– Ого! – произнесла Мэри-Кэт, глядя на фасад. – Должно быть, раньше это было потрясающее место. Ты знаешь, кто здесь жил, мама?
– Я могу тебе сказать, кто здесь жил сто лет назад, но я знаю, что во время революции Фицджеральды вернулись в Англию. Видишь ли, они были англичанами… и протестантами, – добавила я. – Уверена, что кто-то купил поместье после войны, я имею в виду Вторую мировую войну. Одна из моих сестер, Нора, работала здесь во время охотничьего сезона, но я не знаю фамилию семьи, которая тогда жила здесь.
– Ты права, мама. Фицджеральды вернулись в Англию в 1921 году, и дом какое-то время простоял пустым.
– Откуда ты это знаешь, Джек?
– Потому что Алли, которая разбирается в исследовании семейной истории, посоветовала мне проверить местные риелторские и адвокатские конторы на предмет продажи недвижимости. Нотариус, которого я нашел в Тимолиге, сказал мне, что не заключал сделки по продаже Аргидин-Хауса, но дал мне название нотариальной конторы, которая занималась этим. Я недавно посетил их в Клонакилти. – Джек покачал головой. – Это поразительное место, мама: все знают всех либо знают кого-то, кто знает нужного человека.
– И?
– Тот парень, с которым я говорил, позвонил своему отцу, который позвонил своему отцу. Судя по всему, в 1948 году семья Фицджеральд продала дом новому покупателю.
– Кому? – вмешалась Мэри-Кэт.
– Неизвестно. По крайней мере, его дед не знал этого. Его попросили переслать в Лондон правоустанавливающие документы и прочие бумаги.
– У тебя есть адрес, куда они были отправлены? – поинтересовалась я.
– Это адрес абонентского ящика в почтовом отделении, хотя я не знаю, что это за штука.
– Мы называли это личным почтовым ящиком, – объяснила я. – Это значит, что письма, бандероли или посылки приходят в почтовое отделение и помещаются в почтовый сейф с особым номером, а потом адресат забирает их.
– Это значит, что человек хочет остаться анонимным? – спросила Мэри-Кэт.
– В сущности, да.
– У тебя есть адрес этого почтового ящика? – спросила я у Джека.
– Да, это место называется Мэрилебон. Я нашел в интернете все тамошние почтовые отделения и позвонил туда. В общем, этого абонентского ящика больше не существует.
– Но ведь они должны знать имя человека, который завел этот ящик в почтовом отделении? – сказала Мэри-Кэт.
– Разумеется. Но мама только что объяснила, что смысл такого почтового ящика состоит в анонимности. Никто не сообщит имя владельца незнакомому человеку, тем более по телефону.
– Какой прекрасный дом, – мечтательно произнесла Мэри-Кэт.
– Моя бабушка Нуала ухаживала за молодым британским офицером, который жил здесь и был ранен во время Первой мировой войны. В своем дневнике она писала о прекрасном саде вокруг дома. Увы, тот молодой человек совершил самоубийство вскоре после увольнения Нуалы. – Я поежилась и отвернулась от дома. – Пожалуй, вернусь к автомобилю. Встретимся там.
Я шла через рощу и с трудом верила, что история, произошедшая здесь и так сильно тронувшая меня, была частью моей собственной истории. Однако в атмосфере этого дома, в его внутренней энергии было нечто очень тревожное для меня.
Не склонная к рассуждениям о духах и спиритуализме, я все же ощущала это как темноту, повисшую над Аргидин-Хаусом. Хотя не было никаких сомнений, что когда-то это был прекрасный дом, я чувствовала, что трагедия, произошедшая в его стенах, несет свой след до сих пор.
Я побежала, спотыкаясь, среди сорняков и корней, выросших на дороге, пока не остановилась за воротами, тяжело дыша и глотая свежий воздух.
В чем бы ни заключалась моя связь с Аргидин-Хаусом, я знала, что больше не хочу проходить через эти ворота.
Высадив Мэри-Кэт в Клонакилти, где она договорилась о встрече со своим новым другом Эойном, мы с Джеком отправились забирать Амброза.
– Ты расстроена, мама?
– Немного, – призналась я. – Не могу точно назвать причину, но серьезно, Джек, ты тут ни при чем. Просто мне не нравится Аргидин-Хаус, вот и все.
– Но ты раньше там не бывала?
– Нет, никогда.
– Кстати говоря, что ты думаешь об отъезде? – спросил он.
– Честно говоря, я еще не размышляла об этом. Думаю, это зависит от Амброза. Мы можем все вместе поехать в Дублин.
– Хорошо. Э-э-э… если ты не возражаешь, мы с Эм-Кей думали завтра отправиться в Дублин, а потом полететь в Ниццу через Лондон. Тебе ведь известно, что нас всех пригласили в круиз. Знаю, что ты не хочешь ехать туда, но… – Джек пожал плечами, – …но мне бы хотелось. Возможно, я проведу для тебя какое-то расследование и выясню насчет этого дела, насчет потерянной сестры. Ты не против?
– Разумеется, Джек. Ты взрослый человек и можешь поступать так, как хочешь. И Мэри-Кэт напомнила, что если у меня есть какая-то родственная связь с ними, то и у тебя она тоже есть.
– Да, наверное.
– Скажи честно, Джек, твой энтузиазм имеет какое-то отношение к Алли?
