– Аддисон, это потрясающее платье! Вы действительно готовы отдать его мне? Честно говоря, меня не особо волнует, в чем я буду выходить замуж.
– Нет, дорогая. В день свадьбы ты должна выглядеть неотразимо. Надев это платье, ты окажешь мне услугу. Оно слишком долго провисело в гардеробе. Теперь оно твое.
Рива взяла у него платье:
– Но Бобби не должен видеть меня в нем до свадьбы.
– Племянник, закрой глаза! – скомандовал Аддисон. – Идем, Рива. Взглянем, как оно сидит на тебе.
Они спустились в апартаменты Бобби. Рива надела платье в ванной и, выйдя оттуда, нашла Аддисона в отрешенном состоянии. Казалось, он бродил мыслями где-то в прошлом, но, увидев ее, вернулся в реальность.
– Ты выглядишь замечательно, – с улыбкой сказал он. – Но со дня нашей первой встречи ты, дорогая, заметно похудела.
– Знаю. И не я одна.
– В Рабате есть женщина, у которой я заказываю рубашки. Уверен, она сумеет подогнать платье по твоей фигуре. Приезжай в свой следующий выходной, а я позову ее сюда.
– Я подала заявление об уходе с работы в центре Ласкариса. И скоро у меня будет уйма свободного времени.
– А что так? – удивился Аддисон.
– Мы никому не говорили о намерении пожениться, но если начальство узнает, то нам с Бобби не позволят работать в одну смену. Если же мы окажемся в разных сменах, то будем редко видеться. Так что я приняла самое разумное решение.
– Что ж, ты уже внесла свой вклад в дело обороны острова и даже успела принять роды.
– Ничего-то я не делала. Ребенок сам родился, – засмеялась Рива.
Аддисон тоже засмеялся и погрозил ей пальцем:
– Ложная скромность. А теперь скажи: ты подумала о букете?
– Совсем забыла, – призналась Рива.
– Готова оставить эту заботу мне? Есть предпочтения по части цвета? К твоим потрясающим волосам подойдет что-то красное или оранжевое. Слава богу, цветы на нашем прекрасном острове еще растут. Немцы не смогли лишить нас этого.
Аддисон потрогал ее волосы. Огненно-рыжими волнами они покрывали ее плечи. Рива улыбалась, радуясь столь деятельному участию Аддисона в приготовлениях. Когда они с Бобби поженятся, его дядя станет ее родственником, хотя и не слишком близким. Но Аддисон уже значил для нее больше, чем отец.
Рива и Бобби поженились солнечным майским днем, когда сам воздух был пронизан волшебством и любовью. Церемония бракосочетания отличалась краткостью и быстро закончилась. Далее началось торжество. Когда новобрачные и гости переместились в апартаменты Аддисона, глядя на счастливые, улыбающиеся лица, можно было почти поверить, что нет ни войны, ни бомб, ни смертей, ни грызущего страха. Все происходило как в довоенные времена: непринужденные разговоры, взрывы смеха, тосты под звон бокалов. Тостов было очень много. В воздухе пахло розами и табаком, а простое деревенское угощение было невероятно вкусным. Аддисон открыл свой винный погреб, где за многие годы накопились сотни бутылок вина. Несмотря на жесткий дефицит продовольствия, шампанское в этот день лилось рекой. Рива представляла долгие годы совместной жизни с Бобби и посылала ему воздушные поцелуи, мечтая о завершении торжества в постели. Его лицо сияло от счастья, она знала, что теперь они соединены узами любви навсегда. Она вышла на террасу. Вокруг зеленели весенние поля. Какой простор, сколько надежд на будущее! Теперь их любовь не споткнется. Теперь у нее была непоколебимая вера в Бобби и в себя.
Прошло лето, а затем и осень.
После угрюмых свинцово-синих туч, нескончаемых дождей и яростных бурь небо очистилось. День в канун Рождества был ясным и солнечным. Бобби, Аддисон и Рива уселись в карроцин – мальтийскую конную повозку – и, подобно множеству горожан, отправились к Порта-Реале – городским воротам Валлетты. Вечерний воздух был густо напоен ароматом благовоний. На улицах города звучали рождественские песни. Церкви были переполнены. Церковь ордена кармелиток на Олд-Тиатер-стрит пострадала от бомбежек. Зайдя туда, Рива сквозь дыры в потолке увидела звезды. Она восприняла это как особый знак. Несмотря на разрушения, звезды продолжали сиять.
Другие церкви были полны коленопреклоненных мальтийцев. Опустив голову, люди молились о спасении и окончании войны. Рива, а вслед за ней Бобби и Аддисон протиснулись в заднюю часть барочной церкви Богоматери Победительницы. Перед алтарем подрагивали золотистые огоньки десятков свечей. К глазам Ривы подступили слезы. Она взяла Бобби за руку. Надежда, живущая в человеческом сердце, была поистине загадочным явлением.
Глава 49
Десять дней спустя Бобби отправился в Валлетту на встречу с одним из сослуживцев. Вскоре начался воздушный налет, который был слышен и в Мдине. Рива сцепляла пальцы и твердила, что все будет хорошо. Но где-то через час в дверь их апартаментов постучали. Январский холод давал себя знать, поэтому она накинула поверх теплый халат и пошла открывать.
Первым она увидела Аддисона. Вид у него был потерянный. Потом она заметила полицейского в форме. Тот смотрел себе под ноги.
Едва взглянув на него, Рива все поняла, и ее затрясло.
– Мне очень жаль, мадам, – произнес полицейский и только теперь поднял голову.
