– Конечно, не имел, – сказал Варда добродушно. – Я вообще ничего не имею. Все свое ношу с собой. Зачем иметь, если все время в дороге? Даже вон когда вдруг начинаю иметь – сразу отдаю кому-нибудь.
Он окинул меня странным взглядом, на лице простоватое выражение и глупая улыбка. Но в глазах пляшут дикие лешие, от которых в животе занимается горячий клубок.
Лисгард опустил клинок и медленно убрал в ножны, но лицо хмурое, глаза мечут синие молнии.
– Видишь, Лисгард, странник извинился, – проговорила я, выглядывая из-под капюшона.
Варда удивленно вскинул брови и тряхнул головой, убирая рыжую прядь со лба.
– Эм, наверное. Ага. За что, не понял, но извиняюсь великодушно, – сказал он и отвесил демонстративный поклон до самой земли. – Извини меня, благородный солнечный эльф, сам не знаю за что. Каюсь и уповаю на твою милость.
Лисгард оторопело уставился на рыжего, не понимая, издевается тот или всерьез. Прошла пара мгновений, прежде чем он выдохнул и ослабил уши.
– Извинения приняты, – сказал высокородный и отвернулся.
Варда выпрямился, покачал головой, мол, задирать вас – одно удовольствие, затем сделал несколько шагов сквозь черные кусты и замер.
– А теперь без шуток, – произнес он серьезно. – Вышли на Мавкино озеро. Обычно можно спокойно мост пересечь. Но была гроза, а ведьма говорила, не к добру. Так что всем тихо. Двигаться след в след, я вперед, вы – за мной.
Мутная дымка потянулась из-за деревьев и ползет над кустами, как рваное полотно. Воздух замер и стал похож на студенистый кисель, я замахала руками, пытаясь расчистить видимость. Как ни странно, это удалось, дымка в нескольких местах прорвалась и расползлась в стороны, словно щербатая река.
Мы осторожно вышли из перелеска на окруженную черными стволами поляну. В середине большое озеро с деревянным мостом без перил. Снизу срываются капли и звонко барабанят по воде.
На широких листьях по всей поверхности тонкие фигуры. Пригляделась – голые девицы с зелеными волосами до самых пяток. Одни сидят с закрытыми глазами, подставив лица чернеющему небу, другие возлегли на листья кувшинок и дремлют. Крупные телеса покрыты мелкими каплями. В свете гнилушек и светляков мерцают, словно драгоценности.
Я дернула Варду за рукав:
– Это кто?
Он прошептал не поворачиваясь:
– Так мавки же.
– Ого…
Рыжий пригнулся.
– Тихо, ни звука, – сказал он. – Прилипчивые они.
Словно воры, пригнувшись, мы двинулись к мосту. По пути пришлось несколько раз останавливаться и замирать, потому что Варде виделось шевеление среди мавок.
Я периодически косилась на девок. Эти сидят на воде, как довольные жабы, вон даже кожа зеленцой отдает. Тяжелый запах щекочет ноздри. От постоянного пребывания в воде тело пропиталось тиной и водорослями.
Мост приблизился еще на несколько шагов. Когда пригляделась к мавке, что замерла у опорных балок, смогла разглядеть сквозь дымку идеальное лицо.
Скулы узкие, как у светлой эльфийки, пухлые малахитовые губы зовуще раскрыты, на коже, словно алмазы, блестят капли. Ресницы такие, что прямо выдергивай и вяжи веники. Зеленая грива перепуталась с водорослями, грациозно изогнута на плече, длинный конец уходит к самой воде.
Я сделала еще шаг, но, увидев спину девки, чуть не вскрикнула. Пришлось сжать губы и ускориться. Нелепо переваливаясь с ноги на ногу по черному илу, я приблизилась к Варде.
– Что… что с ней? – спросила я изумленным шепотом.
Он непонимающе уставился на меня, затем проследил за взглядом.
– У мавок нет спины, – выдохнул разочарованно странник. – Не знаю, за что их так. Может, потому, что утопленницы. А может, сомы съели.
Мы остановились у моста, где дымка превратилась в едва заметную рябь. Пахнет все той же сыростью и отголосками забытого прошлого. Понадобилась пара минут, чтобы привыкнуть к странному запаху.
Я осторожно выглянула из-за спины рыжего, помахала рукой перед лицом. Дымка немного разошлась, я стала разглядывать, что там у мертвячки сзади.
От желтоватого позвоночника расходятся ребра, под ними непонятно на чем висят темные пятна органов. Кости зеленоватые, словно молодой малахит, на одном позвонке небольшой нарост мха.
Со стороны озера резко повеяло тяжелым воздухом. В нос ударил крепкий запах ила и тины, я сморщилась.
– Гадость какая, – прошептала я. – Если от нее так несет, понятно, почему сидят печальные.
Варда обернулся, снова смахнул с лица прядь.
– Все, – прошептал он. – Теперь полная тишина.
Он осторожно ступил на мост, старые доски чуть слышно скрипнули. Рыжий на секунду замер – уши торчком, глаза круглые. Прислушалась, мавки продолжают нежиться под чернеющим небом. Плевать они хотели на каких-то эльфов, которые ломятся через озеро.
Варда чуть расслабился и двинулся дальше, выбирая для следующего шага доски покрепче. Я шагнула вперед. Наступаю след в след. Подо мной древко молчит, видимо, совсем легкая.