Повисла пауза, пока он размышлял над ответом. Или, во всяком случае, думал, что можно сказать.
– На самом деле имеет. Конечно, я заинтересован в прояснении общей ситуации, но это правда, что я уже давно не встречался с девушкой, которая… в общем, мы мгновенно установили контакт друг с другом.
– Как думаешь, это взаимно?
– Не знаю. Она могла посылать мне сообщения только из-за дела о потерянной сестре, но когда мы разговаривали вчера вечером, то много смеялись, понимаешь? Я понимаю ее, а она понимает меня, вот и все.
– Тогда тебе непременно нужно ехать туда, Джек. Ну вот, – добавила я, когда мы остановились перед домом для престарелых, – я пойду и заберу Амброза.
Кэти вышла мне навстречу.
– Ну, как они там? – спросила я.
– Я бы сказала, что они не прекращали болтать с тех пор, как мистер Листер опустился на стул.
– Им нужно многое наверстать.
– О да. Пойду позову его.
– Кстати, ведь Нора работала в Аргидин-Хаусе, когда мы были детьми?
– Да, так и было.
– Как думаешь, можно спросить ее насчет фамилии той семьи, на которую она работала?
– Спрошу. Если я правильно помню, это была какая-то иностранная пара. Позвоню ей, когда вернусь домой.
– Спасибо, – сказала я, и она с улыбкой отошла в сторону. Я ждала возвращения Амброза и думала о странной фамилии семьи из шести сестер, которая, как я догадалась, была анаграммой слова «Плеяды».
Деплеси… Я достала ручку из сумочки, попросила у консьержа листок бумаги и записала фамилию.
Когда Амброз вернулся вместе с Кэти, в его походке появилась некоторая пружинистость, которой я не замечала в Дублине.
– Все прошло хорошо? – осведомилась я.
– Если не считать слишком уж публичной обстановки, это было чрезвычайно приятно. Спасибо, Кэти, – обратился он к моей сестре. – Было приятно снова познакомиться с вами, и, будьте уверены, я еще вернусь сюда.
– Ты можешь спросить у Норы насчет фамилии той семьи в Аргидин-Хаусе? – спросила я Кэти и передала ей листок бумаги.
– Конечно. – Она сунула бумажку в нагрудный карман своей униформы. – Ну, до свидания. – Кэти улыбнулась и заспешила по делам.
– Не знаю, как Джеймс справляется со здешней жизнью, – сказал Амброз, когда я помогла ему сесть в автомобиль и мы выехали на улицу. – Но он как-то справляется. Я же лучше пребуду с моим творцом.
– Ты вроде бы не веришь в Бога?
– Я сказал «с моим творцом», дорогая девочка, который с технической точки зрения может быть моим отцом. А потому мои земные останки в любом случае упокоятся рядом с его прахом.
– Ты хитришь, Амброз.
– Может быть, но… Дорогая Мерри, мы можем поговорить после возвращения в отель? Сегодня я выпил больше чаю, чем обычно выпиваю за неделю, так что бокал виски мне вовсе не повредит.
– Я заберу Мэри-Кэт, когда она позвонит, – сказал Джек, когда мы остановились перед отелем. – Встретимся за ужином.
– Твои дети совершенно великолепны, – сказал Амброз, когда Джек выехал со стоянки. – Кстати, как насчет летнего кафе на веранде, где мы сможем порадоваться солнышку?
За чашкой чая и порцией виски для Амброза мы сидели и наслаждались плеском волн внизу.
– О чем ты хотел рассказать? – спросила я.
– Разумеется, о Джеймсе. Знаю, что он прикован к инвалидному креслу и что ему нужна ежедневная помощь, но мне не нравится, что он проведет свои преклонные годы в этом доме. Поэтому я подумал…
– Да?
– Ну, я тоже не становлюсь моложе, не так ли? И, хотя мне не хочется этого признавать, я едва одолеваю лестницу между спальней и ванной. Какое-то время я обдумывал возможность продать эту квартиру и приобрести современные апартаменты с отдельным лифтом и другими нужными вещами, включая душевую кабину, и все на одном этаже. Позволь сказать, что сейчас в Дублине есть много таких предложений.
– Понимаю. И?..
– Ты также можешь понять, что продажа дома, где я так долго жил, сопряжена с определенной психологической травмой. Но с учетом нынешнего положения Джеймса я получил необходимый импульс. Так что после возвращения в Дублин я выставлю свою скромную часть дома в Дублине на продажу и приобрету нечто более разумное, с тремя спальнями. Одну – для себя, другую – для Джеймса, а третью – для постоянной сиделки.
– Боже мой!
– Что скажешь, дорогая Мэри?
– Теоретически это замечательная идея, Амброз. Тем не менее это будет громадной переменой для отца О’Брайена. Он провел здесь большую часть своей зрелой жизни, и даже если его жизненные обстоятельства сильно изменились по сравнению с прошлым, многие старые прихожане по-прежнему посещают его.
– Прихожане, с которыми он ежедневно встречался в течение последних шестидесяти лет. Он будет рад перемене.
– А ты его спрашивал?
– По сути дела, да. Иными словами, я намекнул ему на такую идею. Мой план состоит в том, что я организую переезд, а потом приглашу к себе Джеймса, когда найду сиделку, которая согласится жить с нами. И, может быть…