Приблизиться к ней, увы, не представлялось возможным. Береговой склон был настолько крут, что спускаться по нему было рискованно даже в сухую погоду. А после дождя, да еще в темноте, предпринять такую попытку означало бы подвергнуть себя нешуточной опасности. Поэтому, еще раз направив на лодку луч фонарика и осмотрев ее, мистер Батчел продолжил прогулку, решив, что все прояснит при свете дня.
Однако невероятные события этой памятной ночи еще только начинались. Отвернувшись от лодки, мистер Батчел заметил впереди на земле белое пятно, которое метнулось прочь и скрылось в темноте. Это был Панч, который в ужасе мчался домой по грядкам и прочим запретным, как ему строго-настрого внушалось, местам. Не обращая внимания на свист, хотя он и был к нему приучен, пес стремглав несся к дому. Мистер Батчел невольно пожалел, что Уордл этого не видит. Его приятель с большим презрением относился к беговым способностям Панча и любил критиковать пса на грубом охотничьем жаргоне, в выражениях, которые далеко выходили за пределы словарного запаса мистера Батчела, но общий посыл которых был более чем ясным и столь же досадным. Однако нынешняя прыть Панча не могла не удивлять, так что мистер Батчел поневоле мысленно связал ее с уже упомянутым неестественным поведением пса. В общем, ночь выдалась беспокойная, и, убедившись, что дождь усиливается, мистер Батчел решил прервать прогулку и вернуться домой тем же путем.
Он уже оставил позади тропинку, что спускалась к Лоду. Главная тропа, по которой мистер Батчел пришел сюда, была перед ним, и он как раз собирался свернуть на нее и направиться к дому.
И именно в этот момент перед ним предстало зримое свидетельство того, что лодка привезла пассажиров. Впереди, ярдах в двадцати, к воде пробирались двое мужчин с какой-то ношей. Когда они вышли на открытое место, их силуэты обозначились вполне отчетливо: оба были высокого роста, один – настоящий великан. Мистер Батчел не сомневался, что это садовые воришки. Настоящие грабители, найдя, чем поживиться в доме, изобрели бы куда более легкий способ забрать добычу.
Ни один человек, даже если он не отличается силой и храбростью, не станет спокойно наблюдать, как его имущество уносят прямо у него из-под носа, а попытается этому воспрепятствовать. Мистер Батчел досадовал на бегство терьера, который мог бы по крайней мере затруднить отступление воров. Он громко окликнул мужчин и навел на них неяркий луч фонарика. Это помогло ему лучше разглядеть незваных гостей и все происходящее. На его крик никто не отозвался, однако незнакомцы отвернулись, словно пряча лица, и мистеру Батчелу бросилась в глаза тонзура на макушке у того, что был ближе, – большеголового крепыша в рясе. По словам мистера Батчела, в тусклом серебристом свете фонаря она поблескивала, как монета на дверном коврике. Поняв, что их заметили, незнакомцы оставили свою ношу и быстро направились к лодке. Ноша упала с глухим стуком, однако воры двигались бесшумно. Словно не касаясь земли, они спустились к Лоду, так же бесшумно скользнули в лодку и отплыли без единого всплеска. Мистер Батчел, как уже говорилось, не мог спуститься к самой воде. Однако он знал место, где лодка окажется ближе всего к садовой дорожке, и успел туда как раз вовремя. Лодка быстро уплывала вниз по течению, по-прежнему в полной тишине. Света фонарика едва хватило, чтобы рассмотреть напоследок гиганта с тонзурой: он мощно оттолкнулся шестом, и лодка скрылась из виду. Она неслась к дренажной трубе, до которой оставалось ярдов сорок, но незнакомцы вели себя так, словно не замечали препятствия.
К этому времени мистеру Батчелу стало, разумеется, очевидно, что это не садовые воры. Их внешний облик и то, как они исчезли, придали приключению совершенно новый характер. Сердце мистера Батчела отчаянно колотилось, но мысли были обращены к шестнадцатому столетию; постояв несколько минут и переведя дыхание, он вернулся посмотреть, что же оставили после себя эти двое.
Оставленная ноша лежала посреди тропинки, и мистеру Батчелу снова пришлось воспользоваться фонариком. Он увидел деревянный ящик, почти весь заросший мхом и блестевший от влаги. Дерево сильно прогнило, и мистер Батчел понадеялся открыть ящик голыми руками, но тот оказался таким мокрым и скользким, что за него было не ухватиться; оставалось только поспешить домой за инструментами. Рядом со шкафом, где хранился инвентарь, стояла собачья корзинка; Панч свернулся в ней калачиком и весь дрожал. Хозяину пришла мысль взять его с собой в сад, чтобы пес лаем предупредил его о возможном возвращении лодки. Перспектива быть застигнутым врасплох этими безмолвными гигантами отнюдь не радовала мистера Батчела. Панч, однако, при всей своей любви к прогулкам на этот раз пришел в такой ужас, когда его позвали, что хозяин пожалел пса и не стал настаивать. Отыскав стамеску, он вернулся в сад один. Ящик спокойно лежал на прежнем месте; не прошло и двух минут, как крышку удалось откинуть.
