Через мгновение я уже пожимал ему руку.
– Мой бедный друг! – сказал я.
– Слава богу, наконец-то ты вернулся! – всхлипывая, бормотал он и хлопал меня по плечу.
– У меня нет для тебя хороших новостей…
– Ты приехал. Лучшей новости мне не нужно, – ответил он. – Как мне тебя не хватало, Лауден!
– Я не мог сделать того, о чем ты мне писал, – сказал я, понизив голос. – Все деньги пошли кредиторам. Я не мог…
– Ш-ш-ш!.. – остановил меня Джим. – Я был сумасшедшим, когда писал это. Если бы мы решились на такое, я не мог бы взглянуть Мэйми в лицо. Ах, Лауден, какая она замечательная!
– Я рад, что ты ни о чем не жалеешь, – сказал я, – другого я от тебя и не ждал.
– Так, значит, «Летящий по ветру» оказался пустышкой? – продолжал он. – Я не все понял в твоем письме, но это было мне ясно.
– Пустышка – это не то слово, – заметил я. – Кредиторы ни за что не поверят, какого дурака мы сваляли. И кстати, –
поспешил я переменить тему, – как банкротство?
– Тебе очень повезло, что тебя здесь не было, – ответил
Джим, покачивая головой, – тебе очень повезло, что ты не видел газет. В одной газете писали, что у меня водянка мозга, в другой – что я лягушка, которая затеяла помериться с Лонгхерстом и лопнула с натуги. Довольно жестоко, если подумать, что речь шла о человеке, у которого был медовый месяц. Я уж не говорю о том, что они писали о моей наружности, о моей одежде и как у меня по лицу градом катился пот. Но я поддерживал себя надеждой на
«Летящего по ветру»… Как все это вышло, Лауден? Я
что-то не понял.
«Не понял ты, как же…» – подумал я про себя, а вслух сказал:
– Видишь ли, нам обоим не повезло. Я выручил чуть больше, чем пошло на покрытие текущих расходов, а ты не сумел продержаться обещанных трех месяцев. Как это случилось?
– Ну, об этом мы поговорим попозже, – сказал Джим, вдруг засуетившись. – Мне надо браться за счета, а ты иди прямо к Мэйми. Она живет у Спиди. Она ожидает тебя с нетерпением – ведь она смотрит на тебя, как на любимого брата, Лауден.
Я был рад всякому предлогу, чтобы отложить наше объяснение и хотя бы лишний час не касаться истории
«Летящего по ветру». Поэтому я немедленно последовал совету Джима. Миссис Спиди, которая еще переживала радость встречи с любимым супругом, приветствовала меня с энтузиазмом.
– До чего же прекрасный у вас вид, мистер Додд, милый вы человек! – объявила она любезно. – И как это коричневые красотки отпустили вас с островов-то? Уж я вижу, что у Спиди совесть нечиста! – добавила она игриво. – Он за ними приударял, верно?
Я поспешил сообщить, что Спиди вел себя образцово.
– Ну, вы друг за друга горой стоите! – заключила миссис Спиди и проводила меня в скудно обставленную комнатушку, где Мэйми трудилась за пишущей машинкой.
Она обошлась со мной так ласково, что я был тронут.
Дружески протянула мне обе руки, пододвинула стул и достала из шкафа жестянку моего любимого табака и пачку папиросной бумаги того сорта, каким я всегда пользовался.
– Видите, мистер Лауден, – воскликнула она, – ваш приезд не застал нас врасплох! Все это было куплено еще в день вашего отплытия.
Насколько я могу судить, она с самого начала задумала устроить мне приятную встречу, однако искренности, которая чувствовалась в ее любезных словах, я, как оказалось, был обязан капитану Нейрсу. Он – за что я навсегда останусь ему благодарен, – несмотря на занятость, выбрал время навестить Мэйми и в самых лестных тонах рассказал ей о том, с какой энергией я обыскивал бриг. Однако
Мэйми не упомянула о его посещении, пока я, по ее требованию не описал ей наше плавание.
– Нет, капитан Нейрс рассказывал куда лучше! – воскликнула она, когда я наконец умолк. – От вас же я почерпнула только один новый факт – что вы так же скромны, как и мужественны.
Я с горячностью попытался ее разубедить.
– И не старайтесь, – заметила Мэйми, – я умею распознать героя, когда его вижу. А услышав о том, как вы работали дни и ночи, словно простой матрос, натирая на руках кровавые мозоли, и как вы сказали капитану: «Так держать!» (по моему, он сказал именно это) – во время страшной бури, когда он сам был испуган, и как вы вели себя, когда вам грозил страшный мятеж (Нейрс из дружеских побуждений макал свою кисть в землетрясение и другие катаклизмы), и как вы все это делали, хотя бы частично, ради Джима и меня, – так вот, услышав все это, я почувствовала, что мы никогда не сможем выразить вам всю нашу благодарность и восхищение.
– Мэйми! – воскликнул я. – Не говорите о благодарности! Это слово лишнее между друзьями. Мы с Джимом делили богатство, теперь будем делить бедность. Мы сделали все, что было в наших силах, и больше не о чем говорить. Я постараюсь подыскать себе работу, чтобы вы с
Джимом могли уехать куда-нибудь в леса и хорошенько отдохнуть: Джиму это совершенно необходимо.
– Джим не может взять ваши деньги, мистер Лауден, –
сказала Мэйми.
– Как это не может? – возразил я. – Он их возьмет – ведь я же брал его деньги.
