свежем воздухе столиками, прихлебывая из кружек темное пиво и вычесывая из волос мелкие щепки. Пудинг и Ирен привлекли к себе любопытные взгляды, и Ирен представила, как они выглядят со стороны, – она сама в одежде, меньше всего подходящей для пивной, то есть разодетая в пух и прах, и Пудинг, хмурая и грязная, с грудью настолько крепкой, что пуговицы рубашки, казалось, вот-вот должны были отлететь от нее. Ирен изо всех сил старалась подавить смущение. Они нашли Боба Уокера, хозяина заведения, во дворе, куда выходили окна сдаваемых внаем комнат. Он направлялся в сторону уборной, держа в руках стопку газет. Этот человек был высок и дороден, его длинные руки напоминали весла, плечи сутулились, белокурые волосы редели на макушке, а щеки утопали в больших жестких бакенбардах.
– Да? Чем могу помочь, леди? – завидев их, спросил он с сильным местным акцентом. Его нижние зубы выпирали вперед, оттопыривая губу и придавая хозяину паба глуповатый вид, но вместе с тем он казался достаточно дружелюбным. Ирен и Пудинг обменялись взглядами, и Ирен поняла, что должна заговорить первой.
– Ах да! Как поживаете? Меня зовут Ирен Хадли, а это… Пудинг Картрайт, – проговорила она, вдруг осознав, что до сих пор не знает настоящего имени девушки.
– Дочка доктора, – кивнул Боб, и его двойной подбородок заколыхался. – А вы, похоже, теперь вдова, поди так? – Он покачал головой. – Страшное дело.
– Да. Именно так. – Ирен ненавидела свой голос, превращающий все слова в пустые фитюльки. Только теперь она поняла, как сильно напоминает он голос ее матери. – Мы хотели бы поговорить с вами немного, мистер Уокер, – поспешно добавила она, – о мистере Таннере и о том, как он… побывал у вас в последний раз. В ночь перед… происшествием на фабрике.
Услышав это, Боб положил газеты на землю и скрестил руки, вид у него был смущенный.
– Вот как? – отозвался он.
– Да. Дело в том… Понимаете, мы хотели спросить, совершенно ли вы уверены, что мистер Таннер был так пьян, как казался.
– Тот полицейский, темноволосый парень, он спросил меня то же самое. Я скажу вам, как ответил и ему. Таннер выпил достаточно, чтобы свалиться замертво. Он провел здесь весь день. Грустил о чем-то, как мне показалось. Я даже видел, как он плакал, хотя в подобное не поверит ни одна душа.
– Но ведь он человек, умеющий пить, не так ли?
– Это правда, так и есть. Самый ценный клиент, – сказал Боб с усмешкой.
– Но разве обычно он бывает не в «Белом олене», в Форде? – спросила Пудинг.
– И тут и там, по очереди. Он пьет здесь, когда там с кем-нибудь подерется и его перестают пускать в паб, а когда его простят, снова пьет в «Олене».
– Мистер Уокер, не могли бы вы вспомнить вот что… Когда вы пришли, чтобы выгнать его утром… он был мокрый? – спросила Ирен.
При этом вопросе Боб перестал сутулиться, и на его лице снова появилось смущенное выражение.
– К чему вам знать об этом? – строго проговорил он. – Коли человек обделается, либо…
– О нет! Не в этом смысле, – поспешно перебила его Ирен.
– Был ли он мокрым из-за дождя! – вставила Пудинг.
– Я чего-то вас не пойму.
– Простите меня, мистер Уокер, – взволнованно извинилась Ирен. – Я знаю, этот вопрос покажется очень странным. Но когда вы пришли утром, чтобы выпроводить мистера Таннера, были ли его одежда, ботинки… или, возможно, волосы… влажными, как будто он был под дождем?
– Но он не был под дождем. Он спал в сарае, чисто младенец. А потом я его разбудил и выгнал.
– Да, я знаю. Но не можете ли вы вспомнить конкретно? Был ли он мокрым или сухим, я имею в виду?
– Ну… – Боб скосил взгляд на крышу своего заведения и, казалось, сильно задумался. – Теперь, когда вы об этом упомянули, я не могу вспомнить. Должно быть, он был сухим, иначе я бы решил: тут что-то неладно – и запомнил, не так ли? С другой стороны, сам-то я промок до нитки, пока шел к сараю, дождь даже затекал под его дверь, а потому, наверно, если бы он тоже был мокрым, то я бы и внимания на это не обратил. – Он продолжал смотреть на крышу, силясь вспомнить, но никаких дополнительных результатов это не принесло.
– Так… как же было на самом деле? – спросила Пудинг.
– Я не могу сказать, – признался Боб.
Пудинг немного сникла.
– Но если б меня приперли к стенке, я бы сказал, что он был сухим. Дело в том, что он не сдвинулся ни на дюйм с того места, на которое я его положил накануне вечером. Я так понимаю, вы хотите знать именно это? – Он посмотрел на них проницательным взглядом. – Вы думаете, не выскользнул ли он из сарая, чтобы сделать кой-какое темное дело, и не вернулся ли назад, чтобы я дал ему алиби?
– Ну… да. Только, пожалуйста, не говорите никому, что мы об этом допытывались, – попросила Ирен, чувствуя, как у нее учащается пульс.
Только сейчас она поняла, как сильно боится Таннера. Так сильно, что при мысли о нем у нее сводит живот. Боб Уокер осторожно кивнул:
– Насколько я могу судить, миссис Хадли, он был здесь все время.
Поездка домой оказалась куда более неторопливой. Пудинг позволяла Данди бездельничать, так что пони время от времени останавливался полакомиться листьями из живой изгороди. Похоже, девушке совсем не хотелось возвращаться на ферму.
– Что ж, сдается мне, мистер Уокер сказал правду, – проговорила наконец Ирен, нарушая долгое молчание, которое становилось тягостным. – Такое впечатление, что ложным алиби здесь не пахнет.
– Да, – хмуро согласилась Пудинг. – К тому же у Таннера все равно не было денег, чтобы подкупить хозяина паба. И он едва ли мог ему угрожать. Боб такой огромный, настоящая глыба.
– Значит… остается вопрос: когда начался дождь? – закинула удочку Ирен. – Я имею в виду, если он начался после того, как Алистер был убит, тогда не имеет значения, был Таннер мокрым или сухим.
– В таком случае это не может служить доказательством, покидал он сарай или нет.
– Верно. Однако если… если дождь начался лишь после смерти Алистера, тот факт, что Таннер остался сухим, все равно означает, что он мог попасть рано утром в Слотерфорд, а затем вернуться в Биддстон.
– Наверное, да, – сказала Пудинг, и Ирен сдалась. Этого было недостаточно, и Пудинг ясно это понимала.