Флоранс здесь сразу же понравилось. Эдвард провел их в дом и через холл в одну из спален. Комната имела сводчатый потолок, а ее стены были выкрашены в светло-голубой цвет. Кремовые льняные портьеры обрамляли две выцветшие голубые двери, а из двух окон с почти прозрачными тюлевыми занавесками открывался вид на золотистые холмы. Все это разительно отличалось от гнетущей обстановки особняка на Липари.
– Глория – декоратор интерьеров и моя племянница, – сказал Эдвард. – Сейчас она подойдет.
Через несколько минут в комнату вошла высокая, элегантная женщина в оранжево-розовом восточном халате, полы которого развевались при ходьбе. У нее были светлые волосы до пояса и глаза пронзительного синего цвета.
– Учимся жить на природе, – сказала она. – Здешняя жизнь протекает в замедленном темпе. Рада познакомиться с вами.
– У вас есть огород? – спросила Флоранс.
– Да. Выращиваем баклажаны, перцы, цукини, дыни, лук и клубнику.
– Все это я выращивала во Франции.
– Мы тут первый год. Сами знаете, война…
– Вы сильно пострадали от войны?
– Не сказать чтобы сильно, но зацепило.
– Вы здесь живете круглый год?
Женщина вздохнула и, взяв Флоранс под локоть, повела к голубой двери со стеклянными панелями, за которой оказалось небольшое патио, затененное пальмами. Воздух дрожал от жужжания пчел и птичьего пения. Таких двориков Флоранс не видела ни во Франции, ни в Англии. В нем было что-то мавританское. По каменным стенам карабкалась бугенвиллея. В керамических горшках росли три небольших папоротника. В патио стояли два кресла из ротанга, столик, удобный шезлонг и росло лимонное дерево.
– Это ваш райский уголок, – сказала Глория. – Как видите, вход прямо из вашей комнаты.
Флоранс посмотрела на Джека, ожидая, что тот скажет про две комнаты. Но Джек молчал.
Ужин был легким, с местным красным вином. Сославшись на усталость, они рано ушли к себе. Комната имела отдельную ванную, освещаемую только свечами. Флоранс вымылась первой, затем пошел Джек. Он погасил масляную лампу. Они улеглись на хрустящие крахмальные простыни. Прямо над кроватью висел вентилятор. Из открытого окна доносилось журчание фонтана и вкусно пахло чабрецом. Конец лета на Сицилии был очень теплым.
Флоранс еще не испытывала таких ощущений. Она потянулась и дотронулась до Джека, услышав, как он резко вдохнул. Она повернула голову и увидела его. Он лежал рядом. Осуществилось то, о чем она давно мечтала, но в темноте ей был виден только его профиль. Флоранс заставляла себя ждать, однако теперь она знала, что Джек ее хочет. В своем желании она не сомневалась, хотя прежде ее грызли сомнения. Ей казалось, что после изнасилования она уже не вступит в интимные отношения с мужчиной. Сейчас она находилась в состоянии приятного предвкушения, зная, что желаемое еще не произошло, но обязательно произойдет. Флоранс водила пальцами по мускулистым рукам Джека, затем повернулась к нему лицом.
Джек поцеловал ее, сначала нежно, потом страстно.
– Ты уверена, что тебе хочется? – спросил он.
– И ты еще спрашиваешь? – Флоранс засмеялась; Джек гладил ей шею, грудь, бедра. Его прикосновения были нежными и совсем легкими. – Ты же знаешь, что я не сломаюсь. – В темноте она почувствовала его улыбку. – Я оправилась от случившегося со мной.
После столь долгих ожиданий она думала, что их близость будет стремительной, но этого не случилось. Они никуда не спешили, испытывая мгновения неописуемого ликования. В другие моменты ее щеки становились мокрыми от слез. От тела Джека шли жаркие волны. Флоранс целовала его запястья, ощущая его пульс и замирая от восторга, когда губы подрагивали от биения его сердца. Потом Джек накрыл ее собой. Она так давно пыталась представить, каков он в постели, и теперь узнала. Флоранс погрузилась в Джека. Ее сердце билось так неистово, что казалось, вот-вот выскочит за пределы грудной клетки. Это было так волнующе, так захватывающе. Это превосходило все известные ей восторженные слова, и Джек с лихвой оправдал ее ожидания.
Утром за завтраком они держались за руки под столом. Ветер теребил белую скатерть. В складках тюлевой занавески запуталась оранжевая бабочка. Флоранс словно во сне смотрела, как Джек встал, осторожно взял бабочку и выпустил в сад. Глория принесла кофейник, домашнюю выпечку, хлеб и местный сыр.
– Апельсиновый сок забыла, – спохватилась она.
Джек встал, но она жестом усадила его обратно.
После завтрака они пошли прогуляться по каменистым холмам, окружавшим глубокую лощину. Сверху были видны окрестные скалы с темнеющими входами в пещеры.
– Пожалуй, я повременю с пещерами, – сказала Флоранс.
Джек засмеялся и обнял ее.
За скалами виднелись холмистые перелески и снова скалы с зубчатыми вершинами.
– Если хочешь, съездим в Ното. Эдвард говорит, что это сплошной лабиринт из домов янтарного цвета. Тебе должно понравиться.
– Ты ведь сегодня встречаешься с Эдвардом? В смысле, по работе.
