Глава 15Возвращение России
30 января 1936 года главная советская газета “Правда” опубликовала на первой полосе снимок Иосифа Сталина, ставший одним из его самых знаменитых портретов. Улыбающийся диктатор обнимает радостную маленькую девочку, подарившую ему букет. Снимок воспроизводили множество раз: он появлялся в газетах, журналах и на плакатах; позже на станции московского метро[29] возвели пятиметровую статую Сталина с девочкой с надписью: “Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!” Снимок не только прославлял Сталина как великодушного главу счастливой советской семьи, но и служил его образу отца народов.
Девочка на фотографии была буряткой, представительницей крупнейшей коренной сибирской национальности. 27 января 1936 года, за три дня до публикации снимка, Сталин, Молотов и другие советские руководители приветствовали делегацию Бурят-Монгольской АССР в Кремле. Это был торжественный прием, с подарками руководителям и ударникам производства. Внезапно посреди всего действа шестилетняя Геля Маркизова, дочь наркома земледелия республики, заскучав от долгих речей колхозников, схватила два букета, заранее купленных матерью, и пошла к главному столу. На вопрос, куда она идет, девочка ответила: “К Сталину!” Прервав встречу, Сталин поставил Гелю на стол, она обняла его за шею, и этот момент был запечатлен фотографом.
Бурят-монгольскую делегацию пригласили на особый прием не случайно. Хотя население автономной республики, расположенной вокруг озера Байкал, составляло менее полумиллиона человек – в стране с населением более 150 миллионов, – сама республика имела важнейшее стратегическое значение. Она находилась на границе с Монголией и Маньчжоу-го, марионеточным государством под контролем Японии. На советско-японской границе происходили многочисленные инциденты и стычки, отношения стали еще холоднее в ноябре 1935 года, когда нацистская Германия и Япония подписали “Антикоминтерновский пакт” против Советского Союза. Приглашая бурятских руководителей в Москву, Кремль демонстрировал активную заинтересованность в делах региона и поддерживал лояльность населения к сталинскому режиму.
Передовица “Правды”, которую иллюстрировала фотография, называлась “Единая семья народов”. Статья прославляла национальное освобождение бурят-монголов, произошедшее в результате Октябрьской революции, и экономическое развитие региона, которое объяснялось коллективизацией, а также подчеркивала роль России, принесшей эти блага в республику. “При активной поддержке российского пролетариата Бурят-Монголия вышла на дорогу прогресса и получила все возможности для дальнейшего развития и роста национальной культуры”1, – читаем в статье без подписи. Примерно половину населения Бурят-Монголии составляли этнические русские или восточные славяне; треть – буряты (часть монгольской этнической общины), расселенные по всей монголо-советско-маньчжурской границе. Чтобы укрепить безопасность региона, нужно было обеспечить лояльность как русских, так и бурят внутри республики. Статья в “Правде” о союзе русских и бурят должна была способствовать достижению этой цели.
В передовице не только одобрялись российские связи со стратегически важной республикой, но и восхвалялся русский народ как главенствующий в Советском государстве. Те же, кто ставил эту роль под сомнение, стали мишенью для нападения.
Народ, который дал миру таких гениев, как Ломоносов, Лобачевский, Попов, Пушкин, Чернышевский, Менделеев, таких гигантов человечества, как Ленин и Сталин, – народ, подготовивший и свершивший под руководством большевиков Октябрьскую социалистическую революцию2.
Впервые в авторитетном издании русские, особенно “дореволюционные русские”, были представлены не как имперская нация эксплуататоров, а как нация крупных литературных и культурных деятелей. Это русские свершили Октябрьскую революцию, это они дали миру таких людей, как Ленин. Сталин – этнический грузин – теперь тоже записывался в русские. Русские теперь занимали место над другими народами Советского Союза, направляли их на пути к светлому коммунистическому будущему. И все, кто не соглашался с этим, теперь списывались со счетов как “любители словесных выкрутасов, мало смыслящие в ленинизме”3.
Статья в “Правде”, в которой превозносилась главенствующая роль русского народа среди других народов Советского Союза и защищался русский национальный характер, появилась не случайно. В отношениях с Японией и Германией нарастало напряжение, усиливалась борьба Сталина с его противниками в руководстве партии. Но к тому, чтобы переоценить роль русского народа в имперской истории и в строительстве социализма после 1917 года, советский лидер начал готовиться гораздо раньше.
