Потерпевшие кораблекрушение — страница 41 из 100

Часть кухонной утвари валялась на полу, – может быть, камбуз покинули в большой спешке, а может быть, виновниками беспорядка были птицы. Пол, как и палуба, прежде чем мы ее вымыли, был покрыт слоем гуано.

У стены, в дальнем углу, я обнаружил красивый сундучок из камфарного дерева, обитый медными полосами.

Такие сундучки любят китайские моряки, да, собственно говоря, и все моряки, плавающие по Тихому океану. Таким образом, внешний вид сундучка мне ничего не сказал, а содержимое его мне удалось увидеть не сразу. Как я уже упоминал, все остальные сундучки были открыты, и часть хранившихся в них вещей валялась рядом (то же мы обнаружили и в кубрике, который осмотрели позже), и только этот был закрыт и даже заперт на замок.

С помощью топора я легко вскрыл его и, словно таможенный офицер, стал рыться в хранившихся там вещах.

Сперва мои руки шарили по ситцу и полотну. Затем я вздрогнул от неприятного прикосновения шелка и вытащил несколько шелковых полос, покрытых таинственными иероглифами. Они разрешили все мои сомнения: я узнал в них занавески, которые любят вешать на кровати китайцы-простолюдины. Но и в других доказательствах недостатка не было: ночная рубашка непривычного покроя, трехструнная китайская скрипка, узелок с разными корешками и травами, а также изящный приборчик для курения опиума с порядочным запасом этого наркотика. Совершенно очевидно, что кок был китаец, но в таком случае кто такой Джозеф Амалу? Или Джозеф украл сундучок, а потом поступил на бриг под вымышленным именем? Это, конечно, было возможно, но такое объяснение только еще больше запутывало дело. Почему этот сундучок был брошен нетронутым, а все остальные вскрыты? И откуда у

Джозефа взялся второй сундучок, с которым, как сказал нам портье, он отправился в Гонолулу?

– Ну, и что же вы узнали? – осведомился капитан, который с удобством развалился на куче вещей, нагроможденной нами у штурвала.

По его тону и по его заблестевшим глазам я понял, что открытия выпали не только на мою долю.

– Я нашел в камбузе сундучок с вещами китайца, – ответил я. – И китаец этот забыл в нем свой опиум!

Нейрс, казалось, остался совершенно равнодушным к моему сообщению.

– Вот как? – сказал он. – А теперь я вам кое-что покажу.

Признайтесь, что вы побиты.

С этими словами он разложил передо мной на палубе две газеты. Я тупо посмотрел на них, чувствуя, что пока не способен к новым открытиям.

– Да посмотрите же на них, мистер Додд! – вскричал капитан резко. – Неужели вы не видите? – И он провел грязным пальцем по верху первой страницы. – «Сидней морнинг геральд», 26 ноября. Неужели вы не понимаете?

Ведь когда эта газета вышла в Австралии, «Летящий по ветру» был в Гонконге, а через двенадцать дней уже находился в открытом море. Каким же образом газета из

Австралии могла попасть в Гонконг за двенадцать дней? А

ведь до того, как Трент очутился здесь, он не встречал ни одного корабля, не заходил ни в один порт. Значит, она могла попасть к нему либо здесь, либо в Гонконге. А где именно – решайте сами. – И он снова устало опустился на груду одежды.

– Где вы их нашли? – спросил я. – В этой черной сумке?

– Да, – сказал он. – И можете в ней больше не рыться: там ничего нет, кроме карандаша и какого-то сточенного ножа.

Однако я все-таки заглянул в сумку и был вознагражден.

– У каждого человека есть свое ремесло, капитан, –

сказал я. – Вы моряк и указали мне на множество несообразностей, связанных с морским делом. Я же художник, и разрешите сообщить вам, что эта находка не уступает по странности всему остальному. Такими ножами художники наносят краску на холст или чистят палитру. А карандаш этот – 3Б фирмы «Виндзор и Ньютон». Мастихин и карандаш 3Б – на торговом бриге! Это противоречит всем законам природы.

– С ума сойти можно! – заметил Нейрс.

– Да, – продолжал я, – и карандашом этим пользовался художник: посмотрите, как он заточен; во всяком случае, не для того, чтобы писать. Таким кончиком писать невозможно. Художник? И прямо из Сиднея? Откуда он мог взяться?

– Это-то понятно, – съязвил Нейрс. – Они вызвали его каблограммой, чтобы он проиллюстрировал судовой журнал. Некоторое время мы молчали.

– Капитан, – сказал я наконец, – с этим бригом связано какое-то темное дело. Большую часть вашей жизни вы провели в море. Вам, вероятно, приходилось видеть много беззаконий, а слышали вы о них, должно быть, еще больше.

Как по-вашему, что это? Комбинация со страховкой? Пиратство? Что может за этим крыться? Зачем понадобилось все это проделывать?