Сзади шелестит доспехами Лисгард, по дыханию слышно – старается быть как можно бесшумнее, хотя в броне оставаться незаметным – задача сложная, да и темно для солнечного эльфа.
Я подумала, высокородный старается сохранить лицо перед грубым странником, ну и передо мной, конечно. С каждым разом все труднее. Но солнечный держится молодцом, скрипит зубами, но молчит.
Размышления прервал громкий древесный треск за спиной, я резко обернулась.
Белокожий со сдавленной руганью гремит адамантином, руки машут, как мельницы, он дергается, пытаясь вытащить из дыры провалившийся сапог.
Сбоку послышался бесцветный голос Варды:
– Все. Приплыли.
Я глянула на рыжего. Тот стоит с бледным лицом и смотрит в сторону темной воды. Глаза не моргают, пальцы дергаются к рукояти, но почему-то меч выхватывать не спешит.
Среди мавок началось ленивое шевеление, остатки дымки разошлись. Одна мертвячка издала томный стон, подняв пушистые ресницы, и повернула голову.
Изумрудные глазищи уставились на меня, взгляд равнодушно скользнул вниз. Затем она посмотрела на Варду. Пухлые губы растянулись в улыбке, обнажив жемчужные зубы.
Мавка картинно подняла руки и потянулась, колыхнув огромной грудью с зелеными серединками. Потом демонстративно выгнула дырявую спину и засмеялась серебристым, как колокольчики, смехом.
Меня передернуло от возмущения и омерзения. Я подбежала к Лисгарду, топоча по доскам – все равно уже нашумели, – помогла вытащить ногу из дыры. Заглянула внутрь – в отверстии черная, как деготь, вода. От одного ее вида по коже побежали мурашки размером с жука.
Белокожий виновато забубнил:
– Оно случайно вышло. Вроде за вами шагал, а тут эти срамные девы… Загляделся…
Я мысленно простонала, но постаралась приободрить.
– Ничего. Не съедят они нас, в конце концов, – сказала я и просительно посмотрела на рыжего. – Не съедят ведь, Варда?
Странник все еще неподвижно стоит и смотрит, как мавки, одна за другой, просыпаются от блаженной неги. Нагие телеса трясутся, они медленно приближаются к мосту, шлепая босыми ногами, будто по суше.
Воздух наполнился сверкающей пылью, послышались протяжные стоны и смех. Водяное эхо заиграло, показалось, голоса мавок живут сами по себе, перемещаясь над озером в хаотичном порядке.
Варда нехотя отвел глаза от пышных форм зеленых девок.
– Цепляй своего высокородного, и бежим, – проговорил он осипшим голосом.
Только он развернулся в сторону другого берега, перед ним возникла нагая зеленоволосая красавица с полным набором атрибутов. Рыжий схватился за рукоять, но мавка успела приблизиться, длинные пальцы легли ему на руку.
– Ну что ж ты, путник, – проговорила она чарующим голосом. – Негоже быть грубым с девицей. Али не хороша я?
Ладонь Варды разжалась и бессильно свесилась рядом с ножнами, кадык нервно подпрыгнул.
– Хороша. Да больно зеленовата, – сказал он хрипло и отшагнул ко мне.
Мертвячка не отступала. Снова приблизилась к страннику, бесстыдно колыхая внушительными грудями. Талия такая тонкая, что рыжий вполне может обхватить ладонями. Зато бедра – всем бедрам бедра, широкие, как у деревенской девки. Зад дерзко вздернут, так и просит, чтоб пятерней припечатали.
Я сказала громко, стараясь переключить внимание рыжего на себя:
– Жуткая ты тварь, зеленая девка. Ныряй в свое болото, и разойдемся миром.
Затем постучала Варду по плечу:
– Пинай эту жабу, и бежим.
Рыжий неотрывно смотрит в изумрудные глаза мавке, крошечные дорожки стекают по лбу, кожа пошла морщинами, словно решает в уме сложные задачи. На носу все время появляется крупная капля, наполняясь, срывается вниз.
– Да-да, – пробубнил он безвольно. – Сейчас пну, еще погляжу немного и пну.
Мавка подошла к нему, прижалась всей срамотой, тонкие руки обвились вокруг шеи. Изо рта высунулся раздвоенный язык, скользнул по щеке. Девка довольно запрыгнула на рыжего, обхватив ногами торс.
Варда стоит, как каменный. Его тело стало напоминать эолумскую статую, только те из белого мрамора, а рыжий вроде как из смуглого.
Я с ненавистью посмотрела на мавку и прошипела, сжав под плащом антрацитовую рукоять:
– Мы ведь эльфы, а не люди. Чего пристаешь?
Она зовуще потерлась об одежду рыжего и проговорила певучим голосом:
– Не все ли равно? Люди, эльфы, гномы. Да хоть гоблины. Все хотят ласки. Добрый путник всегда приветит, приголубит хрупкую девицу. Посмотри, как притих. Поди, нравятся твоему страннику мои объятия. А коли нравятся, пускай остается с нами в темном озере. Обещаю быть нежной, пока не утопнет.
В затылке закипело, на глаза упала сиреневая пелена, даже не поняла, с чего вдруг такая ярость охватила. Выхватив темный клинок из ножен, я с ревом рубанула по зеленой коже.
Лицо мавки исказила гримаса боли, она с диким воплем отскочила назад, хватаясь за место, где только что была рука. Из обрубка брызнула зеленоватая жижа и тягучими струями закапала на доски. Отсеченная кисть бухнулась на доски, дергается, скребет ногтями, даже ползти пытается.