Джулиан. Слезинки появились в уголках ее глаз. Она так ослабела и так устала, что почти готова была уйти, особенно если рядом не будет Джулиана.
— Таша!
Она словно слышала его наяву, отчего расплакалась еще горше, негодуя на жестокую шутку, которую с ней играет ее слух.
— Таша…
Ей было жарко, ужасно жарко.
Прохладные руки прикоснулись к ее лицу. Нежные пальцы вытерли слезы. Самые нежные пальцы… как у Джейби. Ташариана постаралась прогнать видение. Ей было страшно поверить, что голос и руки не из сна. Она не позволяла себе верить. Тем более, что фантазии были очень похожи на реальность, и она совсем не могла различить их. Неужели так умирают? Разве она умирает?
— Мама, она вся горит.
— Да, жар никак не спадает. Она уже два дня не приходит в себя.
— А что говорит врач?
— Он сделал все, что мог. Она потеряла очень много крови во время родов, да и теперь он не смог совсем остановить кровь. К тому же инфекция. У нее не осталось сил для борьбы. Бедняжка.
— Она ужасно выглядит, — произнес мужской голос.
— Кожа да кости. А вспомни, что было? Раньше, кажется, никого не было красивее ее. У меня просто сердце разрывается.
— Господи! — прохладная ладонь опять коснулась ее щеки. — Таша!
— Ты ничего не можешь для нее сделать, — печально произнес женский голос. — Будем молиться, чтобы антибиотики подействовали.
— Что случилось? Где она была все это время?
— Наверное, тебе Джабар скажет. Он принес ее ко мне три дня назад.
— Джабар? Он кто?
— Называет себя ее другом. Говорит, знал ее, когда она еще училась в школе.
Ей было жарко, ужасно жарко.
— В Луксорской консерватории для девушек?
— Да. Там.
Ладонь нежно коснулась ее лба, потом волос. Ей показалось, что это Джейби ласкает ее. Только он так делал. Один он. И опять у нее заныло сердце, когда она вспомнила, как он ее ласкал.
— Она умирает от жара.
— Я кладу ей компрессы на голову.
— А как насчет ванны? Я слышал, холодные ванны снимают жар.
— Да? А я не слышала! Может быть, попробуем?
— Да. Все что угодно, лишь бы она не мучилась. Посмотри, рубашка прилипла к телу. А губы как папиросная бумага.
— Пойду наберу ванну.
Ташариана услышала, как кто-то ушел, но рука все еще гладила ее. Она почти заставила себя открыть глаза, и вновь погрузилась в мир страшных видений. Огромная фигура госпожи Хеперы возникла перед ней, и она опять бросилась бежать, хотя каждый шаг ей давался все тяжелее, и наконец госпожа Хепера догнала ее и стала кидать в нее чайные чашки и шкуры пантер.
— Таша!
Чьи-то ласковые руки пытались удержать ее, но она вырывалась, не желая доставаться на растерзание жрицам Сахмет. Она ни о чем больше не могла думать, кроме как собраться с силами и бегом… Бегом…
Она почувствовала, как ее подняли и куда-то понесли. Госпожа Хепера вдруг стала песенкой, которая потихоньку замерла вдали.
Ей было жарко, ужасно жарко.
Она почти не обратила внимания, как кто-то расстегнул на ней рубашку и принялся ее снимать. Ей стало чуть-чуть легче без пропотевшей рубашки. А потом ее осторожно опустили в прохладную воду. Она уже давно мечтала о такой прохладе — с тех пор, как на четвереньках ползла по пустыне. И вот теперь райское блаженство… Она чувствовала, как немного остывает ее тело, и с ее губ сорвался вздох облегчения. Довольно долго возле ее ног грохотал поток воды. Вдруг шум прекратился. Голова ее стала почти ясной, и она поняла, что с ней говорит мужчина.
— Таша, очнись! Таша!
Только один человек во всем мире звал ее Ташей.
Она медленно подняла тяжелые веки и ослепла от яркого света — так, что даже слезы потекли из глаз. Но вскоре она уже различила черные волосы, золотистое лицо, широкие плечи… Она моргнула, не веря, что это он стоит на коленях возле ванны и держит ее в своих объятиях.
— Джей… — прохрипела она.
— Таша! Слава Богу, ты очнулась!
— Джейби, — теряя силы, проговорила она и заплакала от счастья.
Джейби читал ее мысли, потому что он наклонился и крепко прижал ее к себе, после чего она закрыла глаза и вздохнула, забыв о своей слабости, о болезни, обо всем на свете — ведь она даже не мечтала вновь побывать в его объятиях.
— Таша, — прошептал он ей на ухо, — я видел нашу малышку. Она красавица!
— Она здорова?
— Еще как! Моя мама нянчится с ней.
— Менмет здесь?
— Да. Ты в ее доме.
— Хорошо. Я очень боялась за девочку.
— А теперь береги силы. — Он откинулся назад, чтобы взглянуть на нее. — Боже, Таша, что с тобой сталось?
— Жрицы, — сказала она, облизав губы. — Я от них убегала.
— Где ты была? — Он гладил ее по щеке. — Я везде искал тебя. — Голос его дрогнул. — Много месяцев!
— Я все время бежала. Все время бежала.
— Почему ты уехала из Балтимора, не поговорив со мной?
— Как я могла? Френсис сдала меня полиции.
Она открыла глаза, вспыхнувшие ненавистью при воспоминании о Френсис Петри.
— Френсис?!