Наступление на национальные кадры на Украине, в Белоруссии и в других нерусских республиках, начавшееся в 1930 году с судебного процесса над предполагаемыми членами Союза освобождения Украины, положило конец прежней политике, при которой основной угрозой режиму считался русский великодержавный шовинизм. Для сравнения, аналогичное “академическое” дело 1930 года в России было нацелено в первую очередь против академика Сергея Платонова и русских историков старой школы, которых обвинили в монархизме и русском национализме. В деле было около ста подозреваемых – по сравнению с более чем четырьмя сотнями на Украине. Русским обвиняемым зачитали приговоры за закрытыми дверями, в тюремных камерах, а украинцам – публично, на суде, открытом для широкой общественности. Сигнал обществу от советской пропагандистской машины был громким и ясным: основную опасность для режима представлял нерусский национализм.
В 1930 году Сталин и его сторонники в Политбюро сделали первые шаги, чтобы остановить практику, ранее поощряемую режимом – изображать дореволюционную Россию исключительно в негативном свете. В декабре того же года возглавляемый Сталиным партийный секретариат издал постановление о трудах ведущего советского сатирика Демьяна Бедного, обвинившего русских крестьян, сопротивлявшихся коллективизации, в исконно русской лени и отсталости: “За последнее время в фельетонах т. Демьяна Бедного стали появляться фальшивые нотки, выразившиеся в огульном охаивании «России» и «русского»”4. Авторы документа посчитали, что Демьян Бедный нападал не на крестьянство, никак не желавшее принимать коллективизацию, а на русский рабочий класс, “самый активный и самый революционный отряд мирового рабочего класса”5. Постановление гласило: “Попытка огульно применить к нему [рабочему классу] эпитеты «лентяй», «любитель сидения на печке» не может не отдавать грубой фальшью”6. Обвинения звучали и в личном письме Сталина, адресованном поэту: “… Это клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата”7.
В январе 1934 года, на XVII съезде ВКП(б), Сталин произнес речь, в которой предельно ясно сформулировал, что партийная политика изменилась и теперь главная угроза для СССР – нерусский национализм: “Главную опасность представляет тот уклон, против которого перестали бороться и которому дали, таким образом, разрастись до государственной опасности”8. Свой доклад он проиллюстрировал наглядным примером: “На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью”9. Одновременных ссылок на русский национализм не было. Решения, принятые Сталиным и ЦК в месяцы после съезда, показали, что вождь был готов реабилитировать некоторые элементы дореволюционного русского национализма.
В июле 1934 года ЦК ВКП(б) начинает подготовку серии мероприятий, посвященных столетию со дня смерти Александра Пушкина – поэта, которого государство за прошедшие десять лет почти не замечало. Большевистский режим, пришедший к власти в результате жестокого противостояния царской империи и известный нападками на имперское русское прошлое, теперь считал себя продолжателем культурных и государственно-созидательных традиций царизма. В июне 1934 года специальным постановлением ЦК ВКП(б) в советские школы вернули уроки истории, отмененные еще в 1920-х годах. За несколько месяцев до этого, на специальном заседании Политбюро, посвященном учебникам истории, Сталин принял решение ввести в учебную программу новый курс “Истории СССР”, в котором особое внимание уделялось исторической миссии России: “Русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же собирательству он приступил и сейчас”10. Дореволюционная русская история снова оказалась в фаворе, как и концепция родины, игравшая важнейшую роль в формировании русского национализма.
Совместно с опубликованием решения о возобновлении уроков истории в газете “Правда” появилась статья “За родину”. В ней любовь к родине объявлялась одним из главных достоинств советского гражданина. Это реабилитированное понятие сочеталось с другой ключевой сталинской концепцией – изменой. “Тот, кто поднимет руку на родину, тот, кто изменит ей, должен быть уничтожен”11, – грозила партийная газета. Эта позиция противоречила идеям Карла Маркса и Фридриха Энгельса, написавшим в “Манифесте коммунистической партии”, что “у рабочих нет отечества”12. Статья в “Правде” объясняла отступление от марксистской догмы тем, что основоположники марксизма писали еще до победы русской революции, резко изменившей ситуацию и давшей отечество рабочему классу. Этот довод привел Сталин в 1931 году: “В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, – у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость”13.
Сталин открыто раскритиковал и идеи Фридриха Энгельса. В статье “Внешняя политика русского царизма”, вышедшей в 1890 году, Энгельс назвал Российскую империю “главным оплотом, резервной позицией и вместе с тем резервной армией европейской реакции”