Осмотрев пол, мы занялись столом, который, очевидно, был накрыт к обеду, потому что на нем стояла корабельная посуда из толстого фаянса с остатками еды: в кружках виднелась кофейная гуща, на блюде лежал поджаренный хлеб, а рядом с ним стояли банки с мармеладом и сгущенным молоком. Красная скатерть около капитанского места была залита чем-то коричневым, очевидно, кофе, а на другом конце стола она была отвернута, и прямо на досках стояла чернильница и лежало перо. Табуреты были отодвинуты от стола так, словно обедавшие кончили есть и курили, болтая между собой; один из табуретов был сломан и валялся на полу.
– Посмотрите, они дописывали журнал, – сказал Нейрс, указывая на чернильницу. – Значит, их застигли врасплох, как это всегда бывает. По-моему, не родился еще капитан, у которого в минуту крушения журнал был бы в порядке.
Обычно приходится сразу дописывать за целый месяц, как
Чарльзу Диккенсу, который печатал по кусочку романа ежемесячно. Сразу видно, что это лимонщики, – добавил он презрительно, указывая на стол, – мармелад и жареный хлеб для капитана. Фу, гадость!
Эта насмешка над отсутствующими неприятно подействовала на меня. Не могу сказать, чтобы капитан Трент или кто-нибудь из его исчезнувшей команды внушал мне особую симпатию, но унылое запустение этой когда-то обитаемой каюты произвело на меня гнетущее впечатление
– смерть творения рук человеческих почти так же печальна, как смерть самого человека, и мне вдруг почему-то показалось, что окружающая меня обстановка хранит воспоминание о страшной трагедии.
– Мне немного не по себе, – сказал я. – Давайте поднимемся на палубу и глотнем свежего воздуха.
– Да, унылое местечко, ничего не скажешь, – кивнул капитан. – Но, прежде чем идти на палубу, хорошо бы отыскать ящик с сигнальными флагами; я хочу поднять сигнал «покинут командой» или что-нибудь в этом роде.
Надо же украсить наш островок. Капитан Трент сюда еще не возвращался, но его можно ждать в самом скором времени, и ему будет приятно увидеть на бриге какой-нибудь сигнал.
– А не существует ли официальной формулы, которой мы могли бы воспользоваться? – спросил я, увлеченный его мыслью. – Что-нибудь вроде: «Продано в пользу страховой компании. За дальнейшими справками обращаться к Дж.
Пинкертону, Сан-Франциско».
– Что ж, – ответил Нейрс, – какой-нибудь старик боцман, пожалуй, мог бы набрать вам этот сигнал, если бы вы дали ему на это денек и фунт табаку в награду, но мне такая задача не по зубам. Я могу попробовать что-нибудь вроде
KB – требование: «Подай назад», или LM – предупреждение: «Здесь опасный район». А может быть, вы предпочтете PQH – «Сообщите судовладельцам, что корабль в полном порядке»?
– Это несколько преждевременно, – сказал я, – но наверняка погладит Трента против шерстки. Я за PQH.
Сигнальные флаги мы нашли в капитанской каюте. Они были аккуратно разложены по ячейкам ящика, помеченным соответствующими буквами. Нейрс отобрал нужные ему флаги, и мы вернулись на палубу. Солнце уже наполовину зашло за горизонт, и начинали сгущаться сумерки.
– Эй, ты! Не смей пить, дурак! – закричал капитан ожидавшему нас матросу, который зачерпнул воду из открытого бочонка. – Эта вода протухла.
– Прошу прощения, сэр, – отозвался матрос, – на вкус она совсем свежая.
– Дай ка я попробую! – Нейрс, зачерпнув воды, поднес ее к губам. – И в самом деле, – сказал он. – Значит, испортилась, а потом опять стала свежей… Странно, а, мистер Додд? Впрочем, помню, такой же случай был на судне, огибавшем мыс Горн.
Что-то в его голосе заставило меня повернуться к нему.
Привстав на цыпочки, он оглядывался по сторонам, словно человек, охваченный любопытством, и на лице его было написано сдерживаемое волнение.
– Вы сами не верите тому, что говорите! – воскликнул я.
– Нет, почему же, – ответил он, предостерегающе кладя мне руку на плечо, – это вполне возможно. Но меня занимает совсем другое…
С этими словами он подозвал одного из матросов, отдал ему сигнальные флаги, а сам подошел к главному сигнальному фалу. Еще минута – и по ветру вместо красного английского флага забился американский, который мы привезли с собой, а на фоке затрепетал PQH.
– Ну ладно, – сказал Нейрс, с удовлетворением поглядывая на фок. – Ребята, становитесь к помпам. Надо посмотреть, что за вода в этой лагуне.
Раздалась варварская какофония работающей помпы, и на палубу хлынули потоки скверно пахнущей воды, промывая проходы в слежавшемся гуано. Нейрс, облокотившись на поручень, смотрел на мутную жижу так, словно она его очень интересовала.
– Что же вас все-таки занимает? – спросил я.
– Сейчас объясню, – ответил он, – но сперва вот что: вы видите эти три шлюпки – одну на рубке и две по ее сторонам? Так какую же шлюпку спускал Трент, когда часть его матросов погибла?
– Наверное, он снова поднял ее на бриг, – сказал я.
– Допустим. Но объясните мне, зачем, – возразил капитан.
