– Как пожелаете, – ответила Нуала и подошла к буфету, откуда извлекла другую красивую лакированную коробку с круглыми черными и белыми шашками. Она подумала о Финне, который сейчас должен был вернуться домой, и впервые возмутилась, что ей приходится быть рядом с Филиппом.
Нуала навсегда запомнила первые несколько бесценных недель после свадьбы с Финном как самые счастливые в ее жизни. Большую часть этого времени она пребывала в похожем на сон блаженстве. Она просыпалась и долго нежилась в объятиях Финна. Они завтракали, а потом Финн уезжал на велосипеде помогать ее отцу и соседям в сборе урожая, поскольку новый школьный семестр еще не начался. Нуала занималась стиркой одежды бойцов ИРА, которую ее подруга Флоренс доставляла в маленький флигель. После того как Нуала вывешивала стирку на заднем дворе, она пекла хлеб и готовила пирог перед поездкой к Филиппу. Если она возвращалась, когда Финн не уходил на задание с волонтерами, то обнаруживала, что он уже приготовил ужин. Они ели вместе при свете свечей, а потом он брал ее за руку и уводил наверх.
Еще он показал ей возможности уменьшить шансы на деторождение и заверил, что это лишь мелкое отклонение от общепринятой процедуры и не дает стопроцентной гарантии, а потому не нарушает закон Божий для католиков. Она испытала смешанное чувство вины и радости, когда пришли месячные, хотя ее мать начала искоса поглядывать на нее, когда они с Финном присоединялись к остальным членам семьи на мессе в Тимолиге. По семейной традиции потом они все шли молиться у крошечных могил младенцев, потерянных ее матерью. Нуалу передергивало при мысли о рождении ребенка, который умирает у нее на руках, и она решила, что теперь они с Финном будут все делать «правильно».
Между тем борьба с британцами продолжалась. Однажды сентябрьским вечером Финн, вернувшийся к занятиям в школе, которая располагалась на другой стороне улицы, взял Нуалу за руку.
– Меня попросили посетить тренировочный лагерь, так что придется уехать с пятницы до следующего воскресенья, – сказал он.
– Как? Куда и почему? А как же твоя школа?
– Куда – на ферму О’Брайенов в Клонбуиге, а почему – я же говорил тебе, что нам нужно привести людей в надлежащую форму, если мы хотим справиться с британцами, а теперь еще и с твоими вспомогательными войсками…
– Это не мои войска, Финн.
– Ты же понимаешь, я шучу. Благодаря твоей информации мы готовы дать отпор этим чудовищам. Они совсем недавно прибыли в страну – сто пятьдесят человек, и я уверен, что будут еще, – и уже терроризируют простых ирландцев. Хотя их расквартировали в Макруме, похоже, они собираются приехать сюда. Они посылают свои грузовики по деревням, потом приказывают всем выйти из домов и стреляют в воздух. Выстраивают людей в шеренгу вдоль стен, даже больных и престарелых, тычут в них револьверами и избивают армейскими ремнями. – Финн уронил голову на руки. – Это настоящие животные, Нуала. Профессиональные вояки с боевым опытом, и они намерены уничтожить повстанцев любыми средствами. Если мы собираемся хотя бы помериться силами с «черно-коричневыми» эссекцами, а теперь еще и с этими негодяями, нам нужна особая подготовка. Том Барри будет командиром тренировочного лагеря.
– Значит, ты уезжаешь на целую неделю?
– Да. Штаб-квартира в Дублине хочет подготовить элитную «летучую бригаду», куда наберут лучших волонтеров. Это значит, что мы не будем состоять в каком-то из уже сформированных полков или батальонов; нашим преимуществом будет гибкость и способность развернуться там, где и когда это будет необходимо.
– Но ты школьный учитель, а не солдат!
– В том-то и дело. Мне необходима эта подготовка, чтобы я мог приносить пользу нашему делу. Ты знаешь, что я сильный и проворный, как блоха, и способен исполнять и отдавать приказы; одним словом, от меня кое-что зависит. Я уеду ночью, а утром в понедельник ты пойдешь в школу и скажешь директору Дрисколлу, что у меня начались приступы рвоты и что я не могу выйти на работу. Потом вернешься домой и плотно задернешь занавески. Если кто-то будет стучать и спрашивать меня, отвечай, что я по-прежнему болен и лежу в постели.
– Что, если эти вспомогательные войска или «черно-коричневые» устроят рейд в нашем поселке? Если они выгонят всех на улицу и построят в шеренгу, люди заметят твое отсутствие.
– Просто скажи, что я слишком плох и не могу подняться с постели. Надеюсь, твоя прекрасная улыбка произведет должное впечатление и они не станут обыскивать дом.
– А что, если они узнают о тренировочном лагере?
– О нем знают только те, кто там собирается, и женщины из Куманн на-Маэн в Килбриттене.
– Тогда я приеду туда в следующее воскресенье и тоже буду помогать.
– Нет, Нуала. В следующее воскресенье ты, как обычно, пойдешь на мессу с членами своей семьи и расскажешь всем, что я пошел на поправку и на следующее утро готов возобновить школьные занятия. Постарайся помнить о том, что нас не подозревают ни в каких злодеяниях. Нужно, чтобы так было и дальше, не только ради нас, но и ради наших родственников и других мужчин и женщин, рискующих своей жизнью за Ирландию.
