а замолчать.
– В самом деле? – Стар захихикала. – Я не слышала от тебя таких слов о мужчине с тех пор, как… Ладно, давай забудем об этом, и желаю приятного ужина. Я собираюсь забрать Рори. Пока, Алли.
– Пока, Стар.
В тот вечер, на подходе к фермерскому дому, Алли столкнулась с острым внутренним конфликтом. С одной стороны, ей хотелось просто наслаждаться ужином и обществом Джека, плыть по течению застольных разговоров. С другой стороны, ей хотелось раскрыть Джеку настоящую причину своего приезда. Она всегда старалась жить честно, но не обижая других людей, которых могли ранить ее откровенные слова, как это часто бывало у Сиси и Электры. Если бы Алли оказалась на месте Джека и в какой-то момент обнаружила, что дружелюбная женщина, с которой он проводил время последние двадцать четыре часа, на самом деле старается выкачать из него нужную информацию, то не захотела бы иметь ничего общего с подобной особой.
«Почему я волнуюсь, что это случится?» – подумала она.
– Потому что он честный и симпатичный парень, который общался с тобой как с нормальным человеком, – пробормотала она под нос, когда подошла к входной двери. – Просто пей вино, да побольше!
Алли пошла на кухню поздороваться с Жинетт и вручить ей маленький подарок.
– Я просто хотела поблагодарить вас за невероятное гостеприимство, – сказала она. – Извините, если это выглядит банально, но трудно придумать подходящий подарок, когда живешь в одном из прекраснейших мест на свете. Даже в вашем цветнике полно роскошных экземпляров. – Она указала на свежий букет, выставленный в вазе на стол.
– О, ladurée macarons![32] Спасибо за такое чудесное лакомство. Прошу, уберите их в тот ящик, чтобы я сама могла все съесть! Вы завтра уез жаете?
– К сожалению, мне нужно уехать, но я с удовольствием посещу вас в другое время и останусь подольше.
– Вам удалось найти интересные дома?
– Нет. Похоже, местные имения гораздо дороже, чем я предпола гала.
– Или вы слишком отвлеклись от просмотра… – Жинетт лукаво улыбнулась, взяла кабачок и начала резать его острым ножом. – Я слышала, что сегодня у вас был увлекательный ланч с мсье Джеком.
– Мы с Джеком приятно побеседовали, потому что я говорю по-английски.
– Mon Dieu! – Жинетт провела рукой по волнистым темным волосам. – Почему в наши дни все так боятся говорить, что их влечет друг к другу? С того момента, когда вы уселись за стол, мне было ясно, что между вами возникла некая химия. Все, кто вас видел, уже высказались по этому поводу. Это же Франция, Алли: это мы придумали слово «любовь». Разве плохо, если вы проведете одну ночь, неделю, месяц или даже целую жизнь вместе? Это редко бывает – встреча с человеком, которого вы считаете привлекательным и который считает вас привлекательной. А в данный момент все очень просто: ни лишнего багажа, ни душевных метаний… – Жинетт пожала плечами в типично французской манере. – Почему бы не порадоваться жизни? Кстати, если вы направляетесь на веранду, не захватите ли этот поднос с тарелками?
– Само собой. – Алли взяла нагруженный поднос, радуясь тому, что ей есть чем занять руки. Возможно, Жинетт права: ей нужно просто радоваться последнему вечеру в обществе приятного человека. Или даже привлекательного…
Получив теплые приветствия от всех, кто сидел за столом, Алли уселась на прежнее место рядом с Джеком.
– Добрый вечер. – Он наполнил ее бокал из керамического кувшина, а не из бутылки. – Кстати, сегодня мы пьем обычное Côtes du Rhône. Простое столовое вино, но оно тоже превосходно.
– О, я непритязательна и могу пить все, что передо мной ставят.
– В самом деле? Тогда можно будет продолжить водкой?
– Я имела в виду другое, но если вы долго плавали в море и оказываетесь в порту с группой мужчин, желающих выпить, то особенно выбирать не приходится. Santé! – Алли подняла свой бокал и улыбнулась.
– Santé. Готов поспорить, вам удавалось держать их в узде, верно? – шутливо поинтересовался Джек.
– По правде говоря, я этим вообще не занималась. После обычных сексистских шуточек мы отправлялись в море, а к тому времени, когда мы возвращались, они называли меня «Аль» и почти не обращали внимания на мой пол. Я всегда изображала из себя дрянную повариху, чтобы меня не отправили на камбуз только из-за того, что я женщина.
– А вы дрянная повариха?
– Пожалуй, – хихикнула Алли.
– Меня больше всего озадачивало, что в большинстве домов, где я бывал ребенком, на кухне всегда заправляли женщины, однако большинство знаменитых поваров – мужчины. Как вы думаете, почему?
– Не уверена, что мне сейчас хочется ввязываться в дискуссию о гендерной политике, Джек. – Алли снова глотнула вина.
– Вы имеете в виду, что в итоге можете запустить мне в голову этот винный кувшин?
– Надеюсь, до этого не дойдет. Но после многих лет в компаниях, где доминировали мужчины, мне определенно есть что сказать. Да уж, – добавила она, когда Джек налил ей очередной бокал.
