Кто-то резко постучал в дверь кабинета, а потом миссис Каванаг просунула голову внутрь.
– Простите за вторжение, но я слышала, что сегодня миссис О’Рейли не сможет выполнить свою работу. Я подумала, что должна прийти и предложить свои услуги вместо нее.
«Она говорит так, словно приносит себя в жертву», – подумал Амброз, ощутив на себе обычный пронзительный и неодобрительный взгляд миссис Каванаг.
– Очень любезно с вашей стороны, миссис Каванаг, но я уверен, что мы с мистером Листером сможем один день позаботиться о себе, особенно если у вас есть другие дела, – сказал Джеймс.
– Я могу отложить их ради вас, отец. Вы уже позавтракали?
– Нет, но…
– Тогда я соберу для вас завтрак. Хорошо, что у меня нет детей, иначе я не смогла бы работать у вас как положено.
С этими словами миссис Каванаг повернулась и вышла из кабинета.
Вместо того чтобы любоваться своим новым одеялом, сшитым мамой из цветных лоскутков на ее день рождения, или пересчитывать пенсовые монетки, подаренные всеми, кто пришел на ее празднество, Мерри переживала худший день в своей жизни.
Самым ужасным было видеть маму, бледную, как простыня на ее кровати. Она была слишком слабой даже для того, чтобы глотнуть воды, не то что удержать Патрика. Новорожденный младенец был меньше деревянной куклы Кэти и такой же бледный, как мама. По словам Элен, он даже не умел сосать молоко. Но мама хотя бы улыбнулась и похлопала Мерри по руке, когда девочка опустилась на колени возле кровати и помолилась Деве Марии. Элен, вошедшая в спальню, вытолкала Мерри из комнаты, чтобы проверить состояние матери.
– Марш на кухню! – рявкнула она.
Через щелку в деревянной двери Мерри подглядела, как Элен убирает простыню и заглядывает между маминых ног. Там не было красного пятна, о котором предупреждала миссис Моран, и Мерри облегченно вздох нула.
– Мерри, я же велела тебе уйти! – шикнула Элен. – Иди и приготовь бульон.
Мерри спустилась по лестнице на кухню. Отец, который редко пил виски из бутылки, хранившейся в стенном шкафу Нового Дома, теперь крепко спал на стуле, а бутылка стояла рядом на столе. Кэти тоже была на кухне и баюкала на коленях спящего Билла.
– Мне нужно приготовить бульон для мамы, – с отчаянием сказала Мерри. – Элен велела. Что, если мама умрет ночью из-за того, что я не умею готовить бульон?
– Отец О’Брайен сказал, что он придет к нам и все покажет. Я отнесу Билла наверх, уложу его в нашу постель и принесу воду для мамы. Положу туда ложку сахара; мисс Моран говорила, что сахарная вода полезна для поддержания сил.
Мерри стояла у плиты, глядя на кучу куриных костей, которые она должна была каким-то образом превратить в питательный бульон; такой бульон им готовила мама, когда кто-то заболевал. После некоторого раздумья она вспомнила, что мама добавляла в бульон морковку и картошку, поэтому пошла за ними.
Мерри почистила и порезала несколько штук, положила в кастрюлю вместе с костями, добавила воду и поставила на горячую конфорку. Потом дождалась, пока закипела вода, в надежде на какое-то волшебство, но ничего не произошло. Вместо этого вода забурлила и начала брызгать повсюду. Мерри решила снять кастрюлю с конфорки, но кастрюля была очень тяжелой, и немного кипятка попало на пальцы.
– Ай! – крикнула Мерри и быстро поставила кастрюлю на стол, а потом побежала к раковине и подставила обожженные пальцы под струю холодной воды. Из глаз текли слезы.
В это время в дверь постучали, и вошел отец О’Брайен с другой корзинкой в руках.
– Что случилось, Мерри?
– Ничего страшного, отец, – ответила Мерри, вытирая глаза первой попавшейся тряпкой. – Я пыталась приготовить бульон.
– Я принес немного бульона. – О’Брайен опустил корзинку и протянул Мерри две фляжки. – Если ты добавишь картошку и морковку из этой кастрюли, твоей маме хватит на два-три дня. Где твои сестры?
– Элен наверху вместе с мамой, Нора помогает Джону, потому что папа спит, а Кэти ушла наверх. – Мерри посмотрела на отца О’Брайена и вспомнила, что мама всегда предлагала ему чай и какую-нибудь выпечку. Но прежде, чем она успела что-то сказать, он подхватил свою кор зинку.
– Если ты будешь так любезна и проводишь меня в комнату мамы, я займусь религиозными делами. – Он улыбнулся, достал еще одну фляжку, вынул пробку и понюхал. – Просто проверяю, эта ли со святой водой. Не хотелось бы крестить твоего новорожденного брата куриным бульоном, правда?
Мерри захихикала. Она вела отца О’Брайена наверх и думала, как любит его за то, что он всегда знает, что делать.
После его прихода все пошло на лад. Когда над мамой произнесли очистительную молитву (что бы это ни означало), папа проснулся с небольшой помощью Элен, и все пошли наверх посмотреть на крещение Патрика. Элен занялась готовкой после мягких замечаний отца О’Брайена об опасности для маленьких девочек обвариться кипятком, а Нору отправили наверх к маме с готовым бульоном.
В конце концов наступила ночь, и Элен отправила Мерри и Кэти в постель.
