Вдохновленные такой поддержкой народа, Грушевский и Рада в июне 1917 года в одностороннем порядке провозгласили территориальную автономию Украины. Дух перестройки Российской империи на федеративных началах, равно как и его спутник, идея самостоятельности трех ветвей большой русской нации, подобно джиннам, вырвались из бутылок. Временное правительство попыталось загнать их обратно, отправив министров в Киев – в надежде убедить Раду отозвать заявление об автономии. Рада отказала, ее поддержали украинские национальные меньшинства, в том числе еврейские и польские социалисты. Министры решили пойти на сделку – признали Раду и ее правительство (генеральный секретариат) представителями петроградского Временного правительства на Украине. Так украинская автономия, в урезанном виде, пережила первую встречу с центральным правительством в Петрограде.
Русские националисты негодовали: они считали, что социалистические министры Временного правительства предали русские национальные интересы. Атаку возглавил Василий Шульгин. В начале апреля 1917 года он опубликовал в “Киевлянине” статью, в которой утверждал, что если прежний режим преследовал нерусских, то новый ополчился против русских, превратив государство в тюрьму для них. Шульгин был готов мириться с правлением Центральной рады, которое называл “деспотизмом организованной кучки”1, но только в том случае, если ее предводители поддержат продолжение войны. Но Рада предпочла мир. И еще она желала автономии, что в глазах Шульгина было равносильно измене, – это был удар в спину России, воюющей с Германией и Австро-Венгрией. Получив автономию, уверял Шульгин, Украина станет легкой добычей Германии.
Впрочем, ключевым вопросом для Шульгина оставалось единство большого русского народа. Когда Временное правительство признало урезанную украинскую автономию, Шульгин счел это предательством русского народа, неотъемлемой частью которого были Украина (Малороссия) и ее жители. Шульгин настаивал на том, что русские составляют на Украине большинство. Он определял принадлежность к русскому народу на основе литературного, а не разговорного языка, а если судить по числу читателей киевских газет – наследию Уваровского циркуляра и Эмского указа – то меньшинство составляли не русские, а украинцы. Важнейшим вопросом, волновавшим Шульгина, было не будущее устройство русского государства, а “перекрещивание”2 малороссов в украинцев и Малороссии в Украину.
Владимир Ленин никогда не разделял тревог Шульгина относительно единства русского народа. В июне 1917 года он усердно демонстрировал, что поддерживает Раду, и не только признавал украинцев отдельной нацией, но и выступал в защиту их права на автономию или даже независимость. “Эсеры и меньшевики терпели то, что Временное правительство кадетов, то есть контрреволюционных буржуа, не исполнило своего элементарного демократического долга, не объявило, что оно за автономию и за полную свободу отделения Украины”3, – писал Ленин.
Ленин видел в Центральной раде возможного союзника в борьбе с Временным правительством. И в октябре 1917 года большевики и Рада выступили единым фронтом, стремясь изгнать сторонников правительства из Киева. Но ситуация резко изменилась после прихода большевиков к власти. Они попытались получить большинство на Первом Всеукраинском съезде Советов, созванном в Киеве в декабре 1917 года, чтобы повторить петроградский сценарий и захватить власть на Украине от имени Советов, но оказались в меньшинстве – и Центральная рада, бывший союзник, стала для них врагом. Большевики перебрались в Харьков – промышленный город недалеко от границы с Россией – и объявили о создании Украинской Народной Республики Советов (УНР Советов). Она претендовала на ту же территорию, что и Украинская Народная Республика (УНР), провозглашенная Центральной радой после большевистского переворота.
Рада отказалась признать “двойника” правительства УНР, созданного большевиками, и поддержать Ленина в его борьбе против антибольшевистских сил. Ленин и его товарищи-партийцы сочли, что Рада злоупотребила правом украинского народа на самоопределение. Выпустив “Манифест к украинскому народу с ультимативными требованиями к Центральной раде”, над которым работали Владимир Ленин, Лев Троцкий, второй человек в партии большевиков, и Иосиф Сталин, народный комиссар по делам национальностей, предводители большевиков одновременно признали право украинского народа на самоопределение и отказали ему в этом праве во имя революции. Начав со слов “мы, Совет Народных Комиссаров, признаем Народную Украинскую Республику, ее право совершенно отделиться от России или вступить в договор с Российской Республикой о федеративных или тому подобных взаимоотношениях между ними”4, чуть ниже они отказали украинскому правительству в признании, заявив, что Рада “ведет двусмысленную буржуазную политику, которая давно уже выражается в непризнании Радой Советов и Советской власти на Украине… Эта двусмысленная политика, лишающая нас возможности признать Раду как полномочного представителя трудящихся и эксплуатируемых масс Украинской Республики, довела Раду в самое последнее время до шагов, означающих уничтожение всякой возможности соглашения”5.
