лерей; затем, приобщившись к элегантной жизни на перекрестке Кирни, она пробиралась между складами и матросскими ночлежками к набережной и месту обитания городских подонков. И вот там-то, где улица стала угрюмой и пустынной, где ее тишина нарушалась лишь грохотом ломовых подвод, мы нашли некий дом, претендовавший на опрятность и снабженный наружным деревенским крыльцом. К столбу была прибита черная дощечка с золоченой надписью «Генри
Бэллерс, юрист. Часы приема с 9 до 6». Поднявшись по ступенькам, мы оказались перед открытой дверью, ведущей в галерею. На двери была надпись «Мистер Бэллерс принимает».
– Что мы будем делать дальше? – спросил я.
– Да просто войдем, – ответил Джим и вошел.
Комната, в которой мы оказались, была очень чистой, но крайне скудно обставлена. Вся мебель исчерпывалась старомодным бюро, рядом с которым стоял стул, и книжной полкой, уставленной томами юридических трудов.
Вывод напрашивался сам собой: мистер Бэллерс имел обыкновение сидеть, предоставляя своим клиентам стоять.
В дальнем конце комнаты, за занавеской из красной бязи, находилась вторая дверь, очевидно, соединявшая приемную с жилыми комнатами. Из этой двери, после того как мы довольно долго кашляли и притопывали, появился
Бэллерс. Он пошел нам навстречу с робким видом человека, который ожидает, что на него накинутся с кулаками, а когда узнал нас, с ним – не знаю, как иначе это описать, –
случился припадок про увеличенной любезности.
– Мистер Пинкертон с компаньоном! – вскричал он. – Я
сейчас сбегаю за стульями.
– Не надо, – сказал Джим, – времени нет. Предпочтем стоять. Мы пришли к делу. Сегодня утром я купил выброшенный на мель корабль «Летящий по ветру»…
Юрист кивнул.
– …и купил его, – продолжал мой друг, – за сумму, никак не отвечающую видимой стоимости груза.
– А теперь вы передумали и готовы отказаться от своей сделки. Я так и предполагал, – ответил Бэллерс. – Мой клиент, не скрою от вас, был крайне недоволен, что я зашел так далеко, мистер Пинкертон. Мы с вами оба слишком разгорячились. Дух соперничества, так сказать. Но я буду с вами совершенно откровенен, – я знаю, когда имею дело с людьми благородными, – я почти уверен, что мой клиент если вы предоставите это дело мне, перекупит у вас бриг, и тогда вы потеряете, – он впился в нас буравящим взглядом,
– вы ничего не потеряете.
И тут Пинкертон изумил меня.
– Не об этом речь, – сказал он, – Я купил бриг. Я знаю, что на нем ценный груз. Я не собираюсь с ним расставаться. Но я не прочь получить кое-какие указания, которые позволили бы мне избежать ненужных расходов, и за них я готов заплатить наличными… Вы же должны решить, буду ли я иметь дело с вами или прямо с вашим клиентом.
Если вы готовы сообщить мне эти факты, то называйте вашу цифру. Но еще одно, – добавил Джим, погрозив пальцем, – когда я говорю «наличные», я имею в виду векселя, подлежащие оплате по возвращении корабля и при условии, что сведения окажутся верными. Котов в мешке я не покупаю.
Я заметил, как загорелись глаза юриста, когда Джим начал свою речь, и как они погасли при последних его словах.
– Вам, наверное, больше моего известно об этом корабле, мистер Пинкертон, – сказал Бэллерс. – Я знаю только, что мне было поручено его купить, и что я не сумел этого сделать.
– Мне нравится в вас одна черта, мистер Бэллерс: вы не тратите времени зря, – сказал Джим. – Назовите имя и адрес своего клиента.
– Я пришел к заключению, – ответил Бэллерс с неописуемо хитрым видом, – что не имею права сообщать имя моего клиента. Я буду рад связаться с ним, если вы мне это поручите, но адрес я вам дать не могу.
– Отлично, – сказал Джим и надел шляпу. – Довольно решительный шаг, а? – И продолжал, делая заметные паузы после каждой фразы. – Не передумал? А ну взвесьте, взвесьте. Даю доллар.
– Мистер Пинкертон! – с возмущением воскликнул
Бэллерс.
И я на мгновение испугался, что Джим ошибся в оценке его характера и зашел слишком далеко.
– Ах, вам сейчас доллар не нужен, – сказал Джим. – Ну послушайте, мистер Бэллерс, мы оба люди занятые, и я вам прямо скажу свое последнее слово. Согласны на…
– Не надо. Пинкертон, – перебил я, – мне известен адрес: улица Миссии, дом девятьсот сорок два.
Не знаю, кто был более удивлен, Пинкертон или Бэллерс.
– Какого дьявола ты молчал до сих пор, Лауден?! –
воскликнул мой друг.
– Ты ведь раньше об этом не спрашивал, – сказал я и покраснел до корней волос, когда он бросил на меня тревожный взгляд.
Наступившее молчание первым нарушил Бэллерс, любезно снабдив нас сведениями, мне неизвестными:
– Раз вы знаете адрес мистера Диксона, – сказал он, явно стремясь отделаться от нас как можно скорее, – то не вижу причин задерживать вас долее.
Не знаю, что чувствовал Пинкертон, но, когда мы вышли из конторы этого мерзкого крючкотвора, у меня на душе лежала свинцовая тяжесть. Я напряженно ждал первого вопроса Джима и готов был со слезами признаться во всем, но мой друг ничего не спросил.
