Сподвижников Корнилова из числа имперского офицерского корпуса отправили под арест в белорусский Быхов, и там, в заключении, они планировали свою стратегию и тактику. Глобальной задачей было предотвратить распад России, который они считали неизбежным, если с Германией будет заключен сепаратный мир. В дни большевистского переворота, когда повсюду воцарился хаос, вызванный падением Временного правительства, офицеры смогли бежать из Быхова. Они отправились на Дон, где смогли договориться с казачьей верхушкой Дона и Кубани, так как атаманы выступили против власти большевиков. Так возник новый центр силы, призванный восстановить единство России. Это было легче сказать, чем сделать.
Если 1917 год закончился триумфом большевиков, то в 1918-м пришли немцы и австрийцы. Они оккупировали западные губернии бывшей Российской империи на основе договоров, подписанных с лидерами Центральной рады и затем, в феврале-марте 1918-го, с большевиками в Брест-Литовске. Первый из договоров позволял немецким и австрийским войскам занимать территорию формально независимого Украинского государства. А за право строить нацию, предоставленное украинцам, немцы и австрийцы требовали плату – продовольствием и сырьем. Когда австро-германские войска начали марш на восток, большевики отступили, не в силах противостоять хорошо отлаженной немецкой военной машине. 1 марта большевики оставили Киев, а через два дня подписали свой собственный договор с Германией и Австро-Венгрией. Большевики уступили немецкому и австрийскому верховному командованию власть над половиной европейских владений Российской империи: от Балтики на севере до Украины на юге. Кроме того, обязались выплатить Берлину шесть миллиардов марок. Немцы прошли на юг России, до самого Таганрога, захватили всю Украину и Крым.
Эрих Людендорф, создатель германской военной доктрины и восточной политики, считал, что поддержка национальных движений и создание пояса из граничащих с Германией зависимых государств на территории бывшей Российской империи обезопасят расширившийся Германский рейх и оставят будущую Россию, большевистскую или нет, в ослабленном положении. В декабре 1917-го Финляндия объявила о своей независимости и установила тесные связи с Германией. Они еще упрочились через десять месяцев, когда немецкий принц был избран королем Финляндии. Похожий процесс проходил в Литве, где также в декабре 1917-го была провозглашена независимость, а следующим летом на престол был приглашен другой немецкий принц. На территории современных Эстонии и Латвии было создано, опять же в тесном союзе с Германией, отдельное Объединенное Балтийское герцогство.
В феврале-марте 1918 года Украина стала еще одним проектом Германии в ее плане создания буферных государств. Австро-Венгрия, у которой были на Украину свои планы, присоединилась к этому проекту и поручила его осуществление члену австрийской императорской фамилии. Эрцгерцог Вильгельм давно готовился стать королем будущего украинского государства, тесно связанного с Австрией. Он выучил украинский язык, командовал украинскими частями в австрийской армии. На Украине он получил прозвище Красный принц, сдружился с местной элитой и защищал украинских крестьян от бесчинств австро-германских оккупантов. Немцы опасались, что он устроит на Украине переворот в интересах Австрии, и хотели, чтобы эрцгерцог уехал восвояси, но Вильгельм, или Василь, как его здесь называли, остался.
Первоначально немецкое командование терпимо относилось к социалистической Центральной раде, но в апреле 1918 года, когда Рада не справилась с поставками продовольствия в немецкую армию, раздосадованные немцы устроили переворот, заменив социалистов на консерваторов во главе с генералом Павлом Скоропадским, русским аристократом украинского происхождения. Василий Шульгин писал впоследствии: “Скоропадский только по фамилии мог считать себя украинцем, или, точнее, малороссиянином. По существу это был гвардейский офицер, до мозга костей связанный с Санкт-Петербургом. По-украински он не говорил”8. Впрочем, Скоропадский с охотой принял власть над украинским государством – и таким образом бросил вызов Шульгину, определявшему русскую идентичность лишь языковой принадлежностью.
В политическом плане выбор Скоропадского был неудивителен – он принадлежал к все увеличивающейся группе русскоязычных украинцев, сочетавших в себе верность русской культуре с преданностью украинскому государству и народу. Весной 1917 года с благословения командования он стал одним из организаторов украинских воинских частей в русской армии. Придя к власти, Скоропадский провозгласил себя гетманом и объявил всех жителей Украины ее гражданами. Такой инклюзивный подход к украинскому гражданству вызвал протест Василия Шульгина и его единомышленников.
