Потерянное царство. Поход за имперским идеалом и сотворение русской нации [c 1470 года до наших дней] — страница 49 из 77

В 1926 году на западных границах Советского Союза произошли два консервативных переворота. Первый привел к власти в Польше Юзефа Пилсудского, давнего врага большевиков, а в результате второго в Литве было установлено авторитарное правительство Антанаса Сметоны. Сталин и другие партийные руководители заговорили о том, что мирное сосуществование с Западом закончено. Ползучий страх войны заставлял людей делать запасы продуктов и товаров первой необходимости. В апреле 1927 года Сталин заявил, что главной угрозой советскому режиму была перспектива новой империалистической войны. В следующем месяце британские спецслужбы совершили налет на АРКОС, советскую компанию в Лондоне, занимавшуюся торговлей между двумя странами. Рейд доказал то, что англичане и так знали: Советы шпионили за ними, используя торговую компанию в качестве прикрытия. Британское правительство разорвало дипломатические отношения с Советским Союзом, установленные менее трех лет назад.

В воздухе витал дух войны. Но руководство Красной армии считало, что страна к ней не готова. ОГПУ знало, что крестьяне в стратегических приграничных районах все больше недовольны режимом и ожидают прихода белых, поляков или украинских националистов. С таким отношением населения были основания опасаться, что десятая годовщина Советского государства, отмеченная осенью 1927 года, может оказаться последней. Страх войны миновал, но очень сильно повлиял на советскую политику. Многие ученые связывают именно этот страх, царивший в 1926–1927 годах, с истоками сталинского авторитарного и в конечном итоге диктаторского правления, с началом индустриализации и коллективизации, призванных модернизировать советскую экономику, а также с изменениями в отношениях Центра и республик.

Последние сохранили свои партийные структуры и нарождающиеся парламенты – Верховные Советы. Местные культуры по-прежнему могли рассчитывать на поддержку. Но ключевые политические, экономические и культурные решения теперь все чаще исходили только от Москвы – они вторгались в автономию местных элит, которым предстояло стать частью огромной административной пирамиды, возведенной вокруг всесоюзного Центра и управляемой из него.

Примерно тогда же власти стали проявлять осторожность в политике, которая могла оттолкнуть русское большинство. Культурную и политическую мобилизацию нерусских национальностей стали рассматривать не как способ дестабилизировать соседние государства и совершить мировую революцию в Центральной и Западной Европе, а как угрозу, возможный плацдарм для иностранной агрессии против Советского Союза. Эта угроза, мнимая или реальная, стала важнейшим фактором для нового осмысления национальной политики в регионе, граничившем с Польшей. Поддержку нерусского национализма сократили, чтобы помешать Западу в целом и польским лидерам в частности обратить его против Центра.

Нигде связь между сменой международной обстановки и национальной политикой не была очевиднее, чем в Советской Белоруссии – государстве, причиной создания которого стала не столько внутренняя необходимость, сколько международное положение. Страх войны достиг своего пика в июне 1927 года событием, напрямую связанным с Белоруссией: в Варшаве был убит советский посол Петр Войков. Убийцей был Борис Коверда, 19-летний студент, участник пропольской белорусской организации. Внезапно украинский и белорусский национализм в соседней Польше из потенциальной угрозы Советскому Союзу превратился в реальную. Многие партийные деятели начали подозревать, что Англия настраивает пограничные страны против СССР, а те, в свою очередь, с помощью антикоммунистических организаций (русских, украинских, белорусских и польских) хотят подорвать Советское государство.

В 1928 году Москва направила Владимира Затонского, одного из руководителей Украины, проверить, как реализуется национальная политика в Белоруссии. Затонский, фанатично преданный партии и с готовностью менявший свои взгляды в угоду партийной политике, написал доклад, полный разоблачений действий на местах. Он утверждал, что лидеры белорусского культурного возрождения в партийных рядах ориентируются на узкий и ограниченный мир деревни и слишком тесно связаны с интеллигентами, идейными противниками коммунизма, многие из которых недавно эмигрировали из Польши.

За критикой Затонского последовала чистка белорусского партийного аппарата, правительства и Академии наук с целью искоренения белорусского национализма. К концу 1929 года по тем же обвинениям были отправлены в отставку Антон Балицкий, нарком просвещения Белорусской ССР, и Александр Адамович, заведующий отделом печати ЦК Компартии Белоруссии. Всего исключили около 10 % членов партии. Многим предстояли арест и суровые приговоры. Среди жертв начавшейся в декабре 1930 года чистки был один из главных творцов белорусизации, бывший партийный деятель, а позже и президент Белорусской академии наук Всеволод Игнатовский. Уволенный в 1930 году, он покончил с собой в 1931-м – это самоубийство стало предвестием судьбы многих руководителей украинской коренизации, оказавшихся в таком положении несколько лет спустя.