– Мистер Додд, – ответил Нейрс, – вы совершенно правы: большую часть своей жизни я провел в море, и я действительно знаю много способов, с помощью которых нечестный капитан может нагреть руки или обмануть судовладельцев. Таких способов немало, но гораздо меньше, чем вам кажется. И ни один их них не был пущен в ход

Трентом. Все это дело – сплошная бессмыслица, не имеющая никакого разумного объяснения. И не впадайте в заблуждение, свойственное большинству жителей суши: капитану совсем не так просто вести какую-нибудь нечестную игру. В любом порту есть множество людей, которые тут же отправят его за решетку, если честность его не будет сиять подобно утренней звезде. За ним следят агенты

Ллойда и других страховых компаний, консулы, таможенные чиновники и портовые врачи. У него столько же шансов что-нибудь скрыть, как у человека, поселившегося в маленькой деревне, где он всем чужой.

– Ну, а в море? – спросил я.

– Ну, вот опять! – вздохнул капитан. – «В море, в море»… А что толку? Ведь когда-нибудь придется вернуться в порт. Никто же не может оставаться в море вечно… Нет, в этой истории с «Летящим по ветру» не разобраться и самому гениальному сыщику, и нечего зря ломать голову.

Давайте снова возьмемся за топоры и вытащим на свет божий все, что таится в этом чертовом бриге. И не волнуйтесь, – добавил он, вставая. – Я полагаю, эти грошовые тайны будут на нас сыпаться и дальше, чтобы мы не скучали.

Однако до конца дня мы не сделали больше ни одного интересного открытия и на закате покинули бриг, не найдя ни новых загадок, ни разгадок прежних. Самые ценные находки – книги, инструменты, корабельные бумаги, шелка и сувениры – мы перевезли на шхуну, чтобы было чем заняться вечером, и после ужина, когда убрали со стола и

Джонсон уселся за унылую партию в криббедж между своей правой и левой рукой, мы с капитаном разложили наши находки на полу и принялись их подробно обследовать.

Сперва мы занялись книгами. Для «лимонщика», как презрительно выразился Нейрс, число их было порядочным. Презрение к английскому торговому флоту свойственно почти каждому американскому моряку, и, поскольку это презрение не является взаимным, я полагаю, что для него действительно есть какие-то основания. Во всяком случае, английские моряки редко бывают любителями книг. Однако офицеры «Летящего по ветру» являлись приятным исключением из этого правила. Они собрали настоящую библиотеку художественной и специальной литературы. Пять томов «Всемирного справочника»

Финдли (как всегда, растрепанные, испещренные всяческими пометками и исправлениями), несколько навигационных руководств, свод сигналов и справочник английского адмиралтейства в оранжевом переплете – «Острова восточной части Тихого океана», том III, самое последнее издание, в котором были отчеркнуты описания рифов

Френч Фригат, Харман, Кьюр, Перл, острова Лисянского, острова Ошен и того места, где мы находились теперь, –

острова Мидуэй. Список беллетристики возглавлялся томиком «Эссе» Макколея и дешевым изданием Шекспира, далее следовали только романы. Несколько творений мисс

Брэддон и среди них «Аврора Флойд», проникшая на все без исключения острова Тихого океана, порядочное число детективных книжонок, «Роб Рой», «На вершине» Ауэрбаха на немецком языке и восхваление трезвенности, которое, судя по библиотечному штампу, было похищено из какой-то английской библиотеки в Индии.

– Офицер адмиралтейства довольно точно описал наш островок, – заметил Нейрс, изучавший тем временем описание Мидуэя. – Правда, изображен он далеко не таким унылым, но все-таки видно, что этот человек знает, о чем пишет.

– Капитан! – воскликнул я. – Вы коснулись еще одной странности в этой сумасшедшей путанице. Вот посмотрите, – я вытащил из кармана смятую вырезку из «Оксидентела», которую забрал у Джима, – «…введен в заблуждение справочником Хойта по Тихому океану…» Где же этот справочник?

– Сначала посмотрим, что в нем написано, – заметил

Нейрс. – Я нарочно захватил Хойта в это плавание.

И, взяв справочник с полки над своей койкой, он раскрыл его на описании острова Мидуэй и начал читать вслух. Там, между прочим, говорилось, что Тихоокеанская почтовая компания собирается устроить на острове Мидуэй свой центр (вместо Гонолулу) и уже открыла там станцию.

– Интересно, откуда составители справочников получают свои сведения? – задумчиво протянул Нейрс. – После этого Трента ни в чем нельзя винить. В жизни не сталкивался с более бесстыдным враньем! Разве что во время президентских выборов.

– Ну ладно, – сказал я, – но это ваш экземпляр Хойта, а мне бы хотелось знать, где экземпляр Трента.

– А он взял его с собой, – усмехнулся Нейрс. – Все остальное он бросил – счета, расписки, деньги… Но ведь ему надо было взять что-нибудь с собой, иначе это могло вызвать подозрение на «Буре». «Чудесная мысль! – воскликнул он. – Дай-ка я возьму Хойта!»

– И не кажется ли вам, что все Хойты в мире не могли ввести Трента в заблуждение, потому что у него был вот этот официальный адмиралтейский справочник, изданный позже и содержащий подробное описание острова Мидуэй?

– И то верно! – воскликнул Нейрс. – Бьюсь об заклад, что с Хойтом он ознакомился только в Сан-Франциско!

Похоже на то, что он привел сюда свой бриг нарочно. Но тогда это противоречит тому, что было на аукционе. В

том-то и горе с этим бригом: сколько теорий ни придумывай, все равно что-то остается необъясненным.