Речь шла о нейтралитете Центральной рады в конфликте между петроградским большевистским правительством и антибольшевистскими силами, собиравшимися на юге России, в Донской области. Ленин добивался того, чтобы Рада не разоружала сторонников его партии на Украине, блокировала доступ их противников на Дон и присоединилась к борьбе с врагами революционного режима на Украине. Это была мера “самоопределения”, разрешенная Лениным. Рада отказалась, и Ленин, не имея опоры внутри Украины, направил в Киев войска во главе с Михаилом Муравьевым, подполковником и бывшим начальником охраны Временного правительства, а с недавнего времени главнокомандующим войсками Петроградского военного округа.
В январе 1918 года войска Муравьева начали наступление на Киев. Украинскую столицу он взял, выпустив по ней 15 тысяч артиллерийских снарядов. Один из них попал в дом Михаила Грушевского, начался пожар, под обстрелом из-за пережитого шока скончалась престарелая мать политического деятеля. Грушевский и Рада покинули город, но прежде успев провозгласить полную независимость Украины от большевистской России. Формально Муравьев действовал от имени советского правительства Украины, сформированного в Харькове в декабре 1917 года. Комиссаром этого правительства по военным делам был Юрий Коцюбинский, сын Михаила Коцюбинского, знаменитого украинского писателя. Но армия, которая в теории подчинялась этому потомку украинской культурной элиты, расстреливала людей на улицах Киева просто за то, что те говорили на украинском: советские войска Муравьева считали это свидетельством националистической контрреволюции. В феврале 1918 года Владимир Затонский, глава наркомата просвещения в советском правительстве УНР, ранее некоторое время исполнявший поручения Ленина в Петрограде, был арестован солдатами Муравьева на улице Киева за украинскую речь. Только мандат за подписью Ленина, найденный в его кармане, спас Затонского от расправы.
Несколько недель в Киеве шли повальные аресты и расстрелы, своего рода “красный террор”, ставший прообразом будущих большевистских зверств. Войдя в город, Муравьев потребовал пять миллионов рублей на снабжение армии и велел войскам “беспощадно уничтожить в Киеве всех офицеров и юнкеров, гайдамаков, монархистов и врагов революции”6. По некоторым оценкам, около пяти тысяч человек, заподозренных в приверженности старому режиму или Центральной раде, стали жертвами режима Муравьева. Среди убитых был и митрополит Киевский Владимир (Богоявленский). В конце января 1918 года Муравьев направил Ленину доклад: “…Порядок в Киеве восстановлен, революционная власть в лице Народного секретариата, прибывшего из Харькова Совета рабочих и крестьянских депутатов и Военно-революционного комитета работает энергично”7.
Весной 1918 года большевики, новые хозяева Киева, арестовали Василия Шульгина, вновь приехавшего в родной город. Поводом была его прежняя политическая деятельность. Ему повезло остаться в живых. Был план отправить его в Москву, но не вышло – изменилась обстановка на фронте: немецкая и австрийская армии начали наступление на Украину. В один из дней Шульгина вызвали к начальнику следственного отдела и сказали, что отпустят, но при условии, что он вернется в тюрьму по первому приказу. Он дал обещание – и, как ни странно, его отпустили. Причина была проста – большевики спешили покинуть город, к которому приближались немецкие войска, и не знали, что делать с пленными. Позднее они будут казнить тех, кого не смогут увезти. Но в первые дни большевистского режима Шульгину оставили не только жизнь, но и свободу. Вместе с ним новый шанс получил “всероссийский” проект.
Большевистский переворот, совершенный в Петрограде в октябре 1917 года, Шульгин считал национальной катастрофой. Узнав о событиях в столице, Шульгин опубликовал в “Киевлянине” статью, в которой назвал большевистскую революцию прогерманским переворотом. По его мнению, иноземный враг уже вторгался не на периферию империи, а захватил ее центр. Шульгин предположил, что если германское правительство создадут в Петрограде, то русское правительство нужно создать где-то еще. К концу года Шульгин уехал из Киева на юг России, на Дон, где генерал Михаил Алексеев, бывший начальник штаба императорской армии, и генерал Лавр Корнилов собирали силы для борьбы с большевиками и продолжения войны на германском фронте.
Белое движение – под таким именем, в противовес красным, – стала известна военная сила, сформированная укрывшимися на Дону противниками большевиков. Оно возникло как результат военного мятежа, устроенного в августе 1917 года генералом Лавром Корниловым. Целью Корнилова был роспуск Петроградского совета, набиравшего силу в борьбе за власть со слабеющим Временным правительством. Мятеж потерпел поражение, что помогло большевикам взять под контроль Советы в Петрограде и Москве и организовать собственный переворот в октябре 1917 года.