Украинизация, которую Затонский взял за образец, критикуя практику в Белоруссии, в глазах Москвы выглядела немногим лучше. Осенью 1929 года, когда ведущие деятели белорусской коренизации были смещены со своих постов, ОПТУ атаковало ведущих украинских академиков и педагогов с дореволюционным прошлым в широко освещавшемся судебном процессе над предполагаемыми националистами. Всего 474 человека были обвинены в принадлежности к мифическому Союзу освобождения Украины, члены которого якобы вступили в сговор с Пилсудским и предводителями украинской эмиграции на Западе с целью начать восстание на Украине и отделить ее от Советского Союза. 45 обвиняемых, в том числе Сергей Ефремов, вице-президент Всеукраинской академии наук, были признаны виновными и приговорены к заключению в исправительно-трудовых лагерях на сроки от двух до десяти лет. Михаил Грушевский, лидер украинской революции, был арестован и сослан в 1931 году. В 1934-м он умер в России при подозрительных обстоятельствах.

В декабре 1932 года разгорелись политические дискуссии, которые через несколько месяцев привели к украинскому голодомору, унесшему жизни почти четырех миллионов человек. Сталин выступил против Николая Скрипника, старого большевика, который в 1927 году сменил Александра Шумского на посту наркома образования. Генсек и его сторонники обвинили Скрипника в том, что он проводит украинизацию не по-большевистски. Сопротивление крестьян насильственной коллективизации, начатой большевиками в 1929 году, и реквизиции зерна в 1932-м Сталин объяснил происками агентов Юзефа Пилсудского и украинских националистов в Польше.

В последующие месяцы и годы Сталин и его пропагандисты будут утверждать, что руководство украинизацией захватили иностранные агенты и националисты, использовавшие ее против партии. Они отчуждали украинское крестьянство от Москвы, подвергали опасности коммунистический проект в сельской местности вместо того, чтобы помогать его воплощению.

Политбюро велело прекратить украинизацию за пределами Советской Украины, в основном это касалось Кубани и Дальнего Востока, где проживало много украинцев. Это решение привело к закрытию газет, школ и педагогических курсов и в конечном итоге к обрусению сотен тысяч этнических украинцев. В Советской Украине Сталин назначил новых руководителей партии и спецслужб. Он положил конец украинизации не только пролетариата, но и больших групп чиновников и инженеров, работавших на институты и предприятия, относившиеся к союзным министерствам, – а число этих учреждений постоянно росло.

Голод на Украине начался в разгар расправы Сталина над местной политической элитой, языком и культурой – эта связь позволила Рафаелю Лемкину, создателю концеции геноцида, говорить о голодоморе, взятом в совокупности с атакой на украинскую культуру, как о геноциде, направленном не только против украинского крестьянства, но и всего народа в целом.

Прекращение украинизации и чистки среди партийных чиновников и интеллигенции, которые ее проводили, вызвали волну арестов и самоубийств крупных деятелей украинской политической и культурной жизни. Опасаясь ареста, Николай Скрипник покончил с собой в июле 1933 года. Двумя месяцами ранее, в мае 1933 года, застрелился известный писатель коммунист Мыкола Хвылевой (Николай Фитилев). Еще в 1926 году Сталин критиковал его за то, что тот призывал украинских писателей отвернуться от Москвы и ориентироваться на Западную Европу. Александр Шумский, которого Сталин обвинял в попытках защитить Хвылевого, был арестован в 1933 году и по приказу Сталина убит в 1946-м сотрудниками МГБ, которые глубокой ночью вошли в вагон его поезда и заставили Шумского принять яд, замаскировав убийство под сердечный приступ.

Как на Украине, так и в Белоруссии отмена коренизации приостановила развитие нерусских языков и культур в тот момент, когда все больше крестьян, изгнанных из деревень в ходе коллективизации, начали мигрировать в города, в которых доминировал русский язык и культура. Миллионы крестьян, говоривших на украинском и белорусском, превратились в рабочих и интеллигентов, говоривших на русском, хотя города по этническому составу стали преимущественно украинскими и белорусскими. В 1930-х годах русификация украинского и белорусского крестьянства шла с такой скоростью, о которой имперские творцы общерусского народа могли только мечтать.

Впрочем, здесь был и подвох. Языковая и культурная русификация не устраняла нерусской национальности, и миллионы новых горожан официально оставались не русскими, а украинцами и белорусами. Их языки и культура сохранились, хотя и в явно подчиненном статусе. Нерусских по-прежнему брали в партию, выдвигали на ответственные посты в партийных и государственных структурах. Позитивная дискриминация в отношении местных кадров продолжалась и в 1930-х годах. Поэтому этнические русские, практически не знающие украинского или белорусского языка, часто вписывали в графу “национальность” название титульной группы в той республике, где проживали. Именно так поступил молодой партийный аппаратчик Леонид Брежнев. Он родился у русских родителей в украинском Каменском, но в графе “национальность” указал “украинец”. Противоречивое наследие коренизации будет влиять на политическую и культурную жизнь Союза на протяжении многих десятилетий.