Явных причин для тревоги после тех событий в лаборатории, свидетелем которых сделался Латтрелл, не было, и Саксон уже стал надеяться, что кошмару приходит конец, как вдруг мисс Корнелиус снова посетила их дом и провела час с лишком наедине с Молли.
– Я ее не приглашала и не желала ее посещения, – пояснила жена Саксону, – но не могла же я это ей высказать. Надо было соблюсти вежливость.
– Незачем обхаживать змею, – взволнованно заявил Саксон. – Все наши беды навлекла на нас эта женщина. Лучше всего напиши ей и сообщи, что знакомство с ней нежелательно.
– Я этого не сделаю, Эндрю. Как ты можешь быть таким глупцом? Более всего она заслуживает жалости. Ради бога, не будем об этом пререкаться. Оно того не стоит.
Да, оба они слишком устали, чтобы ссориться или, скорее, чтобы затевать изматывающий процесс примирения, который непременно последовал бы за ссорой. Саксон, однако, принял решение. На следующий день, ни словом не предупредив Молли, он явился к мисс Корнелиус.
– Признаюсь, я ожидала, что вы навестите меня, мистер Саксон, – сказала она, когда его провели в гостиную. – Прошу садиться.
– Боюсь… – начал он.
Мисс Корнелиус рассмеялась:
– Чего уж яснее, вы ужасно меня боитесь. Однако я вас прервала.
– Я пришел с тем, чтобы…
– С тем, чтобы просить меня не являться в ваш дом и прервать знакомство с вашей женой. В этом суть и смысл вашего визита, не так ли? А почему, позвольте спросить, ваша просьба должна иметь какой-то вес?
Саксон смутился, не зная, что ответить.
– Ваше затруднение, – продолжала мисс Корнелиус, – и отчасти ваши страхи объясняются тем, что вы не знаете, как меня воспринимать. Две недели назад я была несчастной старой женщиной, какие встречаются в пансионах, с зудом в пальцах и страстью баламутить воду. Теперь вы в этом не слишком уверены. Однако взбодритесь, мистер Саксон. Мы живем в рациональном мире. Вам совершенно незачем подозревать во мне ведьму. Многое объясняется телепатией, и я не понимаю, почему события, с недавних пор вам досаждающие, нельзя истолковать подобным образом. Отлично себе представляю, какое облегчение вы почувствуете, когда все неприятности найдут свое разрешение. Но на вашем месте я бы написала какому-нибудь психоаналитику и попросила заняться вашей супругой. Думаю, что специалист в этой области есть в приюте для душевнобольных в Рэддлбарне.
Саксон в ужасе выпучил глаза.
– Да, это, должно быть, ужасно вас смущает, – продолжала мисс Корнелиус. – Догадываюсь о ваших чувствах: дилемма жуткая. Либо я обладаю сверхъестественной способностью читать ваши мысли, мистер Саксон, и осведомлена обо всем, что происходит у вас в доме, либо ваша славная женушка предала мужа, взломала ящик письменного стола, прочитала это письмо и сообщила его содержание врагу. Неудивительно, что вы не знаете, что и подумать.
Но дилемма даже еще затруднительней, чем я сейчас описала. Допустим, вы наберетесь храбрости спросить миссис Саксон, не взломала ли она запертый ящик, и, допустим, она с негодованием станет это отрицать – но не солжет ли она? Все происшедшее за последние две недели не добавит вам уверенности.
Мисс Корнелиус залилась смехом.
– Какого черта, что вы такое несете? – вскричал Саксон в порыве ярости.
Мисс Корнелиус позвонила в колокольчик.
– Чалмерс, – обратилась она к служанке, – проводи мистера Саксона к выходу и запомни, пожалуйста: если он явится снова, меня не будет дома.
Саксон ничего не сказал жене об этом визите. Его преследовали усталое выражение ее глаз и наигранная веселая улыбка. То, что выпало на ее долю, было выше ее сил. Но следующим вечером, когда Молли рано улеглась в постель, он долго беседовал с Элис Хордерн. Вечер был холодным, и камин, растопленный в его кабинете, располагал к доверительности. Мисс Хордерн, которая не была занята ни вязанием, ни вышивкой, в ответ на приглашение спросила Саксона, не найдется ли у него сигареты.
– Прошу прощения, – отозвался он с улыбкой, – но мне никогда и в голову не приходило, что медицинская миссионерка может курить табак.
– Вы совершенно правы, Эндрю, но я, во-первых, женщина, во-вторых, врач и, только в-третьих, миссионер. И к тому же не забывайте, что я в отпуске. У вас озабоченный вид. Это не из-за Молли, так ведь? Думаю, у вас нет особых причин за нее беспокоиться. Давайте, выкладывайте.
И Саксон, различая сквозь голубое облако сигаретного дыма добрые и мудрые глаза собеседницы, не стал ничего утаивать.
– Так что, как видите, замирять меня бесполезно, – заключил он. – Это же настоящий ад: черная ненависть, которая ранит тебя через любимого человека. Я не замирюсь.
– И допустим, мисс Корнелиус именно та, кем вы ее считаете…
– У меня недостаточно смелости, чтобы строить предположения, – простонал Саксон, однако Элис Хордерн пропустила его слова мимо ушей.
– Но вы определенно только ей подыгрываете тем, что отвечаете такой же черной ненавистью.
– Очевидно, это в вас говорит миссионер, – с горечью отозвался Саксон.
