Отец О’Брайен как будто прочитал ее мысли, поскольку улыбнулся и добавил:
– Считай его своим особым защитником на этой земле.
– Ох. А у моих братьев и сестер тоже есть такие защитники?
– Да, у всех есть крестные, но поскольку Амброз может давать тебе больше, чем другим, тебе лучше хранить это в секрете, не то они будут завидовать.
– Но мама все знает, да?
– Да, и твой отец тоже. Так что можешь не беспокоиться, все хорошо и правильно.
– Понимаю, – с серьезным видом кивнула она.
На последнее Рождество Амброз подарил ей книжку, но там не было никаких слов, только разлинованные строки, где Мерри могла упражняться в написании букв и составлении слов. Амброз сказал, что ошибки не имеют значения, потому что он все исправит и она будет знать больше.
Она запустила руку под матрас и вытащила книжку. Свет был очень тусклым, но Мерри привыкла к этому.
Обложка была гладкой и шелковистой на ощупь, и Мерри это нравилось. Но когда она спросила Амброза, из чего изготовлена обложка, он ответил, что это кожа от коровьей шкуры. Ответ казался бессмысленным, поскольку те коровы, с которыми Мерри была знакома, имели шерстистую шкуру, заляпанную грязью.
Раскрыв книжку, Мерри достала карандаш на шнурке, прикрепленном к корешку, и обратилась к последней исписанной странице.
Мая симья
Элен: 16 лет. Любит камандовать. Целуется со своим дружком.
Джон: 14 лет. Памагает папе. Любит каров. Пахнет каровами. Мой любимый брат.
Нора: около 12 лет. Ничего не любит.
Кэти: около 8 лет. Моя лучшая подруга. ОЧИНЬ красивая, ни памагает мне с Биллом.
Я: около 6 лет. Любит книги. Ни очинь красивая. Называют Мерри, потому что ЧАСТО смиюсь.
Билл: 2 года. Ваняет.
Новый малыш: еще нет.
Мерри подумала, что ей стоит что-нибудь написать о родителях. Она очень любила их, но мама вечно была так занята стиркой, готовкой и приготовлениями к рождению новых детей, что с ней было трудно обсуждать вопросы, приходившие на ум. Каждый раз, когда мама видела Мерри, она давала ей очередное поручение, вроде подкладывания свежей соломы для свиней или сбора капусты на ужин.
Что касается папы, он всегда находился на улице, да и в любом случае не имел склонности к разговорам.
Папа: работает ОЧИНЬ много. Пахнет каровой.
Мерри подумала, что это выглядит не очень красиво, и добавила:
ОЧИНЬ симпатичный.
До начала учебы в школе любимым днем недели у Мерри всегда был понедельник, когда они с мамой отправлялись в дом священника. Они разговаривали о всевозможных вопросах (Мерри знала, что братья и сестры считают ее болтушкой, но вокруг было слишком много интересных вещей). Мама иногда целовала ее в макушку и называла «моей особенной де вочкой».
Мама, – аккуратно написала она. – ОЧИНЬ красивая и добрая. Я ОЧИНЬ люблю ее.
Пока она убиралась в доме священника, мама хлопотала вокруг и бормотала под нос насчет миссис Каванаг. Дома мама называла ее старой вороной, но Мерри строго запретили повторять эти слова за пределами семьи, даже если миссис Каванаг была похожа на старую ворону. Каждый раз, когда Мерри видела ее на мессе по воскресеньям, восседавшую на передней скамье и обводившую прихожан неодобрительным взглядом, она казалась ей большой черной птицей. Отец О’Брайен сказал, что Мерри не нужно бояться ее. Миссис Каванаг убиралась в доме священника каждый день, кроме понедельника, и жаловалась всем, кто хотел ее слушать, что мама плохо справляется с работой. Конечно, это не радовало маму.
Миссис Каванаг часто рассказывала о том, как она работала в Большом Доме. Бобби, друг Мерри, говорил, что миссис Каванаг так долго работала на британскую семью (он произносил слово «британскую» с таким же выражением, как Кэти произносила слово «слизняк»), что заразилась «колонизаторскими вглядами» и вымещает свой гнев на «трудолюбивых ирландцах». Когда Мерри спросила Бобби, кто такие «колонизаторы», он страшно покраснел, и это навело ее на мысль, что он слышал это слово у себя дома, но не понял, что оно значит.
Бобби учился в ее классе в школе в Клогахе, а поскольку его родной дом находился в той же стороне, что и ферма Мерри, они шли вместе с ним какую-то часть пути из школы. Мерри и Бобби находились примерно на одном уровне чтения, поэтому их учительница мисс Люси (которую Мерри обожала за красоту и всезнание) часто сажала их вместе. В общем-то, Мерри была рада обществу одноклассника, который тоже любил читать. Хотя все остальные ученики сторонились Бобби из-за его бурного темперамента и сплетен о его семье, он мог быть добрым, если сам этого хотел. Однажды он подарил Мерри розовый фломастер, хотя все знали, что его семья была очень бедной. Его джемпер был весь в дырках, а его длинные темные волосы как будто никогда не водили знакомства с расческой. Он жил с матерью и младшей сестрой (их никто никогда не видел) в крошечном доме, который, по словам Норы, не был подключен к электричеству.
