По всему двору деревянный ковер плотно покрывает землю, даже щелей не видно, за воротами грязища, а тут даже луж нет.
В середине двухэтажная таверна с черепичной крышей, из трубы белый дым, и дождь ему не помеха. Рядом с таверной несколько деревянных домиков, по звукам – кузня, конюшня и пара жилых хаток.
Из-за калитки вылез крупный гном в темной броне, борода коричневая и густая, на спине несоразмерно большой молот. Но гному, похоже, плевать, что за спиной неподъемная груда.
Страж пропустил скрипящего зубами Лисгарда, захлопнул калитку, лязгнул тяжелый засов. Затем гном обернулся и махнул рукой в сторону таверны.
– Идите. Если нужны комнаты, – проговорил он и странно покосился на меня, – наверху только что освободилась одна, там огры ночевали, но жена уже все вымыла.
Лисгард молча кипит рядом, бросает безумные взгляды то на рыжего, то на гнома. Видимо, не может определиться, кто бесит больше – самодовольный странник или коротконогий силач.
Рыжий загадочно глянул в мою сторону и хмыкнул:
– Спасибо. Нам бы, для начала, высохнуть и поесть.
Дождь немного успокоился, в голове почему-то мелькнула мысль о Безумном маге. Хотела сказать рыжему, но вспомнила, как он бесится, когда о нем слышит.
Вместо этого сказала:
– Нельзя рассиживаться в таверне.
– Почему же? – удивился Варда.
– Можно опоздать на раздачу пряников, – невесело проговорила я.
Странник облегченно выдохнул и проговорил:
– А, ты все про Талисман.
Я бросила на рыжего злой взгляд и произнесла тихо, но разборчиво:
– Я ломлюсь через чужие земли, втягиваю других, сама попадаю в неприятности не для того, чтобы какой-то сумасшедший присвоил то, что принадлежит мне. А оно принадлежит, просто еще не все в курсе.
С опозданием поняла, что проболталась о своих мыслях, лицо странника потемнело, мокрые уши вытянулись, готовые хоть сейчас проткнуть Безумного мага.
Двор пересекли молча. Когда остановились у таверны, Варда толкнул дубовую дверь, та заскрипела и отворилась. Вошли в шумное помещение с низкими потолками, огляделись – публика разношерстная, в воздухе ароматная дымка, от тарелок с мясом валит пар, за столами громилы, стук кружек, хохот, чавканье. Из кривозубых ртов валятся куски пищи, а громилы продолжают гоготать.
Меж столов шныряют карлики с подносами, ловко расставляют дымящиеся тарелки, прыгают через торчащие ноги. Я заметила пустой стол в углу, толкнула Варду под локоть:
– Вон там.
Он хищно посмотрел по сторонам, заткнул кожаные перчатки за пояс и двинулся к столу. Мы с Лисгардом поплелись следом. Белокожий скрипит зубами, вот-вот кинется на Варду с мечом.
Я опустилась на лавку из грубых досок, капюшон благоразумно не сняла, и так проблем хватает. Лисгард чинно сел рядом, даже слишком рядом, я отодвинулась, дав понять, что не собираюсь участвовать в их противостоянии.
Белокожий запыхтел, положил руки на столешницу, бросил пробегающему карлику:
– По бокалу ледяного молока, сливочный пудинг и ваниль.
Карлик на бегу повернул голову, глаза круглые от удивления, споткнулся, не заметив чью-то ногу. Тарелки с подноса взмыли в воздух, но карлик привычно поймал.
Он наморщил лоб – почти слышно, как заскрипели извилины в голове.
– Сливочный пудинг? – спросил он гнусаво.
Лисгард благожелательно кивнул:
– Да-да, сливочный. И добавь медовой пыльцы.
Карлик поднял бровь, рука уперлась в бок, другой удерживает поднос с чьим-то обедом.
– Может, еще цветочных фей вызвать, чтоб плясали, пока ешь?
Я откинулась на спинку и захихикала, сдерживаясь, чтобы не засмеяться в голос.
Варда сказал:
– Не обращай внимания. Высокородный немного того. – Он покрутил пальцем в воздухе у виска. – Лучше скажи, что там повар сегодня готовит?
Карлик немного успокоился, лицо смягчилось, в глубине мелькнуло подобие доброжелательности. Он перекинул поднос в другую руку.
– Утку в поджарке, грибную похлебку и малиновый пирог с маком.
Варда широко улыбнулся, глянул на меня прищурившись и проговорил как можно добродушней:
– Неси утку, пирог и что-нибудь запить.
Карлик крякнул под нос и, гремя тарелками, умчался.
Из-под капюшона взглянула на Лисгарда – идеальное лицо потемнело, брови сошлись, пальцы выстукивают сложную мелодию. Хотела подбодрить, но решила, только сильнее задену ранимое самолюбие – с подбадриванием у меня как-то не вяжется.
Варда потянулся, звякнули щитки на одежде. В своей броне иногда похож на гигантскую рыбу, особенно когда мокрый.
Он хрустнул шеей.
– Ты не обижайся, – сказал странник. – На правду не обижаются. Ну, с придурью, и что?
Лисгард метнул яростный взгляд, сжал кулаки до белых костяшек и процедил:
– Я не виноват, что вокруг меня одно отребье. Болваны, что не могут отличить благородного эльфа от безродной швали.
