– Мне жаль, что ты не был счастлив, Питер. Действительно жаль.
– О, Мерри, у меня все было замечательно. Я просто всегда разыгрывал надежные карты, что было моей семейной разновидностью док трины. В моей нижней прослойке среднего класса родители внушали детям, что нужно получить профессию, которая обеспечит их материальное благополучие. Врачи и адвокаты находились в первом ряду, разумеется, если ты не был аристократом, а в Тринити-колледже их было немало, правда?
– Это верно. – Я усмехнулась. – Помнишь того парня, который разъезжал по Дублину в «Роллс-Ройсе» со съемной крышей? Лорд Себастьян какой-то. В те дни колледж был шикарным местом, да? Все эти богатые и остроумные бездельники, которые состязались на светских вечеринках, а не за ученую степень.
– Ну, я вполне уверен, что моя мама всегда надеялась, что я познакомлюсь с богатой наследницей англо-ирландского происхождения и буду жить в продуваемом всеми ветрами особняке в окружении собак, лошадей и…
– Я не люблю лошадей, – сказали мы хором и рассмеялись.
– Где мы с тобой ошиблись, Мерри? – с насмешливой серьезностью спросил он. – Ведь британцы и ирландцы всегда были одержимы ло шадьми.
– Только если конюх вычищал лошадь до блеска и убирал грязное сено.
– Или когда владельцы устраивали конное дерби на Кубок Победы, где тренер и жокей выполняли всю тяжелую работу. – Питер закатил глаза. – А может быть, это всего лишь зависть, Мерри? Мы с тобой, конечно, были умными и талантливыми, но происходили из бедных семей и работали изо всех сил. Как поживает твоя семья?
– В основном хорошо, хотя я не виделась с ними так же долго, как и с тобой. Мой отец умер больше двадцати лет назад; выпивка свела его в могилу, что очень печально. Он был хорошим человеком, но жизнь подкосила его. Хотя, по правде говоря, я недавно выяснила, что они не были моими кровными родственниками. Меня просто подкинули к ним в младенческом возрасте, но это совсем другая история.
Питер изумленно воззрился на меня:
– Хочешь сказать, что ты была найденышем?
– Очевидно, так. Это Амброз рассказал мне… Ты помнишь его?
– Конечно, Мерри, как я мог его забыть?
– Так вот, он и его друг, отец О’Брайен, убедили семью О’Рейли удочерить меня. Фактически занять место умершего младенца, которого они потеряли. Ее звали Мэри, – добавила я.
– Господи, не знаю, что и сказать.
– Пока что не будем говорить об этом, ладно? А как твоя семья?
– Моя мать до сих пор жива, а отец умер от старости несколько лет назад. Думаю, он утратил волю к жизни после того, как уволился с железной дороги. Он очень любил свою работу. Так что у меня нет семьи, кроме престарелой мамы.
– У тебя нет детей?
– Нет, и это еще одна причина для сожалений. Но некоторым это просто не суждено. После смерти моей подруги я перевелся на работу в Норвегии, чтобы попробовать снова, и ненадолго женился на норвежке. Думаю, развод занял больше времени, чем наш брачный союз, но такова жизнь, правда? Все совершают ошибки. У тебя есть дети?
– Да, двое. Мальчик и девочка.
– Тогда я завидую тебе. Мы всегда хотели иметь детей, помнишь?
Он посмотрел на меня, и я поняла, что осторожным играм настал конец, как бы мы ни наслаждались ходьбой вокруг да около.
– Да, – ответила я. – Думаю, мы назвали бы их какими-нибудь нелепыми именами.
– Хочешь сказать, это ты придумала бы им нелепые имена. Персефона и Персей или нечто в этом роде. Я бы довольствовался Робертом и Лорой. Ах, то были славные деньки, да? – Он взял свой бокал и допил остатки виски.
Да, то были «славные деньки», но я не поддержала его шутливого тона, поскольку мне нужно было задать важный вопрос.
– Почему ты тогда не приехал в Лондон и не встретился со мной, как обещал?
– Вот оно что… – Он пристально посмотрел на меня. – Итак, мы наконец перешли к сути дела.
Он жестом подозвал официанта и заказал еще две порции виски.
– Думаешь, мне понадобится?
– Не знаю, Мерри, но мне определенно понадобится.
– Пожалуйста, Питер, просто расскажи мне, что произошло. Это было очень давно, и, какую бы причину ты ни назвал, я обещаю понять тебя.
– Полагаю, ты достаточно умна, чтобы понять причину, Мерри.
– Это из-за него? – Я заставила себя произнести имя. – Из-за Бобби Нойро?
– Да. После твоего отъезда в Англию я сделал так, как мы договорились, и появился в том баре, где он впервые увидел нас вместе, чтобы он не подумал, будто я причастен к твоему исчезновению. Не знаю, видел ли он меня, но потом, за день до того, как я собирался отплыть в Англию, он появился возле дома моих родителей, должно быть, проследил, как я возвращался домой из бара. Он прижал меня к стенке, сунул пистолет мне под челюсть и сказал, что, если я тоже исчезну, он позаботится о том, чтобы мои родители никогда не узнали, куда я отправился. Что он со своими «друзьями» сожжет наш дом вместе с обитателями. Он добавил, что будет следить за тем, чтобы я каждый день находился дома: уходил утром, возвращался вечером. И он сделал это, Мерри, он несколько месяцев следил за мной. – Питер сделал глоток виски и глубоко вздохнул. – Что я мог сделать? Сказать родителям, что они стали мишенью для мятежников? Для шайки террористов, которые, как мы оба хорошо знаем, не останавливались ни перед чем ради достижения своих целей?
