Они двинулись в сторону выхода. И тут снаружи прогремел взрыв. Свет в зале снова погас.
Старуха, которая сидела рядом с Флоранс, схватила ее за локоть:
– Дорогая, можно мне присоседиться к вам? Я уронила очки. Без них я и при свете неважно вижу, а тут еще темно.
– Конечно. Держитесь крепче. Нам главное – добраться до лестницы.
– А леди, что делала объявление по радио, сказала, где обнаружили бомбу? Я из-за шума не расслышала.
– Бомба уже взорвалась. Где – пока непонятно. Мы слышали звук взрыва. Вы держитесь за меня крепче. Нужно поскорее выбираться отсюда.
Брюс шел где-то впереди. В темноте его не было видно. Из-за старухи Флоранс выпустила его руку, но, когда он ее окликнул, тут же отозвалась, перекрикивая гул голосов растерянных зрителей:
– Я здесь! Иди, не останавливайся.
Люди привыкли к неразорвавшимся бомбам, но при отсутствии света зал кинотеатра казался ловушкой. Флоранс почувствовала страх. А если бомб несколько и сейчас раздастся новый взрыв? Держа старуху за руку, Флоранс буквально волокла ту по проходу. Возможно, зрителям ничего не угрожало, но никакого организованного выхода из зала не получалось. Люди толкались и пихались. Билетерша догадалась подняться на балкон и направила луч фонарика в сторону лестницы. Даже этот слабый свет принес облегчение. Флоранс потащила за собой старуху, торопясь побыстрее оказаться на ступеньках.
Вскоре они выбрались в фойе, где поток возбужденных зрителей вынес их из кинотеатра на улицу. В глазах старухи блестели слезы. Она горячо поблагодарила Флоранс за помощь. Флоранс смущенно улыбнулась, пожелала ей благополучно добраться домой и оглянулась в поисках Брюса. Что-то горело, и в воздухе едко пахло дымом. Забыв о фильме, недавние зрители пытались выяснить, что же произошло в реальном мире.
Наконец Флоранс заметила махавшего ей Брюса. Они свернули в переулок. Площадь впереди была оцеплена. Флоранс увидела полицейских и солдат из оцепления. Тут же кучками стояли родители, судорожно прижимая к себе детей. Возгорания в нескольких местах уже потушили, однако дым продолжал отравлять воздух. Окружающее пространство было густо усеяно обломками. На школьном дворе зияла воронка шириной футов пятнадцать. Края воронки были всхолмлены. Взрыв частично обрушил стены школы, сорвав водосточные трубы и выбив стекла. Уцелевшие стены были в пробоинах. Откуда-то доносились детские крики.
– Боже мой! – прошептала Флоранс и оглянулась; задняя стена кинотеатра тоже пострадала от взрыва. – Рядом с нами.
– Эти проклятые неразорвавшиеся бомбы… Жизнь оказалась драматичнее фильма, – криво усмехнулся Брюс. – Правда, та почтмейстерша с топором… Помнишь, какое было у нее лицо? Жуть! В следующий раз пойдем на мелодраму.
– Или на комедию, – предложила Флоранс. – С меня достаточно потрясений. Хочу посмеяться до колик в животе.
Постепенно события фильма потускнели. Отошла на задний план и страшная история с неразорвавшейся бомбой. Но Флоранс не давало покоя столкновение с миссис Уикс в библиотеке. Что, если эта женщина уже насплетничала о ней? В таком случае безопасность Флоранс и ее дальнейшее нахождение в Мидоубруке оказывались под угрозой. С Брюсом они больше не виделись. Он дважды написал ей: первый раз вскоре после их встречи. По словам Брюса, невзирая на драматичные события, они неплохо провели время. Они договорились о новой встрече, однако накануне он прислал короткое письмо, сообщив о болезни матери. Теперь он разрывался между дежурствами и уходом за ней и не знал, когда у него появится свободное время. Это расстроило Флоранс, но причина была более чем уважительная, и она написала ответ, пожелав Грейс скорейшего выздоровления.
Ей хотелось вновь оказаться в объятиях Джека, ощутить покой, исходящий от его сильного тела, но рассказать ему о миссис Уикс и возможных сплетнях она не могла. Единственной, с кем Флоранс решилась поделиться, была Глэдис, ничего не знавшая о ее немецком отце. Глэдис посоветовала ей не тревожиться и пообещала замолвить слово в ее поддержку. Обещание фермерши не уменьшило беспокойства Флоранс. Да и могла ли она не беспокоиться? Она все чаще думала о Фридрихе и Антоне, надеясь, что с ними все благополучно.
День за днем они с Джеком постоянно слушали радио. Оба находились в состоянии нервного ожидания. Новости шли яростной лавиной. Второго мая сообщили о том, что Красная армия вынудила Берлинский гарнизон сдаться. Флоранс и Джек встретили это сообщение аплодисментами. Еще через несколько дней пришло сообщение о капитуляции части германской армии.
– Джек, а что теперь будет в Германии? – спросила Флоранс. – Как это скажется на жизни Фридриха и Антона?
– Этого я не знаю. Могу лишь сказать: жизнь у обоих легкой не будет. По крайней мере, в ближайшие месяцы.
Седьмого мая диктор Би-би-си сообщил, что адмирал Карл Дёниц, ставший по завещанию Гитлера новым фюрером, согласился на безоговорочную капитуляцию нацистской Германии. Поэтому завтрашний день объявлен в Великобритании Днем победы в Европе.