– После ланча.
– А этот дом его или Глории? Я спросила ее, живет ли она здесь постоянно, но она ушла от ответа.
– Как я понимаю, она живет в Нью-Йорке, но часть года проводит здесь. Она достаточно известна в мире интерьерных декораторов. Во всяком случае, была до войны. Убранство этого дома – ее последний проект.
Пока Джек рассказывал Эдварду о результатах осмотра особняка на Липари, Флоранс решила вздремнуть. С некоторых пор ей понравилось называть это итальянским словом «riposo». Она провела замечательный час в состоянии полудремы-полубодрствования, слыша звуки, но не реагируя на них. Ее безмятежные грезы длились до тех пор, пока она не подумала об Элен. И сразу же замелькали картины их жизни в Дордони. Флоранс захотелось оживить в памяти каждый момент. Вместе с сестрами она снова взбиралась ранним утром на холмы, не дождавшись, пока рассеется туман. Она снова вела пастись своих любимых коз и плавала с Элен, которая всегда была ей как мать. Флоранс привыкла считать себя хорошим человеком. Но – боже мой! – она полюбила Джека, полюбила по-настоящему, и он ответил на ее любовь. Однако она любила и старшую сестру и волновалась о реакции Элен, когда та узнает новость. Потекли тревожные мысли. Флоранс осознавала, что сделала нечто недопустимое, запретное, что существенно осложнит ее отношения с Элен, если не хуже.
К концу дня вернулся Джек. Его прекрасные зеленые глаза стали намного спокойнее, чем прежде, и Флоранс полегчало. Она знала, что взрослеет и меняется и больше не может прятаться от жизненных сложностей. Она убеждала себя, что отношения с Элен обязательно наладятся. Не будут же они находиться в вечной ссоре. А ее изменившиеся отношения с Джеком были еще такими хрупкими. Они только-только начинали узнавать друг друга, и Флоранс хотела, чтобы никакие случайности не повредили ее счастью.
– Как ты после вчерашней ночи? – осторожно спросил он.
– Замечательно, Джек, – с улыбкой ответила она. – Но я постоянно думаю об Элен.
– Флоранс, с ней все будет в порядке. Я в этом уверен. Элен – прекрасный человек.
Флоранс кивнула, позволив себе надеяться, что он прав.
– Эдвард решил отложить реставрацию дома на Липари. Зато он дал мне адрес одного человека на Мальте. Конечно, все под большим вопросом, но возможно, тому понадобится помощь в восстановительных работах. Мальте сильно досталось во время войны. После турок в шестнадцатом веке это вторая Великая осада.
– Кто этот человек?
– Кто-то из правительственных чиновников, занимающихся восстановлением. Мальта пострадала куда сильнее, нежели Палермо.
– Даже представить сложно.
– А у меня возникает вопрос: если Розали по-прежнему на Мальте, насколько серьезно ее жизнь была затронута войной? – Джек покачал головой. – Я тебе уже говорил о стратегическом значении Мальты как колонии Британской империи.
– Помню. Ты еще рассказывал, что остров нещадно бомбили.
Джек сжал ее руку:
– Понимаешь, есть вероятность того, что Розали уже нет в живых.
Флоранс задумалась.
– Наверное, ты прав.
– Я искренне надеюсь ошибиться в своих предположениях… Давай сменим тему. Эдвард кое-что рассказал мне о доме на Липари. Гнетущая атмосфера – не плод твоего воображения. Три поколения жившей там семьи умирали не своей смертью. Эдвард считает причиной кровную месть, существующую в сицилийской мафии. Редко кто из местных жителей отваживается приближаться к этому месту. Они считают, что оно проклято.
Флоранс не усомнилась в рассказанном Эдвардом. Судя по ее собственным ощущениям, место действительно было прóклятым.
Зато в комнате, где они сейчас находились, обстановка стала легче.
– Я давно уже хочу тебе сказать… – продолжал Джек, не выпуская ее руки из своей.
Флоранс улыбалась, ожидая дальнейших слов. Вид у Джека был искренний, но какой-то неуверенный.
– Джек, ты можешь говорить мне все, что захочешь. Абсолютно все.
– Дело в том, что… – упершись глазами в пол, пробормотал он; Флоранс терпеливо ждала. – Я не очень сведущ в подобных делах, но я хочу любить без страха… и отсутствие тебя в моей жизни… Раньше я как-то не задумывался об этом, а когда ты стала встречаться с Брюсом, мне… мне было не по себе.
Слыша, как Джек рассказывает о своих чувствах, Флоранс не могла сдержать улыбку.
Он поднял голову и пристально посмотрел на Флоранс:
– По правде говоря, я умирал внутри… Хочу, чтобы ты поняла, по-настоящему поняла… Флоранс, я не отношусь к тебе легковесно и никогда не буду относиться легковесно. И никоим образом не хочу воспользоваться сложившимися обстоятельствами.
Джек нежно отвел волосы с ее лба. Флоранс хотела заговорить, но он коснулся пальцем ее губ, а затем поцеловал.
Глава 40
На следующий день к ним в комнату постучался Эдвард.
– Я в патио, – отозвалась Флоранс.
– Смотрите, что я нашел, – сказал он, войдя в их маленький дворик и протягивая Флоранс пачку газет. – В основном это мальтийские газеты. Возможно, вам будет интересно их посмотреть.