– Я три недели ждала в Лондоне на квартире у Бриджет, но так ничего и не услышала от тебя. Почему ты не написал мне, Питер? Ты мог бы объяснить мне, что произошло.
– Но я писал тебе, Мерри, и у меня даже есть доказательства. Давай я покажу тебе. – Питер расстегнул свою кожаную папку и достал пачку старых конвертов. Он передал мне письма, и я взглянула на верхнее.
Мое имя и адрес в Лондоне были перечеркнуты, а сверху крупными буквами было написано: «Возвращено отправителю».
Потом я прочитала адрес, на который он отправлял письма.
– Видишь? Посмотри на штемпель наверху. – Он указал пальцем. – Письмо датировано 15 августа 1971 года. Переверни его, Мерри.
Я перевернула. Там был дублинский адрес Питера, выведенный его аккуратным почерком, а под ним стояло примечание: «Указанное лицо не проживает по данному адресу».
– Это не почерк Бриджет. – Я нахмурилась, еще раз перевевернула письмо и снова прочитала адрес.
– О нет! – в ужасе вскрикнула я и уставилась на него. – Это неправильный адрес! Бриджет жила не в Кромвель-Гарденс, а в Кромвель-Крисчент. Я же тебе говорила!
– Что? Нет. – Питер покачал головой. – Клянусь, Мерри, когда ты собирала вещи перед отъездом, то сказала мне про Кромвель-Гарденс. Этот адрес написан у меня на сердце несмываемыми чернилами, как я мог забыть его? Когда мы решили, что нам нужно уехать, этот адрес был единственным способом для связи между нами. Клянусь, ты говорила про Кромвель-Гарденс…
– А я готова поклясться, что говорила про Кромвель-Крисчент.
Я заставила себя мысленно вернуться в тот вечер, когда Бобби нанес мне визит и сыпал угрозами в адрес моих родственников. Питер пришел через час после этого; я отвела его в спальню и рассказала, что Бобби видел нас в пабе вчера вечером. Я была в истерике, рыдала от ужаса и бросала в чемодан что попало.
– Разве я не записала тебе адрес? Я должна была это сделать, – сказала я, отчаянно пытаясь вспомнить подробности того разговора с Питером, когда я сообщила ему, что собираюсь отплыть на утреннем пароме и остановиться в лондонской квартире Бриджет.
– Мерри, ты прекрасно знаешь, что не делала этого. Ты находилась в ужасном состоянии, но, честно говоря, я тоже. – Питер тяжело вздохнул. – В общем, кто-то из нас в тот вечер совершил ошибку. – Он пожал плечами. – И с тех пор я не знал, то ли этот маньяк поймал тебя, убил и сбросил труп в реку, то ли ты решила, что нам лучше жить врозь.
– Ты знаешь, что я не могла так решить, Питер! Мы были тайно обручены и имели подробные планы на новую жизнь в Канаде. Только Бобби все разрушил своими угрозами. Я думала, что это ты изменил свое решение, а поскольку я знала, что не могу вернуться в Ирландию из-за Бобби, то мне нужно было двигаться дальше… одной.
– Значит, ты отправилась в Торонто, как мы договорились?
– Да. Я трижды откладывала поездку в надежде на то, что ты появишься в Лондоне. На четвертый раз я взошла на борт.
– И как там было? Я имею в виду Канаду.
– Ужасно, – призналась я. – Как мы договорились, я направилась в ирландский квартал в Торонто; тогда он назывался Кэббиджтаун, или «Капустный городок». Это были трущобы, и там не было никакой работы, разве что торговля своим телом. Девушка, с которой я там познакомилась, сказала мне, что в Новой Зеландии большой спрос на молодых работников и большой выбор разных работ, поэтому я наскребла последние деньги и отправилась туда вместе с ней.
Я посмотрела на письмо, которое по-прежнему держала в руках.
– Можно открыть его?
– Разумеется. В конце концов, оно было написано тебе.
Я снова посмотрела на письмо, потом на Питера.
– Пожалуй, я сохраню его на потом. Что там написано?
– То, о чем я тебе рассказал: что твой Бобби нанес мне визит и пригрозил сжечь дом моих родителей. Что я обратился в полицию, где рассказал о нем и его угрозах, и они обещали разобраться. Я надеялся, что они задержат его для допроса и обвинят в хулиганстве, но я даже не знал, где он живет.
– Если я правильно помню, тогда он слонялся по заброшенным квартирам вместе со своими «товарищами».
– Вот именно. Поэтому я написал тебе, что вынужден подождать с поездкой в Лондон, но буду писать так часто, как смогу. – Питер грустно покачал головой. – Не правда ли, кажется нелепостью, что в нашу эпоху мои родители даже не провели в свой дом телефон просто потому, что они не могли себе этого позволить? Я находился в такой панике, что даже не сообщил тебе своего адреса. Но я сказал, что напишу адрес на конверте, и сделал это. – Он указал на пачку писем.
– Планы мышей и людей…