Флоранс и Джек смотрели друг на друга. У обоих глаза были полны слез. Столько всего случилось с каждым из них за время этой нескончаемой войны. Даже не верилось, что она закончилась; по крайней мере, в Европе. Флоранс закрыла глаза и мысленно перенеслась во Францию к сестрам и всем, кого она знала и кто претерпел чудовищные страдания. Не в силах сдерживаться, Флоранс разрыдалась. Джек молча обнимал ее.
Глава 26
8 мая 1945 года,
День победы в Европе
В этот день Флоранс надела платье в белый и синий горошек, добавив красную окантовку и красные пуговицы. С ними платье становилось особо патриотичным, и она была довольна результатом. Погода выдалась пасмурная, но сухая. Вместе с Джеком Флоранс забралась в кузов фермерского грузовичка. Глэдис с Ронни сели в кабину, и все четверо поехали в деревню. Флоранс невольно улыбалась, думая о грядущих «увеселениях», как их называла Глэдис. После долгих шести лет каждому понадобится время, чтобы по-настоящему прочувствовать окончание войны, но этот день непременно запомнится, если только сплетни миссис Уикс не сделали свое черное дело.
Прежде чем остановиться, Глэдис завернула на главную улицу, где вовсю шли приготовления к торжеству. Двери и окна домов были украшены зелеными ветками вперемешку с ранними цветами, отчего казалось, что деревня переместилась в прошлое. Надев самодельные красно-бело-синие бумажные шапочки, жители расставляли столы на козлах, выносили стулья и с осторожностью передавали посуду. Размахивая флажками, с криками и визгом носились дети, одетые эльфами, принцессами и солдатами. Духовой оркестр настраивал инструменты, а над головами – куда ни глянь – реяли флаги Британского Содружества и красные, белые, синие полосы ткани. Флоранс ощутила подъем и ликование. Война в Европе действительно закончилась.
– А об угощении они подумали? – проворчала Глэдис, сворачивая на боковую улицу и останавливая грузовичок. – Мы, конечно, поделимся, но у меня припасов на всю деревню не хватит.
– Каждый что-нибудь да принесет, – сказал Джек. – И домашнее пиво выставят. В нем недостатка не будет.
– И сидр, – добавила Глэдис.
Из кузова они с Джеком выгрузили небольшой стол и четыре стула.
– Не удивлюсь, если после пива народ побежит облегчаться в кусты, – пробормотал Ронни.
«Неужели побегут?» – подумала Флоранс и потом засмеялась. В этот фантастический, головокружительный день такие мелочи не имели значения. К черту условности! К черту нацистов! К черту все тяготы войны! Сейчас ей хотелось распустить волосы и веселиться. Ведь они очень долго ждали этого дня. И он наступил – славный день. Удивительный день. День радости.
Празднование началось с выступления духового оркестра, сыгравшего старую патриотическую песню «Land of Hope and Glory». Музыканты явно не были виртуозами, и Флоранс прикрыла рот ладонью, пряча улыбку, но потом зааплодировала вместе со всеми. Песню сменил марш. Начался парад. Первыми шли бойцы сил самообороны, за ними полицейские, солдаты близлежащей воинской части и ветераны Первой мировой войны, горделиво поблескивая начищенными медалями. Прошли и веселые, возбужденные местные жители с целой оравой детворы. Вся эта пестрая толпа остановилась перед приходской церковью, где к перилам крыльца был прикреплен транспарант с надписью: «Боже, храни короля!» Никто не бросал в сторону Флоранс косых взглядов. Значит, Глэдис выполнила обещание, так что паутина клеветы, сотканная миссис Уикс, была сорвана и растоптана. Впервые за все эти недели Флоранс почувствовала облегчение.
Жители заполнили церковь. Наступило время благодарственных молитв и песнопений. И здесь, в тишине, к радости победы примешивалась горечь потерь. За спиной Флоранс рыдала женщина, одна из многих, потерявших отцов, сыновей, братьев, мужей и женихов. Вспомнилось, что кто-то из английских мужчин по-прежнему сражается с японцами в Малайзии и Бирме. В голове Флоранс звучали слова из недавнего выступления Черчилля: «Япония отказывается сдаваться… случаи невыразимой жестокости».
Глэдис, сидевшая рядом, комкала платок и постоянно вытирала глаза. У Флоранс защемило сердце. Джек смотрел в пол и наверняка думал о своем погибшем малыше. Флоранс коснулась его руки. Он мельком взглянул на нее и кивнул, принимая жест сострадания. У нее самой появились слезы при мысли о сестрах во Франции, о пережитом, о маленькой племяннице, которую она еще не видела.
– Тьма и опасности войны позади, – звучал над рядами голос священника. – Настал день радости и торжества. Но мы не вправе забывать о павших и о том, какой чудовищной ценой далась нам победа. И мы – могучее братство людей, – дрогнувшим голосом произнес священник, – должны ввериться Богу и вместе строить будущее.
Служба закончилась. Под перезвон колоколов Флоранс спросила Джека, как он. Он улыбнулся, но так печально, что она едва не заплакала снова.
– Джек, я тебе очень сочувствую.
– Идем веселиться, – ответил он. – Нельзя застревать в прошлом. Особенно сегодня. Осталось выяснить главный вопрос: чему отдать предпочтение – пиву или сидру?