– Думаю, стоит добавить, что мама научила меня абсолютному уважению к противоположному полу. – Джек усмехнулся. – А еще она научила меня готовить макароны, жаркое и тунцовый салат; по ее словам, этих трех блюд будет достаточно, чтобы поддержать меня в любой ситуации.
– Она хорошая повариха?
– Определенно не мирового уровня, но она славится умением приготовить большую кастрюлю чего-то вкусного из самых простых продуктов для большой компании. Мы живем в таком месте, где нелья просто сбегать в соседний магазин, понимаете? Она фанатично относится к доеданию остатков, возможно, это как-то связано с ее детством. Из того немногого, что я знаю по психологии, такие вещи обычно тянутся из детства.
– Я… – Хотя Алли была искренне заинтересована не только сбором информации о его матери, она все равно ощущала себя виноватой. – Думаете, у нее было трудное детство?
– Как я сказал, она не распространяется об этом, и вряд ли какому-то ребенку интересно слушать воспоминания родителей об их прошлом. Теперь моего отца больше нет, и я жалею о том, что в свое время задавал ему мало вопросов.
– У меня то же самое, – согласилась Алли, когда на столе расставили миски с овощными салатами и бутылочки оливкового масла. – Даже не могу сказать, сколько вопросов мне сейчас хотелось бы задать Па Солту.
– Судя по всему, у вас было идиллическое детство. – Джек предложил ей салат.
– Да. Мы имели практически все, о чем можно мечтать. Любящую мать в лице нашей нянюшки Ма, неподдельное внимание Па Солта, когда мы в нем нуждались… и друг друга. Когда я погружаюсь в прошлое, оно кажется мне даже слишком безоблачным. Думаю, поэтому Па отправлял каждую из нас в частную школу, когда нам исполнялось тринадцать лет. Он хотел, чтобы мы познакомились с реальным миром.
– Вы сравниваете частный пансион с реальным миром? – с сомнением поинтересовался Джек. – Я имею в виду, что ваш отец должен был заплатить приличную сумму, чтобы устроить вас туда. Такие места были доступны долько для детей из состоятельных семей, и это по-прежнему так, правда?
– Да, вы правы, но только моя школа не отличалась домашним уютом. Скорее, она была похожа на учебную тюрьму, которую приходилось оплачивать, и вы определенно знакомитесь с человеческой природой, когда круглые сутки находитесь в человеческом окружении. Вам приходится вести свои битвы без всякой поддержки от родителей.
– Значит, богатых детей отправляют в частные пансионы, чтобы они познакомились с лишениями?
– Думаю, это преувеличение, но, в сущности, так оно и есть. Разве я не предпочла бы учиться в государственной школе и иметь возможность каждый вечер возвращаться домой, к своей семье, независимо от того, что подают на ужин и в каком доме я живу? Когда я начала учиться в пансионе, то хотела сбежать оттуда. Потом, по мере того как я осваивалась и становилась более независимой, я начала понимать, в каком привилегированном положении оказалась. Частная школа предлагала всевозможные факультативные возможности, которых я бы не имела в государственном учреждении.
– Вообще-то моя мама тоже училась в частном пансионе. Она говорила, что это сформировало ее личность по причинам, о которых вы упомянули, хотя сначала она ненавидела это место. Интересно, как вы поступите с собственными детьми, когда они у вас будут?
Джек смотрел ей в глаза, и Алли почувствовала, что краснеет. Она отвернулась, сосредоточившись на салате, и пожала плечами.
– Точно не знаю, – пробормотала она.
После великолепного главного блюда из жареной кабанятины, о присхождении которой не спрашивал никто из собравшихся за столом, поскольку охота в это время года находилась под запретом, Алли уединилась в ближайшей ванной комнате, где сцедила немного грудного молока, чтобы уменьшить риск протечки.
Сполоснув лицо холодной водой, Алли посмотрелась в зеркало.
– Помни о том, что сказала Жинетт, – прошептала она. – Просто радуйся жизни. Завтра тебя здесь не будет.
– Мне пора в постель, – сказала Алли после кофе и бокала ароматного, хотя и необязательного арманьяка. – Завтра мне рано отправляться в путь.
– Я провожу вас до дома, ладно? – предложил Джек.
Попрощавшись с остальными, она сказала Жинетт, что зайдет к ней рано утром для оплаты по счету. Потом они с Джеком пошли к домику по освещенной луной дорожке.
– Если бы я хотела что-то купить здесь, этот домик был бы почти идеальным, – заметила она.
– Кроме периода сбора урожая, когда здесь бывает очень шумно. Тогда потные сборщики винограда будут по утрам заглядывать в ваши окна. А виноградные пауки будут заползать в дом.
– Считайте, что вы меня уговорили. – Она улыбнулась. – Я просто думаю, как живописно он выглядит в лунном свете. И не возражаю против пауков, после того как однажды застукала крысу, сидевшую на моем матрасе на борту яхты. Должно быть, она прошмыгнула на борт, пока мы были в порту, и решила присоединиться к нам на следующем этапе маршрута.