Вскоре после этого явился Джим и, не успев еще снять шляпу, уже заговорил со мной на проклятую тему.
– Ну вот, Лауден, – сказал он, – мы собрались все вместе, дневные труды окончены, у нас впереди целый вечер, так начинай же свой рассказ.
– Сперва поговорим о делах, – сказал я машинально, тщетно стараясь, в который уже раз, придумать хоть какую-нибудь правдоподобную историю. – Я хотел бы точно знать подробности нашего банкротства.
– Ну, это дело прошлое. Мы заплатили по семи центов за доллар, и это еще хорошо. Судебный исполнитель… –
При этих словах лицо его исказилось, и он поспешил заговорить о другом. – Но это все уже позади, а мне хотелось бы узнать подробности истории с бригом. Я чего-то не понимаю, и мне кажется, что за всем этим что-то кроется.
– В самом бриге, во всяком случае, ничего не крылось, –
сказал я, натянуто засмеявшись.
– Это-то я и хочу уяснить себе, – возразил Джим.
– Почему я не могу ничего узнать у тебя о банкротстве?
Словно ты стараешься избежать этой темы, – заметил я, совершив непростительную ошибку.
– А ты словно стараешься избежать разговора о бриге, –
сказал Джим.
Пути к отступлению были отрезаны, и по моей собственной вине.
– Мой милый, если тебе так не терпится – что ж, пожалуйста, – ответил я и начал веселым тоном излагать историю нашего плавания.
Я говорил с одушевлением, остроумно – подробно описал остров и бриг, изображал в лицах разговоры матросов и заявление кока, поддерживал напряжение… Роковое слово! Я так хорошо поддерживал напряжение, что оно так и не разрядилось, и, когда я умолк – написать «кончил» я не решаюсь, потому что никакого конца не было, – Джим и Мэйми уставились на меня в удивлении.
– Ну, а что же дальше? – спросил Джим.
– Это все, – ответил я.
– Но как ты это объясняешь? – спросил он.
– Никак, – ответил я.
В глазах Мэйми появилось зловещее выражение.
– Но, черт побери, за него же предлагали пятьдесят тысяч фунтов! – воскликнул Джим. – Тут что-то не так, Лауден. Получается какая-то чепуха… Я знаю, что вы с
Нейрсом сделали все, что было в ваших силах, но, значит, вы были как-то обмануты. Опиум все еще спрятан на бриге, и я до него доберусь.
– На нем ничего нет, кроме старого дерева и железа, я же говорю тебе, – возразил я.
– Вот увидишь, – сказал Джим. – В следующий раз я отправлюсь сам и возьму с собой Мэйми. Лонгхерст не откажет мне в сумме, достаточной для того, чтобы зафрахтовать шхуну. Вот увидишь, когда я обыщу бриг…
– Но ты его не сможешь обыскать. Он сожжен!
– Сожжен? – воскликнула Мэйми, привстав со стула, на котором она до сих пор сидела, сохраняя позу спокойного внимания.
Наступило довольно долгое молчание.
– Извини, Лауден, – прервал его наконец Джим, – но какого дьявола вы его сожгли?
– Нейрс решил, что так будет лучше, – сказал я.
– Это, пожалуй, самое странное из всего, что мы слышали, – вставила Мэйми.
– Действительно, Лауден, это как-то неожиданно, –
добавил Джим, – и как-то нелепо. Зачем тебе… Зачем
Нейрсу понадобилось сжигать корабль?
– Не знаю. А какое это имеет значение? Мы же сняли с него все, что можно было снять.
– Ты ошибаешься! – воскликнул Джим. – Совершенно очевидно, что вы что-то проглядели.
– А почему вы были так уверены, что там ничего нет? –
спросила Мэйми.
– Ну как я могу это объяснить! – воскликнул я. – Мы осмотрели все закоулки и щелки корабля и были совершенно уверены, что там больше ничего не спрятано. Других объяснений у меня нет.
– Я начинаю в этом убеждаться, – произнесла она многозначительным тоном.
Джим поспешил вмешаться:
– Я одного не понимаю, Лауден. По-моему, ты не оценил всей странности истории с бригом, – сказал он. – Я
смотрю на нее как-то по-другому, чем ты.
– Какой смысл продолжать эти разговоры! – воскликнула Мэйми, неожиданно вставая. – Мистер Додд не собирается сказать нам, ни что он думает, ни что он знает!
– Мэйми! – ахнул Джим.
– Незачем тебе так считаться с ним, Джеймс, – он ведь с тобой не считается, – возразила его жена, – и, заметь, он этого не отрицает. А кроме того, он не в первый раз проявляет подобную сдержанность. Или ты забыл, что он знал адрес Диксона, но сообщил его тебе, только когда тот успел скрыться?
Джим умоляюще повернулся ко мне – мы уже все трое стояли.
– Лауден, – сказал он, – ты видишь, Мэйми что-то вообразила, и для этого есть некоторые основания. Ведь даже я, Лауден, несмотря на весь мой деловой опыт, ничего не могу понять. Ради бога, объяснись!
– Так мне и надо, – сказал я. – Мне следовало быть с тобой откровенным. Я должен был бы сразу сказать, что не имею права открыть тебе этого, и с самого начала попросить тебя довериться мне. Все это я делаю теперь. Да, с бригом связаны еще некоторые обстоятельства, но они нас не касаются, и я обязан молчать – я дал честное слово.