– Сегодня Билл будет спать вместе с вами; мы не хотим беспокоить маму, – сказала она.
– Полежи с ним немного, – сказала Кэти, заворачивая Билла в новую пеленку. Потом она достала из комода их общую расческу. – Сосчитай до ста, – попросила Кэти. Мерри знала, что после тридцати она начинала сбиваться со счета.
Мерри выполнила просьбу, восхищаясь медно-рыжим блеском волос своей сестры, сиявших на солнце.
– Когда-нибудь ты обязательно найдешь себе настоящего красавца, – сказала она.
– Клянусь, что мой муж будет даже богаче папаши Бриджет О’Мэхони, а его дом будет в десять раз больше этого, даже если я не буду любить его, а его нос будет длиннее, чем у миссис Каванаг, – решительно заявила Кэти. – Кстати, можно посмотреть, сколько монеток подарили тебе на день рождения?
– Если пообещаешь никому не говорить, где они спрятаны. Под страхом смерти, Кэти. Поклянись всеми святыми.
Кэти перекрестилась:
– Клянусь всеми святыми.
Мерри слезла с кровати и выдвинула ящик, где хранила свои носки и трусики. Решив, что сестры не станут искать спрятанные монетки в ее нижнем белье, она хранила их в черном носке, который теперь достала и вытряхнула на кровать.
– Иисус, Мария и Иосиф! Пожалуй, за такие деньги можно купить целую корову! – Кэти взяла блестящую круглую монетку и погладила ее. – Сколько их у тебя?
– Всего тринадцать.
– Это несчастливое число, Мерри. Пожалуй, тебе нужно дать мне одну на хранение.
– Хорошо, Кэти. Только не говори остальным, а не то они тоже за хотят.
– Поедем в Тимолиг на этой неделе и купим сладости? – предложила Кэти.
– Может быть, но остальное я сберегу.
– Для чего?
– Еще не знаю, – сказала Мерри. – Для чего-нибудь важного.
– Однажды Джон рассказал мне секрет.
– Какой?
– Ну, о том, как мы могли бы получать больше сладостей, если…
– Если что?
– Это секрет.
– Кэти О’Рейли! Я только что показала тебе, где прячу свои монетки. Говори или…
– Теперь твоя очередь поклясться всеми святыми, что ты никому не расскажешь.
Мерри поклялась.
– Давай, Кэти, рассказывай.
– Джон рассказал, что, когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас, мальчики из его класса, у которых были пенсовые монетки, клали их на рельсы перед приближавшимся поездом. Когда поезд проезжал мимо, он давил монетки колесами. А миссис Делони из кондитерской всегда давала им больше сладостей, если они приносили расплющенные монетки. Наверное, из-за того, что монетки становились больше. – Кэти покивала со знающим видом.
– Но Джон никогда так не делал, верно?
Кэти залилась краской, что было особенно заметно на фоне ее бледной кожи, и покачала головой.
– Только не говори папе с мамой.
– Это опасное дело, Кэти, – сказала Мерри, собрала монетки в носок и убрала в шкаф. – Мы можем погибнуть!
Она только успела забраться в постель, когда Нора вошла в комнату.
– Мерри, посиди с мамой, а я спущусь вниз и постираю простыню. – Она громко зевнула. – Боже, как я устала, а вы тут валяетесь в постели!
Она развернулась и вышла.
– Она всего лишь посидела с мамой во второй половине дня, – пожаловалась Кэти. – А я стирала пеленки новорожденного.
Мерри прошла мимо узкой лестничной площадки и откинула задвижку на двери комнаты родителей. Она с облегчением увидела, что мама и младенец крепко спят, хотя они казались бледными, как мертвецы.
Мерри опустилсь на колени и быстро прочитала молитву, потом осторожно подняла простыню и проверила, нет ли крови, как это делала Элен. Все было чисто.
– Спасибо, Дева Мария, что защищаешь моих близких, – прошептала Мерри, накрыла маму простыней и опустилась на стул в ожидании Норы.
Неделя после рождения Патрика показалась самой долгой в жизни Мерри. По крайней мере, их с Кэти снова отправили в школу, поскольку Нора объявила, что ей пора покинуть монастырскую школу в Клонакилти. Пока мама была нездорова, Элен, Джону и папе нужно было помогать по дому. Кроме того, по словам Норы, ей было мало проку от правописания и арифметики.
Когда Мерри находилась дома, то казалось, что младенец плачет непрерывно. Элен и Нора только жаловались на свою работу, а отец ворчал, что не может заснуть из-за детских криков. Он сказал, что внизу гораздо тише, и стал спать в Новой Комнате. Эта комната была смежной с кухней, но детей туда не пускали и говорили, что это «к лучшему». Там был большой камин и два кресла для мамы и папы, где он теперь спал сидя.
Нора передала Билла на руки Мерри и Кэти сразу же после того, как они вернулись из школы. Теперь он весьма быстро передвигался на пухлых ножках, и сестры проводили много времени, гоняясь за ним как в доме, так и на улице.
После возвращения из школы Мерри каждый раз поднималась к матери, которая спрашивала, что нового она узнала. Мама нянчила маленького Пата, который явно приобрел вкус к материнскому молоку. Мерри рассказывала маме о новом сборнике текстов для чтения и о введенном мисс Люси новом предмете под названием «география», где речь шла о разных странах света. Потом Мерри спускалась вниз и делала домашнюю работу за столом на кухне.