Но не все сторонники единства России были столь же строги, как Шульгин. Украина Скоропадского приютила многих чиновников, политиков и офицеров имперской армии – всех, кто бежал от большевистского режима, утвердившегося в центральной части России. Многие кадеты поддерживали гетманский режим и даже входили в его правительство. Россию захватили большевики, и в украинском государстве, во главе которого стоял бывший русский аристократ, кадеты видели основу для восстановления традиционной России. Независимая Украина должна была спасти Россию, а затем обменять свою независимость на форму федеративных отношений с ней.
“Правильно понятые интересы Украины повелительно требуют, чтобы мы ради будущего нашей державы в меру сил и возможности домогались раскрепощения порабощенных большевиками частей бывшей Российской империи и способствовали воссозданию в них государственности… Такою политикою мы бы привлекли их всех к себе и усилили бы свое положение их дружеским сотрудничеством”9, – говорится в заявлении кадетов, входивших в гетманское правительство в октябре 1918 года.
В ноябре 1918 года, когда уход немецких войск с Украины по окончании войны был неизбежен, Скоропадский сделал выбор в пользу федерации с будущей антибольшевистской Россией. Указ Скоропадского об отказе от украинской независимости гласил:
На федеративных принципах должна быть восстановлена древняя мощь и сила Российской державы. В этой федерации Украине надлежит занять одно из первых мест, поскольку от нее пошли порядок и законность в крае, и в ее рубежах впервые сознательно возродились все униженные и притесненные большевистским деспотизмом граждане бывшей России[23].
После этого крутого поворота в политике гетмана многие русские националисты на Украине, которые изначально скептически относились к стремлениям Скоропадского, вступали в его армию. Среди них был и сын Василия Шульгина, Василий, или, как его звали домашние, Василёк. Он был убит на окраине Киева, защищая умирающий режим Скоропадского от наступающих сил возрожденной украинской республики.
Немецкие инициативы по строительству наций в Восточной Европе не ограничивались поддержкой украинского государства, независимого от России. Немцы во многом повлияли на выражение и развитие белорусской национальной идеи, с подъемом которой в монолите имперской русской нации появилось еще больше трещин.
Россия потеряла Западную Белоруссию после провальной весенне-летней кампании 1915 года. Поначалу немецкие оккупационные власти не знали ни о белорусах как о некой особой нации, ни об их национальных организациях – но обнаружили и то и другое спустя несколько месяцев, когда им потребовались местные кадры, чтобы ограничить влияние польских элит, преобладавших в здешних краях. В немецком отчете об этнической политике на территории, получившей название Обер-Ост[24], поляков обвиняли в том, что они задерживают национальное развитие белорусов и живут “за счет этой дезориентированной группы, словно паразиты, черпая из нее новые силы для своей нации”[25]. Автор отчета предполагал, что “будущее Германии на этой земле зависит от Weiflruthenen[26], переживающих возрождение и выступающих против поляков”.
Генерал Эрих Людендорф, немецкий командующий на этих землях, приказал создать школы, где обучение велось не на русском, а на белорусском. К концу 1917 года в школьной системе Западной Белоруссии насчитывалось 1700 учителей, которые вели уроки на белорусском, обучая примерно 73 тысячи школьников. В феврале 1916 года при поддержке и финансовой помощи Германии (немцы поставляли бумагу) начался выпуск газеты “Homan/Гоман" (“Эхо”) – на белорусском языке сначала только латиницей, а затем и кириллицей. Выходила она тиражом в три тысячи экземпляров, что было поразительно для нерусского и непольского издания в те дни и в тех краях. Немецкое военное командование, видя в Белоруссии нарождающуюся нацию, помогло организовать и белорусский театр, о котором немецкие газеты снисходительно писали как о воплощении “самых ранних стадий театральной чувственности”.
Даже если сделать поправку на явный германский патернализм по отношению к Востоку, военное командование уловило главное – белорусский проект находился на начальном этапе развития. Формирование современной национальной идентичности запаздывало в Западной Белоруссии, в те дни бывшей под немецкой оккупацией, из-за множества причин, в том числе массового исхода этнических белорусов. Белорусы уходили из обжитых мест, зачастую под влиянием православных священников, многие из которых были активными членами русских националистических организаций. В своих проповедях они изображали немцев как тевтонских варваров, пришедших с одной только целью – убивать и мучить православных славян. После ухода полутора миллионов православных белорусов национальному проекту было трудно расширить базу: политическая, интеллектуальная и экономическая власть в селах была в основном в руках польской шляхты, а значительную часть городского населения составляли евреи. В этих условиях белорусские активисты не видели своей политической целью создание белорусского государства, а склонялись к идее белорусско-литовского союза.