Рива отступила на шаг и попыталась закрыть дверь. Аддисон шагнул к ней, держа дверь открытой.
– Бобби… – прошептала она. – Только не Бобби… Пожалуйста… только не Бобби.
– Прямое попадание, – услышала она слова полицейского.
Рива бросилась за пальто:
– Я должна его видеть.
– Нет, Рива. Не надо, – остановил ее Аддисон.
Сами собой потекли слезы. Сам собой из горла вырвался стон. Аддисон о чем-то говорил с полицейским. Рива ушла внутрь. Это какая-то ошибка. Такого просто не могло произойти. Вслед за ней вошли Аддисон и полицейский.
– Когда? – вдруг ощутив ледяное спокойствие, спросила она.
– Около двух часов назад, – ответил полицейский.
– Что с телом?
Аддисон с болью посмотрел на нее:
– Ты знаешь, как это бывает.
Рива знала. После ожесточенных налетов она видела изуродованные тела погибших. Куски людей. Куски семей. Порой тела разрывало настолько, что из-под груды обломков торчала лишь рука или нога. Она видела эти ужасы, но, как и все, продолжала верить в скорое прекращение бомбардировок. Как могло такое произойти? Бобби. Ее Бобби. Разум отказывался воспринимать случившееся.
Когда полицейский ушел, Рива повалилась на ковер. Аддисон не стал пытаться ее поднимать. Он сел на диван, сложил руки на коленях и склонил голову. Взглянув на него, Рива увидела слезы, катящиеся по щекам старика. Она подошла к нему и тоже села. Оба дрожали, отказываясь верить в произошедшее.
Дни и ночи ее разрывало от горя. Их брак не продлился и восьми месяцев. Прежде ей казалось, что она уже испила чашу горя, когда Бобби бросил ее ради той американки. Ничего подобного. Пока он был жив и здоров, это даже не называлось горем. Утрата – да, предательство – да. И гнев. Но не горе, не это разъедающее чувство, когда случается невозможное и ты сознаёшь: самого любимого, самого дорогого для тебя человека больше нет. Этот человек лишился тела. Он уже не может ходить, говорить, дышать, есть и дарить тебе радости в постели. Рива кружила по квартире, не в силах остановиться. Она молила о чуде: вот сейчас она обернется и увидит, как он сидит и улыбается. Она жаждала его прикосновения. Телесно. Ментально. Эмоционально. Всего лишь легкое прикосновение его руки к ее щеке, когда он проходил мимо, а она сидела, погруженная в книгу. Этого было бы достаточно.
– Но почему Бобби? – кричала она, обращаясь к стенам, его стулу, их кровати. – Почему?
В ответ – молчание. Для смерти не существовало правил. Не было формулы, позволяющей пережить боль, когда время скользило между днем и ночью. Без передышки.
Как-то утром к ней заглянул Аддисон:
– Я организовал похороны. Надеюсь, все пройдет как нужно.
Риву передернуло. Ей была ненавистна сама мысль о похоронах.
– Вряд ли я буду присутствовать. Поймите меня. О том, что мы женаты, знали не многие. Я не смогу удержаться от слез. Люди начнут глазеть. Бобби это не понравилось бы.
– Понимаю тебя. Я уже сообщил его матери. Ее на похоронах тоже не будет… по вполне понятным причинам. О надгробном камне мы поговорим потом.
Рива кивнула. Аддисон ушел.
Надгробный камень! Ей не хотелось никаких надгробий. Смерть Бобби не была и не могла быть реальной. Под биение сердца, под пульсацию крови перед ней замелькали воспоминания, сопровождаемые сбивчивым дыханием. Ей не спалось, она не знала, заснет ли вообще. Ее потянуло даже на воспоминания о своей давней жизни в Париже. Вернется ли она туда когда-нибудь? Рива сомневалась. Ее дом здесь, на Мальте. Там, где Бобби присутствует везде и нигде.
Она вела мысленные разговоры с ним и ловила себя на совершенно странном ощущении, словно заранее знала, что это случится. Каким-то образом. В гибели Бобби была какая-то необъяснимая неизбежность. Его возвращение. Их брак. Глубина их любви, глубина ее боли. Заплакав, Рива рухнула на колени. Мир и ее жизнь распадались на куски.
В какой-то момент появился адвокат по имени Саймон Уилсон-Браун. Аддисон провел его к себе в гостиную, где адвокат и огласил завещание. Рива сидела как изваяние, впившись ногтями в ладони, чтобы не заплакать.
– Миссис Бересфорд, сэр Роберт оставил вам почти все, – произнес Уилсон-Браун, после чего начал зачитывать пункты завещания.
Рива слышала слова, как будто они звучали из соседней комнаты и относились к ее двойнику, сидящему там.
– А как же его мать? – взглянув на Аддисона, спросила она.
– О ней он тоже позаботился, – ответил Аддисон. – На ее имя записан дом в Англии. К тому же у нее есть свой личный доход. Бобби это предусмотрел, когда стал летчиком.
– Рада слышать.
– Он еще тогда сознавал, что жизнь пилота истребителя может оказаться короткой, – добавил Аддисон. – Как, впрочем, и жизнь всех нас на земле.
Казалось, Аддисон чувствовал, что и его жизнь подходит к концу. Через несколько недель после визита адвоката Рива поднялась наверх. Сначала ей показалось, что Аддисон просто задремал в своем любимом кресле. Но, подойдя ближе, Рива не увидела признаков дыхания. Она взяла его за руку. Пульс не прощупывался, а сама рука была холодной. Рива села рядом в тишине гостиной, продолжая держать за руку умершего Аддисона и ждать, пока дворецкий вызовет врача.