Варда поднял тяжелый, как гора, взгляд, чуть растянул губы в ухмылке. Глаза сверкают стальным блеском, рука опустилась под стол. Боковой линией чую, положил на рукоять меча. Шевельнула ухом, прислушалась – ладонь прошлась по адамантиновой рукояти и снова оказалась на столе.
Он погладил пальцами отполированную до блеска столешницу, внимательно изучил коричневые черточки в древесине. Не решаясь пошевелиться, я замерла.
Странник глянул исподлобья на гогочущих людей в дальнем углу, перевел взгляд на каменных громил в середине зала и посмотрел на Лисгарда. Тот продолжает метать глазами молнии и оскорбленно подергивает губами.
Варда, к моему разочарованию, выдохнул и проговорил спокойно:
– Каждый, кого ты называешь швалью, получил крещение в бою. Вон те, – он кивнул в сторону гномов, которые приговорили по четвертой кружке и затянули подхрипшими голосами песни о славной гномьей доле, – воевали за Черные рудники. Каждый может рассказать, как хоронили друзей, родню. Как сражались и победили, несмотря на потери.
Он чуть повернулся и указал на кучку людей:
– Видишь тех?
– Люди, – брезгливо скривился Лисгард.
Варда кивнул:
– Верно. Эти люди – единственные уцелевшие из рода врачевателей. Об их лекарских способностях ходят легенды. На селение напали твои солнечные собратья. Молодых увели в плен, чародеев утопили.
Белокожий фыркнул, Варда не умолкал:
– А этих каменных исполинов вообще днем с огнем не найдешь. Это тролли-перекатыши, их всего четверо. Умеют переставлять камни и собираться в одного большого тролля. Не знаю, зачем это надо, но выглядит впечатляюще. Так почему ты, выросший в свете адуляров, холеный и напомаженный, называешь отребьем тех, кто населяет мир?
Я наблюдала из-под капюшона, периодически переводя взгляд с рыжей головы на белую и обратно.
Лисгард раздул ноздри и наклонился вперед.
– Вот эти населяют? – выпалил он.
Он махнул рукой в сторону, задел подбежавшего с подносом гоблина. Тарелки загремели, карлик вскинул руки и запрыгал, как на раскаленной сковородке. Белокожий запоздало дернулся и убрал руку.
– Извиняюсь, – проговорил он нехотя.
Гоблин наконец перестал прыгать и сердито посмотрел на него черными глазками.
– Напьются, посуды не напасешься, перебьют, столы поломают, – затараторил гоблин. – Думаешь, у кого за это вычитают? Из вырученных денег? Как бы не так! Из карманов простых гоблинов, из наших карманов! Ты, одуванчик, поменьше веточками размахивай. Сломаешь – заставлю платить.
Коротышка с мушиной скоростью раскидал тарелки и кружки, Варда кинул пару монет. Тот на лету схватил, спрятал в складки передника, развернулся и с недовольным кряхтением скрылся среди столов.
Лисгард круглыми глазами посмотрел на место, где только что стоял гоблин, затем перевел взгляд на меня. Я пожала плечами – сам напортачил, сам и объясняйся.
Схватив кружку, он в несколько глотков осушил, едва сдерживаясь, чтобы не закривиться, снова яростно глянул на Варду. Тот снисходительно ухмыльнулся и принялся отрывать ногу пропеченной до хруста утки.
Со стороны гномов потянулась очередная заунывная песнь о подвигах и золоте, карлики замельтешили, как мухи, заменяя пустые кружки.
Я взглянула на белокожего, душа сжалась. Он смотрит почти затравленно на разгул в таверне, на Варду, который уже оторвал кусок и с довольным видом пережевывает, и бросает ему подбадривающие взгляды, мол, давай, ешь, очень вкусно.
Лисгард нервно повел плечами и отвернулся.
– Подышу пойду, – сказал он.
Встал, расправил закованные в щитки плечи и двинулся в сторону выхода. Я задержала взгляд на точеной фигуре солнечного эльфа. В который раз подумала, что он невероятно красив, особенно когда думает. Глаза приобретают гаюиновую глубину, лицо отрешается, становится похожим на выточенную из мрамора скульптуру.
Сбоку послышалось шумное бульканье – Варда проталкивает в глотку большой кусок, глаза таращатся, как у болотной жабы, нос кривится. Он схватил кружку с пенистой жидкостью и сделал два больших глотка.
Затем обернулся и крикнул белокожему вслед:
– Будь осторожен с навозом! Слышал, корова опять из стойла сбежала.
Лисгард даже не обернулся, на ходу тряхнул головой и скрылся за дверью.
Когда белоснежная шевелюра исчезла, во мне все закипело. Откуда-то снизу поднялся гнев и заполнил голову. Пока пыталась разобраться с эмоциями, Варда сосредоточенно жевал, иногда хитро поглядывая на меня, даже не пытаясь скрыть самодовольства.
Когда гнев достиг той стадии, что хочется орать и колотить чем-нибудь тяжелым, я схватила кружку и опрокинула в рот. Сладкая хлебная жидкость с шипением потекла в горло, газированный напиток ударил в нос, я закашлялась.
Несколько мгновений приводила в порядок потревоженную глотку, когда удалось – с силой пнула странника в закованный щитками сапог.
Варда чуть не подавился.
– Это за что еще? – спросил он, вытаращив глаза.
Я вытерла рот плащом и сказала зло:
– С белокожим можно и помягче.
Варда облегченно выдохнул, положил остатки ноги в тарелку и принялся за остальную тушку.