– Надо взять извозчика, – сказал он, чуть ли не бегом устремляясь к ближайшей извозчичьей стоянке. – Время терять нельзя. Ты заметил, к чему я клонил? Какой смысл платить этому Бэллерсу комиссионные!
Снова я ждал, что он спросит меня о причинах моей скрытности, и снова он промолчал. Было ясно, что Джим боится этого вопроса, и я готов был возненавидеть его за подобный страх. Наконец когда мы уже сидели в извозчичьей пролетке и катили к улице Миссии, я не выдержал:
– А ты не спросил меня, откуда я знаю этот адрес, –
сказал я.
– Да, – поспешно и смущенно ответил он, – действительно, откуда ты его знаешь? Расскажи, пожалуйста.
Его тон подействовал на меня как пощечина. Я вспылил.
– Попрошу тебя не спрашивать меня об этом, – сказал я.
– Я не могу дать никаких объяснений.
Едва я выпалил эти глупые слова, как готов был уже отдать все на свете, чтобы вернуть их. И мне стало совсем стыдно, когда Пинкертон, похлопав меня по плечу, ответил:
– И отлично, милый друг, ни слова более. Я убежден, что ты поступил наилучшим образом.
Снова вернуться к этой теме у меня не хватило мужества, но мысленно я дал клятву, что приложу в дальнейшем все усилия, чтобы исправить последствия нашего безумного поступка, и скорее дам разрезать себя на куски, чем позволю Джиму потерять из-за этого хотя бы доллар. Но, когда мы подъехали к дому номер 942, у меня нашлась другая пища для размышлений.
– Мистер Диксон? Он уехал, – сказала квартирная хозяйка.
– Куда?
– Не могу вам сказать, – ответила она. – Он никогда здесь прежде не останавливался.
– А куда он адресовал свой багаж, сударыня? – спросил
Пинкертон.
– У него не было багажа. Он приехал вчера вечером, а сегодня уехал, и был у него только небольшой саквояж.
– Когда он уехал? – спросил я.
– Часов в двенадцать, – ответила хозяйка. – Кто-то позвонил ему по телефону и, наверное, сообщил что-нибудь важное, потому что он тут же уехал, хоть и заплатил за комнату вперед за неделю. И вид у него был очень расстроенный. Наверное, кто-нибудь умер.
У меня упало сердце. Пожалуй, причиной его поспешного отъезда действительно была моя идиотская шутка. И
опять я спросил себя, почему она могла на него так подействовать, и снова погрузился в водоворот самых невероятных предположений.
Очнувшись от своих мыслей, я услышал, как Пинкертон спрашивает хозяйку:
– А каков он был с виду, сударыня?
– Такой бритый, – ответила она.
И больше ничего от нее нельзя было добиться.
– Остановитесь у ближайшей аптеки, – оказал Пинкертон извозчику.
Из аптеки он позвонил в контору Тихоокеанского пароходства и спросил:
– Какой пароход, идущий в Китай, должен в ближайшее время зайти в Гонолулу?
– «Город Пекин». Он отплыл сегодня в половине второго, – ответили ему.
– Все яснее ясного, – сказал Джим. – Он сбежал, или моя фамилия не Пинкертон. Он решил добраться до острова Мидуэй раньше нас.
Однако я не разделял его мнения – ведь Пинкертон знал не все, а я хорошо помнил страх, отражавшийся на лице капитана Трента, и уверенность, что именно я спугнул мистера Диксона, не оставляла меня, хотя я и понимал, что, возможно, строю свои домыслы на песке.
– Не посмотреть ли нам список пассажиров? – спросил я.
– Диксон – фамилия слишком распространенная, –
возразил Джим. – А кроме того, он, наверное, записался под вымышленным именем.
И тут меня словно озарило. Перед моими глазами возникла улица, на которой жил Бэллерс, – когда мы шли туда, я был слишком занят другими мыслями, чтобы обращать внимание на окружающее. Но теперь я как будто снова увидел грязную мостовую, тяжело нагруженные подводы, путаницу телеграфных проводов, китайчонка с корзиной на голове и у самого угла – бакалейную лавку, на вывеске которой огромными золотыми буквами сияла фамилия
«ДИКСОН».
– Ты прав, – сказал я, – он так и поступит. Да и вообще это не его фамилия. Я убежден, что он заимствовал ее с вывески бакалейщика напротив конторы Бэллерса.
– Возможно, – рассеянно ответил Джим и продолжал стоять, хмуря брови.
– Ну, что будем делать дальше? – спросил я.
– С одной стороны, надо бы поторопить подготовку нашей шхуны, – ответил он, – но не знаю, удастся ли это. Я
уже звонил капитану, чтобы он не терял времени даром, и, судя по его ответу, у него работа кипит вовсю. Знаешь что, Лауден? Попробуем взяться за Трента. Он в этом как-то замешан. Да и не как-то, а больше всех. Даже если он не может перекупить у нас бриг, он может объяснить нам, в чем дело.
– Согласен, – сказал я. – Как нам его разыскать?
– Через английское консульство, конечно, – ответил
Джим. – И это еще одна причина, почему следует начать с него. Шхуной мы можем заняться и вечером, но консульство тогда будет закрыто.
В консульстве мы узнали, что капитан Трент поселился в гостинице «Веселье». Мы немедленно отправились в это большое, но отнюдь не фешенебельное заведение и обратились за справкой к портье, который жевал большую зубочистку и глядел мимо нас в одну точку.