Читатель, вероятно, уже догадался, что там обнаружилось. На дне лежало несколько тяжелых предметов, которые мистер Батчел не стал трогать. Он разглядел основания двух подсвечников. Мистер Батчел попытался поднять ящик с помощью цепи, продетой в боковые ручки, но груз оказался ему не под силу. За эту цепь его и тащили те двое. Он рассудил, что тяжести подождут до утра. Они интересовали его весьма мало в сравнении с прочим содержимым ящика, ибо на самом верху была сложена «многоцветная пелена», а на ней покоились два золоченых кадила.
Об этой находке мистер Батчел мечтал годами. От волнения он даже на время забыл о странных обстоятельствах, которые к ней привели. Беспокойно оглядевшись, он убедился, что владельцев лодки не видно, положил на землю свою широкополую шляпу, осторожно поместил в нее два кадила, снова закрыл ящик и, затаив дыхание, отнес сокровище домой. Пересказать события последующего часа можно совсем коротко. Уже было за полночь, и мистер Батчел, быстро добравшись до дому, не стал задерживаться внизу, а вместе со шляпой и ее драгоценным содержимым незамедлительно поднялся к себе в спальню. Кадила не были вовсе уж «черной трухой», как предполагал (или притворялся, что предполагал) мистер Уордл, но потускнели и сделались очень хрупкими. Мистер Батчел расстелил на комоде чистый носовой платок и с величайшей осторожностью разложил на нем сосуды. Затем, проведя несколько минут в восхищении перед их удивительно красивой формой и тонкой отделкой, он не смог отказать себе в удовольствии пригласить Уордла взглянуть на них.
Комната для гостей была рядом. Мистер Уордл, которого потревожил скрежет ключа в замке, окончательно проснулся, когда к нему со свечой в руке вошел хозяин. Волнения, явственно читавшегося на лице мистера Батчела, нельзя было не заметить, даже если вы только что продрали глаза, и мистер Уордл вскричал:
– Что случилось?
– Я заполучил их, – шепотом сказал мистер Батчел.
Его гость, который уже и думать забыл о кадилах, сначала решил, что речь идет о каком-нибудь нервном расстройстве с названием во множественном числе, и потому преисполнился сочувствия и желания дать добрый совет. Однако же, когда хозяин донес до него факты, терпение его лопнуло.
– Не хотите пойти взглянуть? – сказал мистер Батчел.
– Не хочу! Мне и тут хорошо.
– Они великолепно сохранились.
– Значит, смогут подождать до утра.
– Но хотя бы взгляните и скажите, что вы о них думаете, – сделал последнюю попытку мистер Батчел.
– Я бы мог сказать вам, что я о них думаю, не покидая постели, а покидать ее я не намереваюсь, – отвечал Уордл, – но, поскольку завтра мне придется уехать из Стоунграунда, я не хочу напоследок ранить ваши чувства, поэтому доброй ночи.
Засим он повернулся в постели и громко захрапел, что мистер Батчел расценил как демонстрацию сердитой решимости. Впоследствии он не переставал сожалеть, что не убедил гостя посмотреть кадила, но откуда ему было знать, что возникнет такая нужда в свидетеле? Пожелав другу спокойной ночи, мистер Батчел вернулся к себе в комнату. Еще раз полюбовался на два кадила, на их изысканные очертания, резко выступавшие на фоне белого платка, потом лег в постель и уснул. О людях в лодке он больше не думал; главное – он завладел их ящиком; о прочем содержимом этого ящика мистер Батчел тоже не вспоминал, поскольку наконец добрался до главных сокровищ, за которыми так долго охотился.
Мистер Уордл, проснувшись поутру, испытал угрызения совести за свою вчерашнюю грубость. Отрицание всякого интереса к кадилам было не вполне искренним, и за показным равнодушием пряталось немалое любопытство, вызванное находкой приятеля. И потому, едва одевшись, он отправился в комнату мистера Батчела. Кадил, к его удивлению, нигде не обнаружилось. Хозяин дома, что было уже менее удивительно, крепко спал. Разыскивая кадила, мистер Уордл открыл один за другим все ящики комода, но не нашел там ничего, кроме одежды. Поиски во всех прочих более или менее подходящих местах тоже не дали результата. В голове Уордла пронеслась безумная идея.
– Да что он, в постель их с собой взял, что ли? – произнес вслух гость, и от звука его голоса мистер Батчел проснулся.
Едва открыв глаза, он скосил взгляд на комод, и увиденное – а точнее, не увиденное – заставило его без промедления соскочить с кровати.
– Куда вы их дели? – воскликнул он.
Нешуточная тревога, охватившая мистера Батчела, была столь неподдельной, что сама собой опровергла ироничное замечание, которое собирался отпустить Уордл. Гость ограничился заверением, что не трогал находку и даже ее не видел.
– Где они? – снова закричал мистер Батчел, не удовлетворившись таким ответом. – Их нельзя трогать, они слишком хрупкие. Где они?
Мистер Уордл недовольно отвернулся.
– Полагаю, там, где и были все триста пятьдесят лет.
Пожав плечами, он вернулся к себе и продолжил одеваться.
Мистер Батчел последовал за ним по пятам и нетерпеливо оглядел комнату. Затем принялся открывать ящики и лихорадочно обыскивать все возможные и даже невозможные хранилища. Он был столь явно расстроен, что приятель раздумал над ним подтрунивать. После нескольких минут серьезного разговора мистер Батчел убедился, что о розыгрыше речь не идет, и в слезах пошел к себе в комнату.