– Ох, Финн. – Нуала прикусила губу. – Что я буду делать без тебя в пустом доме?
– Уверен, что ты справишься, – улыбнулся Финн. – Но пока я здесь, давай поднимемся наверх и пораньше ляжем в постель, ладно?
– Сегодня у вас бледноватый вид, Нуала, – заметил Филипп, когда она уселась на диван.
– Ничего страшного, Филипп, – спокойно ответила она. – Финн подхватил какое-то расстройство желудка со рвотой, и я полночи ухаживала за ним.
– Идеальная жена, да? Он не может справиться без вашей помощи?
– Все началось вчера вечером, и он наконец заснул, когда я уходила. Сомневаюсь, что сегодня ему понадобится плотный ужин.
– Со мной был такой случай в окопах, из-за испорченной тушенки. Я жутко мучился, но зато провел несколько приятных ночей не под открытым небом, а в медицинской палатке. – Он покачал головой, как будто старался избавиться от воспоминаний. – Сегодня прекрасный день, верно?
– Да, и я думаю, что это как раз подходящий день для прогулки. Вы согласны, Филипп? Ну пожалуйста!
– Я…
– Если вы не сделаете это однажды, то никогда не сделаете. Вы храбрый боец, а это всего лишь поездка вниз на лифте и выход на свежий воздух. Пожалуйста, Филипп… ради меня.
Филипп посмотрел на нее; в его зрячем глазу отражались смешанные чувства. Наконец он кивнул.
– Ваша взяла. Я сделаю это ради вас, Нуала. Можете отвезти меня в мамин личный сад сбоку от дома; там нас никто не побеспокоит.
– Спасибо, Филипп, – отозвалась Нуала, едва сдерживая слезы. После отъезда Финна, ее лживых заверений для директора школы О’Дрисколла сегодня утром и страха перед разоблачением в Большом Доме ее нервы были на пределе. – Я позвоню и сообщу миссис Хоутон, что мы спускаемся в сад.
Она помогла Филиппу надеть твидовый пиджак, на который он указал, и настояла на том, чтобы взять шарф на случай сильного ветра.
– Ради всего святого, Нуала. В такой день едва ли можно подхватить простуду.
– Лучше перестраховаться. А теперь я надену вам шляпу.
– Вы остановите меня перед зеркалом?
Нуала выполнила его просьбу.
– С этим шарфом и шляпой, сдвинутой влево, вас будет трудно опознать, правда? – спросила она.
– Я бы не надеялся на это, но прикройте мне ноги одеялом – или ногу, если уж на то пошло, – и будем считать, что этого достаточно.
В дверь постучали, и когда Нуала отворила ее, то увидела миссис Хоутон.
– Дверь лифта открыта, и я оповестила остальных слуг, чтобы они держались подальше от парадной прихожей и личного сада миссис Фицджеральд, – сказала она.
– Пойдемте? – сказала Нуала.
– Если уж так нужно, – проворчал Филипп. Его голос звучал приглушенно из-за толстого шерстяного шарфа, которым он прикрыл нижнюю половину лица.
Нуала вывезла кресло-каталку на площадку перед лифтом.
– Так, – сказала миссис Хоутон. – Здесь хватит места только на вас двоих, поэтому я встречу вас внизу. Нажмите на кнопку с буквой «G», и я закрою дверь лифта.
– Я еще никогда не была в лифте, – сказала Нуала. – Наверное, это все равно что летать!
– Взлетим, когда поедем обратно, – сухо отозвался Филипп.
Когда дверь лифта, затянутая проволочной сеткой, закрылась за ними, последовали легкий толчок и громкий жужжащий звук. Нуала смотрела, как лицо миссис Хоутон скрывается из виду. Через пять секунд лифт вздрогнул и остановился. Повернувшись, Нуала увидела за металлической решеткой парадную прихожую.
– Это волшебство, Филипп! Мы приземлились. Что теперь?
– Нужно открыть дверь лифта.
Нуала нашла рычаг и потянула его, когда с другой стороны появилась миссис Хоутон.
– Ну вот, Филипп, через несколько секунд мы окажемся на свежем воздухе, – сказала Нуала.
Филипп сильнее сгорбился в кресле, когда они пересекали прихожую. Широкая парадная дверь уже была открыта, и миссис Хоутон указала на пандус, положенный перед ней.
– Он не крутой, но вам нужно крепко держать кресло, – предупредила она.
– Хорошо. – Нуала тихо рассмеялась. – Мы же не хотим, чтобы вы полетели через сад, Филипп? В какую сторону нужно поворачивать?
– Вам понадобится мое сопровождение? – осведомилась миссис Хоутон.
– В этом нет надобности, – сказал Филипп. – Уверен, что Нуала сможет уберечь меня от любой напасти. Ну что ж, поехали!
Нуала покатила кресло по мощеной дорожке к боковой части дома, где был разбит небольшой английский сад. Тропа проходила между превосходно ухоженными клумбами, где цвели розы и другие красивые цветы, которых она никогда раньше не видела. Вскоре они достигли центральной части, замощенной булыжником, в середине которой был выложен круглый орнамент.
– Ах, Филипп! Это самый прекрасный сад, который мне приходилось видеть, – сказала Нуала, когда остановила кресло-каталку и огляделась по сторонам.