— Доложи, как успехи.
— Нормально, — нехотя буркнул Женька.
У него не было настроения вдаваться в подробности, но папа не унимался:
— А тренер что говорит?
— Что я уникум.
— Я сразу понял, что тебя надо отдавать на теннис! — обрадовался папа. — Ты у нас ещё станешь золотой ракеткой. Будем тебя по телевизору смотреть.
Женька в этом сильно сомневался, но не стал разуверять папу. Взрослым тоже надо помечтать, в Деда Мороза-то они уже не верят.
На следующую тренировку Женька отправился сам. Всю дорогу до спортивной школы он раздумывал, не стоит ли ему сачкануть и провести время с большей пользой, но решил не рисковать. Родители бдили.
На корте он увидел знакомое лицо. Стас Смирнов учился в десятом классе, но был уже кандидатом в мастера спорта. На всероссийском турнире по теннису он взял серебряную медаль, после чего на торжественной линейке сам директор школы жал ему руку.
Тренер снова поставил новичка бить мячом в стену, но Женьке было не до того. Ему представилась возможность познакомиться с самим Смирновым, и упустить её было бы непростительно.
— А можно я немножко посмотрю? — попросил Женька, после нескольких тщетных попыток попасть по мячу.
— Что ж, посмотри. Может, тебе это пойдёт на пользу, — согласился тренер.
Женька встал возле корта. Когда мяч улетел в аут, Женька тотчас подсуетился и принёс его школьному кумиру.
— Спасибо, — Стас улыбнулся нежданному помощнику.
Женька просиял в ответ. Всю тренировку он таскал мячи, а в конце Стас спросил:
— Тебя как зовут?
— Женька. Мы с тобой в одной школе учимся, — сообщил Женька, вытянувшись в струнку, как солдат перед главнокомандующим.
— Значит, увидимся, — сказал Стас.
Женька вернулся домой окрылённый. Кому сказать: сам Стас Смирнов теперь у него в знакомых. Вытащив из сумки футболку, мама снова порадовалась, что сын тренировался до седьмого пота.
— Кажется, ты начинаешь входить во вкус? — улыбнулась она.
— Спорт — великое дело, — ответил Женька.
Он шёл на очередную тренировку, когда из соседнего подъезда вышли Майка и Ленка Синицына. Увидев в руках Женьки ракетку, Майка спросила:
— Москвичёв, что это у тебя?
— Теннисная ракетка, тундра. Или у вас в захолустье про такую игру не слышали?
— А тебе-то она зачем? — усмехнулась Майка.
— Понятное дело, не мух бить.
На тренировку иду, — гордо объявил Женька.
— Ты?! На тренировку?! Насмешил. Тебе по физре «четвёрку» ставят только из жалости, потому что ты по другим предметам отличник, — презрительно фыркнула Синицына.
Ничто так не обижает, как правда. Слова Синицыной резанули Женьку по живому.
— Смеётся тот, кто смеётся последним, — заявил он. — Знаешь, что про меня тренер сказал?
— Ну?
Девчонки выжидающе уставились на него.
— Цитирую дословно: «Такого, как ты, я вижу впервые. Ты прямо уникум». Понятно? — похвалился Женька.
— Так ты что, правда играешь?
— А то! Ладно, девчонки, не задерживайте, меня Стас Смирнов ждёт.
— Врёшь, — не поверила Майка.
— Если бы вы знали, как я устал от недоверия, — голосом человека, познавшего все тяготы жизни, произнёс Женька. — Я не буду ничего доказывать. Я выше этого.
Он гордо удалился, чувствуя, как девчонки сверлят взглядами его спину.
Тренировки выматывали. Зато в спортивной школе Женька окреп физически. Таскать мячи приходилось без передышки. Он так в этом поднаторел, что даже перестал сильно потеть. Иной раз Женька подумывал о том, что пора бросить это бессмысленное занятие, однако радость и надежды родителей удерживали его от опрометчивого шага. В школе к его занятию спортом по-прежнему относились с недоверием, но однажды всё изменилось.
Как-то на перемене Стас проходил мимо их класса и, заметив Женьку, кивнул:
— Привет. Сегодня придёшь?
— Постараюсь, — как можно безразличнее ответил Женька, боковым зрением подмечая, что на одноклассников напал столбняк.
— Давай, а то нам тебя не хватает, — улыбнулся Стас и пошёл дальше.
Все молча уставились на Женьку.
— Ну ты даёшь! — протянул Петухов.
— Так ты тренируешься со Смирновым? — спросила Синицына.
— А что тут такого? Через пару недель отборочные соревнования во Дворце спорта, а потом в Киев поедем, — небрежно заявил Женька.
— Вот бы посмотреть, — мечтательно сказала Ленка.
— Ничего не получится. На соревнования посторонним вход закрыт.
— Получится, — неожиданно встрял в разговор Шмыга. — У меня там мать уборщицей работает и нас проведёт.
Сообщение было встречено всеобщим ликованием, только Женьке было не до веселья.
— Ну и что будешь делать? — спросил его по дороге домой Лёха, который был в курсе «успехов» друга.
— Что-нибудь придумаю. Мало ли почему человек не участвует в соревнованиях. Может, я руку сломал.
— А по-моему, лучше честно признаться.
— Знаешь, Лёха, бывают моменты, когда правда не катит.
— Чего? — не понял Лёха.