– Нет, это говорю я. Когда кого-то ненавидишь, поневоле все время о нем думаешь. Ненависть в этом смысле схожа с любовью. Есть выражение «забыть и простить», но тогда телега ставится впереди лошади. Пока не простишь, забыть невозможно. Чтобы вернуть себе спокойствие, надо забыть мисс Корнелиус. А чтобы забыть, надобно простить.
– Это всего лишь жонглирование словами. Как я могу ее простить, зная, чтó она сделала и продолжает делать? И какое право прощать имею я, если она причиняет вред не столько мне, сколько Молли?
– Не уверена, – отозвалась мисс Хордерн. – Попробуйте все же. Но помните: если вы спросите Молли, открывала ли она ваш ящик и читала ли то письмо, а она ответит, что нет, поверьте ей. Молли правдива, этого у нее не отнимет даже мисс Корнелиус. Тут ей вас не достать.
Когда Саксон и мисс Хордерн собрались разойтись по спальням, часы пробили одиннадцать. Они вместе поднялись по лестнице, но на площадке Саксон ненадолго задержался, чтобы закрыть окно.
– Боже милостивый! – воскликнул он. – Да она там, в саду, стоит в тени тиса и глядит на дом!
Мисс Хордерн поспешила к Саксону.
– Где? – спросила она. – Я никого не вижу.
– Исчезла, но только что была. Я разглядел ее лицо.
– Идемте, – распорядилась мисс Хордерн. – Спустимся в сад. Если мисс Корнелиус действительно там, этим должна заняться полиция.
Поиски в саду оказались тщетными.
– Наверное, мне померещилось, – устало проговорил Саксон. – Проклятое воображение! Если только, – добавил он, поразмыслив, – это не притягательная сила ненависти.
Саксону суждено было увидеть мисс Корнелиус еще один-единственный и последний раз, перед тем как ее гибель в автомобильной катастрофе избавила его от ежедневной пытки и ночного отчаяния.
Доктор Латтрелл по просьбе Саксона написал Бествику, который в ответном письме назначил дату беседы с Молли. Сам Латтрелл не смог поехать с супругами, однако выслал для них машину, а мисс Хордерн к ним присоединилась, чтобы проветриться. Саксон был признателен ей за чуткость, побудившую ее занять место рядом с водителем: он видел, что Молли угнетена и вовсе не настроена показывать гостье окрестности. Саксон всячески старался ее приободрить; внушал, что откровенная беседа с Бествиком поможет им обоим взглянуть на вещи в должном свете, и уверял, что общаться с ним очень легко.
Когда они приближались к месту назначения, Саксон заметил, что Молли плачет.
– Эндрю, – проговорила она, – дорогой старина Альфред, ты ведь мне доверяешь, правда? Ты никогда не станешь думать, будто я замышляла против тебя недоброе, обидела тебя или чем-то навредила? Обещай.
– Дорогая, ну конечно же, я тебе доверяю. Доверяю безоговорочно и навсегда.
– И мне бы хотелось, чтобы при моем разговоре с доктором Бествиком присутствовала Элис. Ты ведь не возражаешь? Она – духовник моего отца и хорошо обо всем знает.
– Отличная идея, – согласился Саксон. – Я очень высокого мнения о твоей кузине.
Поэтому, после того как при встрече они с Бествиком пожали друг другу руки, Саксон остался сидеть в довольно мрачной приемной, а доктор увел обеих дам к себе в кабинет для предварительной беседы. Спустя десять минут Бествик вернулся один.
– А теперь, – предложил он, – мне желательно услышать от вас всю историю с самого начала. Не торопитесь. Спешить нам некуда, так что выложите мне все от и до – даже сущие, на первый взгляд, пустяки.
– Саксон, – произнес Бествик, выслушав его рассказ, – боюсь, что мои слова станут для вас настоящим потрясением. Но относительно одного вопроса вы можете совершенно успокоиться, и я полагаю, что для вас этот вопрос наиболее существенный. С вашей женой все обстоит благополучно. Она в обследовании не нуждается.
Доктор сделал легкое ударение на слове «она», и это Саксона насторожило.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Вы столкнулись с крайне неприятным переживанием именно тогда, когда едва-едва завершили долгую и изнурительную работу. Знакомство с мисс Корнелиус и последующие события на какое-то время выбили вас из колеи. Ваша естественная тревога за безопасность жены усугубила положение.
– Вы хотите сказать, – медленно проговорил Саксон, – вы хотите сказать… что я сумасшедший.
– Это понятие растяжимое. Но вы были явно не в себе, когда метнули хлебный нож или когда на глазах у Латтрелла разбили бутыль с купоросом. Вы были явно не в себе, когда решили, будто видите за окном мисс Корнелиус. И запомните, Саксон: ваши друзья могут обманывать вас ради вашего же блага, но я говорю совершенно откровенно. Не вижу препятствий к вашему выздоровлению. Возможно, вы пробудете здесь сравнительно недолго. Однако пока вы не поправитесь – вы видите, что я говорю с вами как с прежним, разумным человеком, а это должно внушить надежду, – мы должны позаботиться о безопасности вашей жены. Она совершила то, на что способны лишь немногие женщины: она отважно и преданно противостояла опасности и непониманию. Именно я убедил ее, что лучшим для вас обоих было не расставаться. Думаю, она навестит вас через неделю-другую.