– Сорок тысяч и пять долларов!
Мы с Пинкертоном обменялись понимающим взглядом: Бэллерс слишком взвинтил цену, а теперь понял свою ошибку и пытался выиграть время, чтобы заткнуть аукцион до возвращения посыльного.
– Сорок пять тысяч долларов, – сказал Пинкертон глухим, дрожащим голосом.
– Сорок пять тысяч и пять долларов, – сказал Бэллерс.
– Пятьдесят тысяч, – сказал Пинкертон.
– Прошу прощения, мистер Пинкертон, – сказал аукционист, – вы что-нибудь сказали?
– Мне… мне трудно говорить, – прохрипел Джим. –
Пятьдесят тысяч, мистер Борден.
Бэллерс обратился к аукционисту:
– Прошу разрешить мне три минуты поговорить по телефону. Я здесь представляю клиента и только что послал ему записку.
– Меня это не касается, – грубо прервал его аукционист,
– я обязан продать этот корабль, и все. Вы что-нибудь прибавляете к пятидесяти тысячам?
– Я уже имел честь объяснить вам, сэр, – возразил
Бэллерс, тщетно пытаясь придать своему голосу достоинство, – что мой доверитель назвал мне предельную цифру в пятьдесят тысяч долларов, но, если вы разрешите мне потратить две минуты да телефонный разговор…
– Ерунда! – перебил его аукционист. – Если вы не повышаете цену, я продаю корабль мистеру Пинкертону.
– Берегитесь! – взвизгнул юрист. – Это вам так не пройдет! Вы обязаны действовать в интересах судовладельцев, а не мистера Дугласа Лонгхерста! Однако вы прервали аукцион, чтобы позволить этому господину посоветоваться со своими приспешниками. Это вам даром не пройдет!
– Но вы же тогда ничего не сказали, – ответил аукционист, несколько смутившись. – Свой протест вы должны были заявить тогда же.
– Я здесь не для того, чтобы следить, как ведется аукцион, – ответил Бэллерс, – мне за это не платят.
– Ну, а мне платят именно за это, – возразил аукционист с прежней наглостью и продолжал нараспев: – Пятьдесят тысяч долларов! Кто больше? Кто больше? Кто больше, господа? Потерпевший кораблекрушение бриг «Летящий по ветру» продается за пятьдесят тысяч… Продается…
продается… продан!
– Господи, Джим! А у нас есть эти деньги? – воскликнул я, словно разбуженный от сна последним ударом молотка.
– Разницу придется занять, – шепнул он, побелев как полотно. – Мы попали в чертовски трудное положение, Лауден. Кредита у нас, наверное, хватит, но мне придется много побегать. Выпиши мне чек на свои деньги, и через час я буду ждать тебя в редакции «Оксидентела».
Я написал чек, но рука у меня так дрожала, что я сам не узнал бы своей подписи. Через мгновение Джим уже исчез.
Трент ушел еще раньше… И только Бэллерс продолжал переругиваться с аукционистом, но, когда я пошел к выходу, я чуть не столкнулся – с кем бы вы думали? – с посыльным.
Всего несколько минут решили, кому суждено было стать владельцем «Летящего по ветру».
Глава X
В которой команда исчезает неведомо куда
У дверей биржи я догнал низенького толстяка, который принял столь краткое и столь энергичное участие в аукционе.
– Поздравляю вас, мистер Додд, – сказал он. – Вы и ваш друг стойко держались до конца.
– Ну, вас нам благодарить не за что, – ответил я. – Вы ведь взвинчивали цену разом на тысячу, соблазняя всех биржевых спекулянтов Сан-Франциско последовать вашему примеру.
– О, это было временное умопомешательство, – сказал он. – Я от всего сердца благодарю бога, что не повесил себе на шею подобный жернов. Вам в эту сторону, мистер Додд?
Ну, я пойду с вами! Такому старому хрычу, как я, всегда приятно любоваться молодыми, полными сил бойцами.
Когда я был помоложе, а Сан-Франциско поменьше, я пускался в самые рискованные предприятия. Да, я знаю вас, мистер Додд. Вернее сказать, я узнал бы вас в любом месте – вас и вашу свиту в рыцарских одеяниях. Извините мне мою шутку, но я имею несчастье быть владельцем загородного дома вблизи той бухточки, которую вы облюбовали для своих пикников, и буду рад видеть вас у себя в любое воскресенье, но только без рыцарственной свиты, конечно. Я могу угостить вас неплохим вином и показать вам лучшую библиотеку по исследованиям Арктики, какая только есть в Соединенных Штатах. Меня зовут Морган.
Судья Морган, переселившийся в Калифорнию в 1849 году, к вашим услугам.
– А, так вы пионер! – воскликнул я. – Приходите ко мне, и я подарю вам топор!
– Боюсь, что все ваши топоры понадобятся вам самому,
– ответил он, бросив на меня проницательный взгляд. –
Если только у вас нет каких-нибудь частных сведений, вам придется разнести корабль в щепки, чтобы отыскать этот опиум, не правда ли?
– Ну, либо это опиум, либо мы с моим другом лишились рассудка, – ответил я. – Однако могу вас заверить, что никаких частных сведений у нас нет. Мы действовали (как, я полагаю, и вы сами), основываясь на наблюдениях.
– А, так вы человек наблюдательный, сэр? – осведомился судья.
– Могу сказать, что наблюдательность – мое ремесло или, вернее, мое бывшее ремесло.
– Ну, так что же вы думаете о Бэллерсе? – спросил он.