— Про ложь во спасение слыхал?
— Не, ложь тебя не спасёт, — помотал головой Лёха. — Всё равно всё вылезет наружу.
День соревнований неумолимо приближался. Шмыгунов радостно сообщил, что мама обещала провести ребят, но не больше шести человек. Свидетелей вполне хватит, чтобы разоблачить и окончательно опозорить Женьку. Незадачливый спортсмен лихорадочно соображал, что предпринять, но единственное, что приходило в голову, это притвориться, что у него сломана рука. Он даже подумал, не возобновить ли в срочном порядке тренировки возле стенки, но тут же отмёл эту идею. Сколько мячом ни стучи, а на соревнования ему не попасть.
На тренировке Женька так задумался, что, когда бежал за очередным мячом для Стаса, поскользнулся. Падая, он выставил руку и приземлился прямо на неё. Его пронзила острая боль.
Когда вечером Лёха зашёл к другу и увидел того с рукой на перевязи, он с восхищением присвистнул:
— Ну ты даёшь! Гипс как натуральный.
— Он и есть натуральный. Перелом в двух местах. Хорошо, что без смещения, — мрачно заметил Женька.
— Так ты что, в самом деле руку сломал? — удивился Лёха.
Женька промолчал, понуро опустив голову. Слова были излишни.
На следующий день Женька явился в школу в гипсе. Его перелом тотчас стал новостью дня. Девчонки обступили несостоявшегося чемпиона.
— И как же ты теперь? — всплеснула руками Майка.
Женька пожал плечами.
— Как, как! Соревнования отменяются.
— Очень расстроился? — участливо поинтересовалась Ленка Синицына.
— А ты как думала? — уклончиво ответил он.
— Ничего, это не последнее соревнование. Снимут гипс, и опять будешь играть, — успокоила его Ленка.
Женька помолчал, а потом тяжело вздохнул:
— Нет, я с теннисом завязал. — Он многозначительно кивнул на сломанную руку и добавил: — Большой спорт калечит людей.
Отличники
История получалась неутешительная. Лёха переминался у доски. Очевидно, сказать ему было нечего.
— Я учил, — обречённо промямлил он, глядя в пол.
Он уже предвидел, какую взбучку задаст отец за очередную «двойку», а тут ещё учительница, вместо того, чтобы просто поставить «двояк» и отпустить его с миром, измывается.
— Замечательно! — воскликнула она, сияя улыбкой, как на рекламе «Блендамеда».
Лёха знал наизусть, что последует дальше: «А теперь поделись тем, что ты выучил». Он уже приготовился безропотно выносить глумление над своей личностью, как вдруг Василиса Тихоновна сказала нечто совсем неожиданное:
— Всегда бы так, Потапов! «Пятёрка».
Лёха подумал, что ослышался. Впрочем, в этом он был не одинок. Весь класс замер и в немом удивлении уставился на учительницу. Но тут у Лёхи начались ещё и зрительные галлюцинации. Он собственными глазами увидел, как Василиса Тихоновна вывела в журнале напротив его фамилии жирную «пятёрку».
— Что же ты стоишь? Неси дневник, — велела она.
Лёха остолбенел. Он до боли ущипнул себя, чтобы удостовериться, что не спит, но даже после этого поверить в реальность происходящего было трудно. Словно в трансе, он принёс дневник и вернулся на своё место.
— Ничего себе! За что Потапову «пятёрка»? — выкрикнула со своего места Майка.
«Вот тут-то я и проснусь», — подумал Лёха. Ан нет, безумие продолжалось.
— Как за что? Он же учил, — вступилась за него Василиса Тихоновна.
— Может, я тоже учила, — недовольно буркнула себе под нос Майка. Вот вредина! Никогда не может порадоваться чужому счастью. Но историчка быстро поставила её на место:
— Ты хочешь пойти к доске?
Майка поняла, что перегнула палку, и пошла на попятную:
— Нет, я просто так сказала.
— Очень жаль. В таком случае выше «четвёрки» ты не заслужила. Давай дневничок, — произнесла Василиса Тихоновна.
Ошеломлённые шестиклассники во все глаза смотрели на учительницу. С той явно творилось что-то неладное.
— Или влюбилась, или сошла с ума, — шёпотом сказала Синицына.
— Какое «влюбилась»! Ей же уже за тридцать, — возразил её сосед по парте Петухов.
Василиса Тихоновна будто не замечала замешательства класса. Она одарила всех улыбкой и спросила:
— Ну что, есть добровольцы?
В классе воцарилась такая тишина: моль услышишь, если бы ей вздумалось хлопать здесь крыльями.
— А, была не была, — решил двоечник Шмыгунов и робко поднял руку.
— Шмыгунов? Прекрасно, — обрадовалась Василиса Тихоновна.
От её жизнерадостности и от собственной смелости у Шмыгунова спазмом свело желудок. Он уже хотел сделать вид, что поднял руку просто так, чтобы почесать за ухом, но учительница уже начала его пытать:
— Скажи-ка тему сегодняшнего урока.
Шмыгунов по привычке обвёл класс взглядом в надежде на подсказку, но тут увидел надпись на доске, и его осенило.
— Отмена крепостного права? — то ли ответил, то ли спросил он, но историчку не смутила его неуверенность. Она радостно воскликнула:
— Прекрасно! Восхитительно! «Пятёрка»!