Члены семьи собирались вокруг, обсуждая прочитанный в газете указ епископа Коркского, где было сказано, что любой католик, принимающий участие в засаде, будет признан виновным в убийстве и отлучен от церкви.
– Иисус, Мария и Иосиф! – пробормотала Эйлин. Она перекрестилась и тяжело опустилась на табурет. – Почти все наши волонтеры – католики! Когда они сражаются за свободу, им нужно чувствовать, что Бог на их стороне, а не закрывает им путь на небеса и низвергает в преисподнюю!
– И это все, что он может сказать после того, как «черно-коричневые» сожгли половину Корк-Сити! – Дэниэл сплюнул на пол.
– Думаешь, он подписал это под прицелом британской винтовки? – спросил Фергус.
– Возможно, ты прав, но я более чем уверен, что за это небесные врата захлопнутся перед ним, а не перед нашими храбрыми мужчинами и женщинами.
– Но они все равно будут сражаться? – спросила Нуала.
– Разве это помешает тебе делать то, чем ты занимаешься? – Дэниэл посмотрел на нее. – Разве это остановит любого из вас?
Брат и сестра переглянулись.
– Меня это точно не остановит, – сказал Фергус.
– Как и меня, – прошептала Нуала и потянулась к материнской руке за утешением.
Нуждаясь в обществе членов семьи после таких новостей, Нуала решила остаться на ночь. Ханна вернулась из магазина, и после ужина сестры поднялись наверх поговорить друг с другом.
– Как поживает твой будущий муж? – поинтересовалась Нуала после того, как они улеглись на кровать.
– Когда мы сегодня расстались, он ушел на мессу. – Ханна вздохнула. – Сказал, что ему нужно время, чтобы подумать над декларацией епископа. Я уже говорила тебе, что вера Райана может посрамить нас всех.
– Он считает этот указ правильным?
– Он говорит, что указ хотя бы удержит некоторых волонтеров от насилия, и это хорошо. Он хочет мира, Нуала. Вот и все.
– А Райан знает, что большинство из приглашенных на его свадьбу являются волонтерами ИРА?
– Я ему не рассказывала, и все остальные тоже молчат. Он имеет право на свое мнение. – Ханна предостерегающе взглянула на сестру. – Он все равно желает свободы для Ирландии, но имеет другие взгляды на достижение этой цели.
– Значит, мы будем просто сидеть и ждать, пока военные не перебьют нас всех, так? Я хотела бы показать ему кое-какие депеши, подписанные его героем, Майклом Коллинзом. Это он задумал идею формирования «летучей бригады», и…
– Думаешь, я этого не знаю? Но что я могу поделать? Через несколько дней я выхожу замуж за Райана, и этим все сказано.
Утром перед свадьбой Ханны в дверь коттеджа постучались. Когда Нуала открыла дверь, то увидела свою подругу Люси из Большого Дома.
– Здравствуй, Люси, рада видеть тебя. Зайдешь ненадолго?
– Я направляюсь на работу, но решила, что должна заглянуть к тебе и рассказать, прежде чем ты услышишь об этом от кого-то еще.
– В чем дело? – спросила Нуала, когда Люси последовала за ней в дом. Ее подруга, имевшая довольно хрупкое телосложение, теперь была похожа на испуганную птичку.
– Ох, Нуала… Думаю, тебе лучше присесть. У меня есть тяжелое известие для тебя.
– Что? Что случилось?
– Не знаю, как лучше сказать, но вчера… из комнаты молодого хозяина донесся громкий хлопок. Ее милость помчалась вверх по лестнице, но выстрел был в голову, и… его уже нет.
– Что? – Нуала в смятении затрясла головой. – Кого уже нет?
– Филиппа. Он взял свой служебный револьвер из ящика стола и выстрелил себе в голову. Мне очень жаль, Нуала. Я знаю, как нежно ты относилась к нему.
– Нет, – прошептала Нуала. – Почему? Ему становилось лучше, он начал самостоятельно ходить, выходил на улицу, и…
– После твоего ухода этого больше не было, Нуала. Морин поручили ухаживать за ним, пока леди Фицджеральд старалась найти новую сиделку. Морин говорила, что он сидел в кресле-каталке, глядел в окно и отказывался разговаривать с ней. Леди Фицджеральд так встревожилась, что вызвала врача, который прописал Филиппу какие-то таблетки, но…
– Как… она?
– Она заперлась в своей спальне и никого туда не пускает. Ты лучше многих понимаешь, как она любила этого паренька.
– Да, и… ох!
Голос изменил Нуале; она уронила голову на руки и расплакалась.
– Слушай, мне нужно идти, но я могу позвать соседку, чтобы она посидела с тобой.
– Нет! Никто не должен видеть, что я горюю по нашему врагу, Люси.
– Ты права, – согласилась Люси. – Береги себя, Нуала, и… мне очень жаль.
После ухода Люси Нуала забралась на велосипед и поехала в единственное место, где она надеялась обрести хоть какое-то утешение. Под холодным декабрьским дождем, промочившим ее до костей, она смотрела на голые ветви старого дуба.
– Филипп, если ты можешь слышать меня там, это я, Нуала, – прошептала она. – Мне жаль, мне так жаль, что пришлось покинуть тебя, но из-за той заварушки твоя мать не могла оставить меня в вашем доме. Да, это я виновата; я обманула твое доверие и никогда, никогда не прощу себя за это.