— А госпожа Хепера сразу же увезла меня в Египет. Я была ее пленницей.
— Френсис сдала тебя полиции?!
— Да.
— Тогда, наверное, это она написала, что тебе карьера дороже меня и ты уезжаешь в Египет.
— Я ничего тебе не писала.
— Знаю! Я знаю, что ты не могла вычеркнуть из жизни то, что было между нами.
— Не могла. — Ташариана попыталась улыбнуться. — Я бы этого никогда не сделала.
— Но ты была беременна. Почему же ты мне не написала? Почему не позвонила?
— Не могла. Не хотела загонять тебя в капкан.
— Капкан! Таша, я бы тут же явился! Неужели ты не знаешь, как я тебя люблю?
— Ты мне этого не говорил. — Она заглянула в его печальные карие глаза. Почему он так печален? — Откуда мне было знать?
— И ты не могла сказать? О Господи!..
— Я не была уверена. И потом, я не одна…
— Таша! — Он покачал головой, с грустью глядя на нее, и на ресницах его сверкали слезы. — Я всегда тебя любил. И всегда буду любить. Никогда в этом не сомневайся. Никогда!
— О Джулиан…
Она всматривалась в его лицо, словно желая унести воспоминание о нем в мир видений, который неотвратимо на нее накатывался.
— Прости меня! — воскликнул он, утыкаясь лицом в ее волосы. — Прости меня, моя любимая, моя обожаемая Таша!
— Мне нечего тебе прощать.
Она проглотила слюну, борясь с накатывающей тошнотой. Она заставила свои руки подняться и обвиться вокруг шеи Джулиана. Она прощала его от всего своего любящего сердца. Потом она уронила голову ему на плечо и дрожащей рукой погладила его блестящие черные волосы.
— Назови нашу дочь Кариссой, — прошептала она. — Она — дитя твоего и моего сердца.
— Обязательно.
— И увези ее. Увези ее подальше от Египта.
— Увезу. Обещаю.
— Береги ее от жриц Сахмет, Джулиан.
— Да. Я заставлю мадам Хеперу заплатить за все, что она сделала с тобой.
— Не думай обо мне… Береги нашу девочку. А когда она вырастет, отдай ей музыкальную шкатулку.
— Я обещаю, Таша… Сейчас я подниму тебя. Опять пошла кровь.
— Нет. Подожди.
Она вздохнула, не имея сил говорить. Она чувствовала, как он плачет и как изо всех сил старается сдержать слезы. Ну почему он плачет, когда она так счастлива?! Они опять вместе, они рядом, они сказали друг друг о своей любви. Где-то рядом их дочь, за которой заботливо приглядывает ее египетская бабушка. Чего еще ей желать в этом мире? Разве может быть большее счастье?
— Джейби… Джулиан… — Ташариана погладила его по голове, понимая, что в последний раз в своей жизни касается мужчины, которого любит. — Ты для меня всё, — прошептала она, слабея на глазах. — Всё. Я тебя люблю.
Эпилог
Луксор. Египет. Сегодня
— Здесь? — спросил Ашерис, выглядывая из окна "лендровера" на стену и железные ворота.
Карисса посмотрела в свои записи. Она переписала адрес из дневника отца и была уверена, что не ошиблась. Стена когда-то была белой. В ворота был виден дом в довольно плачевном состоянии и с разбитыми окнами.
— Здесь папа вырос.
— Это дом Менмет Бедрани? — недоверчиво спросила Джулия.
— Да. Она уже много лет как умерла.
— И здесь никто не живет, — сказал Ашерис. — Пойдем посмотрим.
— Да, да, пойдем! — обрадовалась Карисса.
Ашерис открыл дверцу и, обхватив ее за плечи, повел рядом с собой, крепко прижимая ее к своему боку. Джулия схватила его за другую руку и молча смотрела на запущенный сад.
Подойдя к скромному, но со вкусом спланированному дому, Карисса вдруг почувствовала себя здесь хозяйкой. Она всегда отказывалась от наследства семьи Петри — правда, теперь она знала, почему никогда не испытывала родственной связи с нею, — но с особой гордостью относилась ко всему, что могла бы оставить ей бабушка Менмет.
Ашерис словно прочитал ее мысли.
— Этот дом мог бы принадлежать тебе.
— Не знаю…
— Наверняка найдешь документы на него в бумагах отца. Ты же еще не все их просмотрела?
— Только начала. А вообще-то было бы здорово, если бы этот дом принадлежал нам.
— Он очень разрушен, — заметила Джулия, внимательно осматривая парадный подъезд.
— Ничего. Покрасим, вставим стекла, а фундамент здесь крепкий.
Карисса молча смотрела на дом, воскрешая в памяти образы отца и Ташарианы. Здесь они провели вместе последние мгновения ее жизни. Она на минуту закрыла глаза, чтобы сполна прочувствовать нахлынувшую на нее радость. Теперь она знала, что ее родители искренне любили друг друга и что она была дочерью сильной и храброй женщины. В душе она всегда подозревала, что Кристин Петри не может быть ее матерью, но никто ни о чем ей не рассказывал и она долгие годы мучилась от одиночества. Зато теперь, узнав Ташариану, она забыла о том периоде своей жизни.
— Знаете, — сказала она, открывая глаза, — когда отец послал за мной, а мне было тогда двенадцать, то в письме он упомянул розовый сад, который хотел мне показать. Вы не думаете, что сад этот может быть здесь и он хотел показать мне этот дом и рассказать о матери?