– Ну, значит, у них была еще одна шлюпка, – предположил я.
– Может быть, и была, не стану отрицать, – согласился
Нейрс. – Только для чего она была нужна? Разве для того, чтобы капитан мог кататься лунными ночами вокруг брига, играя на аккордеоне.
– Ну, какие это имеет значение? – заметил я.
– Наверное, никакого, – ответил он, оглядываясь через плечо на открытый люк.
– И долго будет грохотать эта помпа? – спросил я. – Мы же перекачаем всю воду лагуны. Ведь капитан Трент сам сказал, что бриг сел на дно, получив пробоину где-то в носовой части.
– Ах, он так сказал, – многозначительно протянул
Нейрс.
И не успел он договорить, как помпа захлебнулась, и потоки на палубе иссякли. Матросы бросили рукоятки помпы и распрямились.
– Ну, что вы об этом скажете? – спросил Нейрс и продолжал, понизив голос, но по-прежнему небрежно опираясь на поручень – Днище у этого брига такое же целое, как у «Норы Крейн». Я догадался об этом еще до того, как мы поднялись на борт, а теперь знаю наверняка.
– Не может быть! – воскликнул я. – Так, значит, Трент, по-вашему…
– Об этом я судить не берусь. Может быть, Трент лжец, а может быть, трусливая баба. Я просто сообщаю вам факт,
– сказал Нейрс и затем добавил: – И еще одно. Мне не раз приходилось плавать на судах с большой осадкой, и я знаю, что говорю, а говорю я вот что; когда бриг сел на мель, его очень легко было с этой мели снять – потребовалось бы всего семь-восемь часов. И это было бы ясно любому моряку, кроме разве самого желторотого новичка.
Я вскрикнул от изумления, и Нейрс предостерегающе поднял руку.
– Осторожней, чтобы они ни о чем не догадались, –
сказал он. – Думайте что хотите, но помалкивайте.
Я осмотрелся по сторонам. Уже совсем стемнело. В
отдалении мерцал огонек фонаря – там стояла «Нора
Крейн». Наши матросы, отойдя от помпы, курили на шкафуте, лица их освещал красноватый отблеск от тлеющего в трубках табака.
– Почему Трент не снял его с мели? – спросил капитан.
– Почему он готов был во Фриско заплатить за бриг такие бешеные деньги, когда мог спокойно приплыть туда на нем?
– Может быть, тогда он не знал, чего стоит этот корабль? – предположил я.
– Да знаем ли это мы? – воскликнул Нейрс. – Однако я не хочу вас огорчать, мистер Додд. Ведь я понимаю, как все это должно тревожить вас. Скажу одно: я добрался сюда, не тратя лишнего времени, и собираюсь теперь заняться бригом по всей форме. В одном отношении вы можете быть спокойны – со мной у вас хлопот не будет.
В его голосе прозвучала искренняя дружеская нота, и, почувствовав к нему глубокое доверие, я крепко пожал ему руку.
– Ну что ж, старина, – сказал он, – теперь мы друзья. И
вы увидите, что дело от этого нисколько не пострадает. А
сейчас поехали ужинать.
После ужина мы отправились на залитый ярким лунным светом островок Мидл Брукс. Вдоль берега тянулся плоский пляж, а дальше шли густые заросли невысокого кустарника, где обитали морские птицы. Мы попробовали было пойти напрямик, но из этого ничего не вышло – легче было бы пересечь Трафальгарскую площадь в день демонстрации. Мы сбивали гнезда, давили яйца, птицы били нас крыльями по лицу, норовили выколоть глаза своими острыми клювами, и, совсем оглушенные их пронзительными криками, мы поспешили отступить.
– Лучше пройдемся по пляжу, – сказал Нейрс.
Матросы занялись сбором яиц, и дальше мы пошли одни. Мы шагали по плотному песку у самой воды, слева темнели кусты, откуда нас изгнали чайки, справа простиралась лагуна, по которой бежала широкая дорожка лунного света, а за лагуной, вздымаясь и опадая, тянулась линия внешнего прибоя.
Пляж был усеян обломками, занесенными сюда течением. Мы заметили несколько стволов тропических деревьев, две мачты с джонок и кусок обшивки европейского корабля. Эти мрачные находки произвели на нас тягостное впечатление, и мы заговорили об опасностях, которые таит в себе море, и о тяжкой судьбе потерпевших кораблекрушение. Беседуя на эти печальные темы, мы обошли большую часть острова, с южной его оконечности оглядели соседний островок, прошли из конца в конец западный берег, где лежала густая тень от зарослей, и снова вышли на лунный свет у северной оконечности острова. Справа от нас, на расстоянии примерно полумили, виднелась наша шхуна, слегка покачивающаяся на якоре. Впереди, тоже примерно в полумиле, над кустарником вились птицы –
значит, матросы все еще были заняты сбором яиц. И вдруг прямо перед собой, в маленькой ложбине, мы увидели лежащую на боку лодку. Нейрс, пригнувшись, отступил в тень.
– Что это может быть? – шепнул он.
– Трент, – шепнул я в ответ, и сердце у меня забилось.
– А мы, как дураки, отправились на берег без всякого оружия! Но, во всяком случае, надо удостовериться, –
процедил Нейрс.
В темноте его лицо казалось совсем белым, а голос выдавал сильное волнение. Он достал из кармана свой свисток.
– На случай, если мне захочется сыграть песенку, –