Дрожа от холода и сырости, Нуала встала и поехала в Тимолиг, а дождь хлестал с такой силой, что, казалось, она вот-вот утонет. Но ей было все равно. У дверей церкви она слезла с велосипеда и вошла внутрь. Перекрестившись и сделав реверанс перед алтарем, она опустилась на колени и обратилсь к Богу и Святой Матери Марии с просьбой о прощении. Потом она встала и подошла к стойке с церковными свечами. Достав пенни из кармана и опустив монету в чашку, она зажгла свечу в память о достопочтенном Филиппе Фицджеральде, протестанте, сыне местного земле владельца и ее друге.
– Покойся с миром, Филипп, я никогда не забуду тебя, – прошептала Нуала, глядя, как свеча разгоралась среди других, поставленных в память о душах католиков.
Потом она повернулась и вышла из церкви.
Мерри
Отель «Кларидж», Лондон Июнь 2008
Я потянулась за гигиенической салфеткой и высморкалась. Потом перевернула страницу потрепанной тетради.
«Я больше не могу писать».
Остальные страницы были пусты.
Я закрыла тетрадь и легла, думая об этой молодой женщине, носившей бремя целого мира на своих плечах и сражавшейся на войне, которая казалась безнадежной. Она была моложе моей дочери, но сталкивалась с ужасами, которые ни Мэри-Кэт, ни я сама и никто, не переживший войну, не мог себе представить. Однако теперь я могла понять, что семена насилия, посеянные в жизни Нуалы почти девяносто лет назад, затронули мою собственную жизнь с катастрофическими последствиями…
В моей голове теснились голоса из прошлого; эта особая, мелодичная каденция, которую Нуала передавала в своей рукописи, знакомые названия мест, которые я так долго хоронила в своей памяти.
Он вручил мне этот дневник много лет назад, чтобы я могла понять. И да, если это были слова его бабушки, это определенно объясняло его ненависть к британцам. За свою жизнь в Ирландии я усвоила одну вещь: здесь у всех была долгая память. И старые обиды редко прощались и забывались, но переходили из поколения в поколение.
Я вдруг зевнула и поняла, что нахожусь на грани нервного истощения. Прошлое так долго было далекой страной, как в метафорическом, так и в физическом смысле, но теперь я приближалась к нему…
Стар Отель «Кларидж»
– Где она? Думаешь, она не придет?
Стар расхаживала по гостиной в своем номере и нервно поглядывала на часы.
– Уже десять минут восьмого. Нам нельзя потерять ее сейчас, Орландо.
– Не паникуйте, леди Сабрина, – ответил он и отхлебнул шампанского. – Я уверен, что мой план прекрасно работает.
– Хотела бы я быть такой же безмятежной, как ты, – пробормотала Стар. Она подняла трубку телефона и набрала «0». – Добрый день, это администратор? Не могли бы вы соединить меня с миссис Мэри Макдугал из номера 112? Спасибо, это очень мило с вашей стороны.
Стар подождала, пока администраторша соединит ее, и неодобрительно изогнула бровь в сторону Орландо, который наливал им обоим полные бокалы шампанского. Гудки продолжались невыносимо долго, прежде чем на другом конце линии подняли трубку.
– Алло? – отозвался сонный голос.
– Миссис Макдугал? Это Сабрина Воган. Мы с Орландо хотели бы знать, вы собираетесь прийти?
– Я… да, конечно. Господи, боюсь, что я просто задремала, когда опустилась на кровать. Как невежливо с моей стороны! Буду у вас через десять минут.
– Никаких проблем, миссис Макдугал. До скорой встречи.
Когда Стар повесила трубку, Орландо отсалютовал ей бокалом шампанского.
– Рыбка попалась в сети!
– Право же, Орландо, мы ведь не охотимся на нее, а только хотим поговорить с ней. Пойду приведу себя в порядок.
Через пятнадцать минут в дверь постучали. Нервно разгладив подол юбки, Стар пошла открывать.
Мерри Макдугал стояла в коридоре, одетая в изящное нефритово-зеленое платье в сочетании с черными туфлями-лодочками. Ее светлые кудрявые волосы волнами падали на плечи вокруг тонко очерченного лица, сапфирово-голубые глаза контрастировали с бледной кожей. Стар по думала, как элегантно она выглядит, несмотря на недавнее пробуждение от сна, одолевшего ее после перелета. В руках Мерри была маленькая сумочка, и Стар сглотнула, когда увидела изумрудный блеск кольца на ее пальце.
– Добрый день, миссис Макдугал, – сказала Стар, стараясь выглядеть как можно непринужденнее. – Заходите, пожалуйста.
Она отвела Мерри в просторную гостиную и увидела, что Орландо исчез в спальне.
– Прошу вас, садитесь, а я позову Орландо. Он только что беседовал по телефону… с винным поставщиком. Сейчас вернусь, – добавила она и нырнула в спальню. Орландо стоял у двери и явно подслушивал.
– Это она! – театральным шепотом произнесла Стар. – О боже, я так нервничаю! И догадайся что?
– Что?
– Я видела лишь мельком, но, похоже, у нее на пальце то самое кольцо.
– Как выражаются в наши дни, «дай пять»! – Но Орландо не стал хлопать Стар по ладони, а проворно вышел в гостиную.