Кэти говорила, что он сумасшедший и его нужно поместить в психушку, но, несмотря на его дурное и часто странное поведение, Мерри жалела его. Иногда она думала, что единственным существом, которое любило его, был его пес Хантер, черно-белый колли, которому вряд ли приходилось на кого-то охотиться. Хантер всегда поджидал Бобби у аллеи, виляя хвостом и вываливая язык в широкой улыбке. Иногда, после того как они с Кэти расставались с Бобби, Мерри оглядывалась и смотрела, как Хантер прыгает вокруг Бобби. Когда Бобби впадал в ярость, Хантер всегда успокаивал его, даже если Мерри не удавалось это сделать.
Она аккуратно закрыла свою книжку для записей, вернула карандаш в кожаный футляр и убрала все под матрас. Потом села на кровати и посмотрела в окно на Новый Дом. Трудно было поверить, что сегодня он станет их настоящим домом. У них даже будет водопровод с водой из ручья на заднем склоне. Ей разрешили попробовать, и это было похоже на волшебство: вода появлялась, если повернуть кран в одну сторону, и исчезала, если повернуть в другую. Там была кухонная плита для маминой стряпни, чтобы ей больше не приходилось ставить кастрюли над огнем, и большой кухонный стол, изготовленный папой, за которым могла усесться вся семья из восьми человек, и еще оставалось свободное место. А еще… самое лучшее: маленькая комнатка, куда можно было ходить из кухни. Внутри находилось устройство с сиденьем, которое она до сих пор видела только в доме отца О’Брайена, и цепочка для смыва воды.
Это означало, что никому из них больше не придется уходить далеко в поле, чтобы «сделать свои дела», как выражалась мама. Мерри не знала, как работает это устройство, но, как и все остальное в Новом Доме, оно было просто волшебным.
Мерри поежилась, когда порыв холодного ветра проник через щель в оконной раме, и плотнее накрылась одеялом. Это был один из тех редких моментов в ее жизни, кроме дней рождения, Рождества и визитов к священнику, когда Мерри не могла дождаться подъема, потому что начинался самый восхитительный день для всех них.
– Мерри, ну-ка, подбери одеяло, а то оно волочится по грязи! – крикнула мама, когда они с Кэти в сотый раз спешили следом за матерью, перенося свои вещи в Новый Дом.
Мама расставила на длинном столе кастрюли, которые она принесла с собой, а потом взяла старую тряпку, чтобы открыть дверцу новой плиты. Мерри и Кэти было строго велено не прикасаться к плите, слишком горячей, чтобы пользоваться ею без прихватки. Когда дверца открылась, из плиты поплыли вкусные запахи.
– Это бармбрэк[35], мама? – спросила Мерри.
– Да, Мерри. Нам нужно что-то особенное для первого застолья.
– Там внутри есть маленькие черные ягоды? – спросила Кэти.
– Да, черная смородина, – ответила мама, когда достала пирог и поставила его остывать на столик рядом с плитой. – И пока что не вздумайте трогать его, а не то я отправлю вас чистить свинарник. Мерри, вернись в старый дом и присмотри за Биллом, ладно?
– Где Нора? – осведомилась Мерри. – Она снова пропала.
– Не знаю, но присмотри за Биллом, пока мы с Элен и Кэти застелем кровати наверху.
– Да, мама. – Мерри закатила глаза и переглянулась с Кэти. Когда она шла обратно через двор, то была так сердита на Нору, что у нее зачастило сердце и сбилось дыхание. Нора всегда пропадала, когда нужно было заняться работой. Теперь это означало, что Мерри придется менять очередной вонючий подгузник, хотя на самом деле была очередь Норы. Билл сидел в маленьком деревянном манеже, отгороженном в углу старой кухни, единственной комнаты внизу, где собирались все члены семьи, когда они не находились на улице или в постели. Впервые в жизни Мерри увидела, что огонь в очаге, занимавшем почти всю дальнюю стену кухни, больше не горит.
– До свидания, огонек, – громко сказала Мерри. – Теперь мы будем готовить без тебя.
Повернувшись к Биллу, от которого разило хуже, чем от навоза, который ее отец с Джеком разбрасывали на полях, она взяла одеяло с подсобного столика и расстелила его на холодном каменном полу. Потом вынула Билла из манежа и положила на одеяло. Наконец, она вытащила чистую пеленку из кучи в ящике серванта и взяла ведерко с водой, которым они пользовались для ополаскивания Билла.
– Знаешь, Билл, тебе скоро будет два года, так что, может быть, тебе пора отвыкать от подгузников?
Билл, который уже был точной копией отца, с темными волосами и голубыми глазами, захихикал ей в лицо. Мерри задержала дыхание, расстегнула булавку, скалывавшую пеленку, и вытащила ткань из-под него вместе со всеми делами, которые он навалил внутри. Скатав грязный подгузник для дальнейшей стирки, она обмакнула тряпку в ведро и стала вытирать попку Билла. Потом она умело завернула его в чистый подгузник. Сразу же после этого Билл перекатился на бок и встал на четвереньки. Он уже немного научился ходить, но предпочитал ползать, причем очень быстро. Он умел прятаться под столом и окружать себя стульями, чтобы его было труднее достать. Это казалось ему превосходной игрой; он сидел и посмеивался, пока Мерри раздвигала стулья, чтобы добраться до него.