– Да ничего хорошего, – сказал я.
– Для меня, – продолжал судья, – совершенно необъяснимо, каким образом ему могли дать подобное поручение. Я знавал его, да и он меня знает. Я не раз делал ему замечания в суде, и, уверяю вас, это человек, совершенно лишенный совести. Ему нельзя доверить даже доллар. А
тут, как мы слышали, он распоряжался пятьюдесятью тысячами. Не могу себе представить, кто мог прибегнуть к его услугам. Во всяком случае, этот человек чужой в
Сан-Франциско.
– Наверное, кто-нибудь из владельцев брига, – заметил я.
– Только не это! – воскликнул судья. – Судовладельцы, проживающие в Лондоне, не могут иметь никакого отношения к опиуму, привозимому контрабандой из Гонконга в
Сан-Франциско. Я полагаю, они узнали бы об этом только в том случае, если бы опиум был обнаружен таможенной охраной, а корабль конфискован. Нет, я грешил на капитана. Откуда, однако, у него могли взяться нужные деньги, да еще после того, как он потратил немалую сумму на закупку наркотика? Правда, он мог быть доверенным лицом какого-нибудь дельца в Сан-Франциско. Но в этом случае
Бэллерс не был бы приглашен. Как видите, это порочный круг.
– Мне кажется, я могу с уверенностью сказать, что это не капитан, – возразил я. – Он и Бэллерс незнакомы.
– Если не ошибаюсь, капитан, это тот краснолицый субъект, который все время вытирал лоб платком. Насколько я мог заметить, он следил за Бэллерсом со жгучим интересом, – настаивал мистер Морган.
– Вы совершенно правы, – сказал я. – Трент был очень заинтересован в аукционе. Весьма вероятно, что он знал
Бэллерса в лицо и, уж во всяком случае, знал, какую игру тот ведет. Однако голову даю на отсечение, что Бэллерс
Трента никогда не видел.
– Еще одна странность, – согласился судья. – Ну, это было весьма приятное утро. Однако послушайте совета старого законника и отправляйтесь на остров Мидуэй как можно скорее. Ставка велика, а Бэллерс и его компания вряд ли перед чем-нибудь остановятся.
С этим прощальным советом мистер Морган пожал мне руку и пошел своей дорогой, а я направился в вестибюль
«Западного отеля», на ступенях которого мы закончили наш разговор. Служащие отеля хорошо меня знали, и, когда я объяснил, что должен дождаться Пинкертона, после чего мы здесь позавтракаем, меня пригласили присесть в конторе. Там, в уединенном уголке, я было начал приходить в себя после всех этих волнений, но вдруг в комнату влетел и, перекинувшись несколькими словами с клерком, кинулся к телефону не кто иной, как сам мистер Бэллерс.
Можете осуждать меня, но я не устоял перед искушением и, потихоньку приблизившись к нему, сел за самой его спиной. Может быть, некоторым извинением послужит тот факт, что я вообще любил подслушивать разговоры по телефону людей совершенно мне незнакомых – просто для удовольствия. Трудно представить что-нибудь более смешное и нелепое, чем подобного рода односторонняя беседа.
– Центральная, – сказал Бэллерс, – двадцать два сорок один и пятьсот восемьдесят четыре бе (или какой-то другой похожий номер). Кто говорит?.. Хорошо… Мистер Бэллерс. Тот телефон был испорчен… Да, около трех минут…
да… да… К сожалению, за сумму, вами названную…
Нет… у меня не было полномочий… Не более и не менее…
Полагаю, что так… О, Пинкертон, контора в квартале
Монтана… Да… да… Хорошо, сэр. Как вам угодно, сэр…
Бэллерс повернулся, собираясь уходить, но вдруг заметил меня, отшатнулся и поднял руки, словно опасаясь пощечины.
– Как! Это вы? – вскричал он, а потом, несколько оправившись, добавил: – Компаньон мистера Пинкертона, если не ошибаюсь? Рад вас видеть, сэр, и поздравить с вашим недавним успехом. – И, угодливо поклонившись мне, он ушел.
Тут мне в голову пришла сумасшедшая мысль. Я не сомневался, что Бэллерс разговаривал со своим клиентом; я знал номер его телефона, хотя и не знал имени, и я решил, что, если позвонить по этому номеру немедленно, к телефону скорее всего подойдет он сам. Так почему бы мне, хотя бы заочно, не познакомиться с этим таинственным человеком и не получить за свои деньги хоть какое-нибудь удовольствие? Я снял трубку.
– Центральная, – сказал я. – Дайте двадцать два сорок один пятьсот восемьдесят четыре-бе.
Телефонистка повторила номер, затем наступило молчание, а затем у меня в ухе прозвучал негромкий голос, несомненно, принадлежащий англичанину и человеку образованному:
– Это опять вы, мистер Бэллерс? Повторяю вам: бесполезно. Это вы, мистер Бэллерс?.. Кто это?
– Я просто хочу задать один вопрос, – сказал я вежливо.
– Зачем вам понадобилось покупать «Летящий по ветру»?
Ответа не последовало. В трубке раздавалось легкое жужжание – это говорили все другие абоненты города
Сан-Франциско, – но номер 2241 молчал. Я еще два раза повторил свой вопрос. Но голос таинственного англичанина так больше и не раздался. Так, значит, он испугался моего бесцеремонного вопроса? Мне это показалось подозрительным: легко пугаются только те, у кого совесть нечиста. Я взял телефонную книгу и отыскал этот номер: