[9]. Ни одному ее слову нельзя верить.
Лицо Сейдж обдало жаром. Ну и дура же она! Ведь с самого начала были доказательства психического состояния Нормы: бегала голышом, разбила стул голыми руками. И ясно, что паранойя у нее зашла невообразимо далеко, отсюда и болтовня о Кропси.
Сейдж застонала про себя. Эдди решит, что она идиотка. Или рехнулась. Замечательно: единственный человек, поверивший ей, примет ее за сумасшедшую.
— Значит, ты не считаешь, что Уэйн способен на такие мерзости?
— Я считаю, что каждый способен на мерзости, поэтому ни да, ни нет наверняка сказать не моту. Но готов поручиться, что Норма безумна, а Уэйн — отморозок и ублюдок. Я с ним общаюсь только потому, что не хочу его злить.
— Он не просто отморозок и ублюдок. Он избивает и калечит пациенток. Я своими глазами видела.
— Знаю. Но дело в том, что контроль он может поддерживать только силой. Таких среди персонала много. У них же нет никакой подготовки, и по-другому они не умеют. А ты ведь знаешь, каково здесь бывает. Если бы не санитары, некоторые обитатели поубивали бы друг друга.
— А ты, похоже, его защищаешь?
— Ничего подобного. Но ты должна понимать, с чем имеешь дело. Персонала тут не хватает, и в конце концов санитарам приходится брать на себя куда больше пациентов, чем положено. Поэтому Уэйн курирует дневной зал. Вообще-то смотрителем тут должна быть женщина, но начальству приходится работать с тем, что есть. А есть немногое, уж поверь мне.
Сейдж хотела сказать, что и без него понимает, с чем имеет дело, что мертвый груз страха и отчаяния, который она ежедневно и ежесекундно несет в Уиллоубруке, налил ее кости свинцом, но ей не хотелось тратить время на разговоры о себе. И тут она вспомнила:
— Норма сказала, что Уэйн всегда дает ей «Пикси стикс», когда они ходят в потайную комнату. Она их прячет в кладовке.
— «Пикси стикс»?
Сейдж кивнула.
— Конфеты в полотняном мешке, который висит рядом со смирительными рубашками. Сходи сам посмотри.
— Черт, — буркнул Эдди, который, судя по выражению лица, теперь ей верил — по крайней мере, насчет того, что Уэйн водит Норму в потайную комнату. А вот доказательств того, что он водил туда Розмари, не было.
— Теперь ты знаешь, почему я думаю, что Уэйн может иметь какое-то отношение к исчезновению Розмари, — сказала Сейдж. — Но я ничего не могу сделать, пока заперта здесь. Ты поможешь мне выбраться?
Эдди уставился на нее:
— И как я, по-твоему, это сделаю?
— Ты уборщик. У тебя должны быть все ключи.
— Кое-какие есть, но не все. И водить кого-то по зданию куда легче, чем выпустить наружу. Может, ты не заметила, но главные выходы на замке и под охраной. И на центральном посту тоже охранник.
Вот черт. Значит, Норма тоже не врала насчет ключей.
— Уэйн тебе что-нибудь говорил насчет исчезновения Розмари?
Эдди помотал головой.
— Не особо. Просто ему было интересно, куда она подевалась. Как и другим.
— А Розмари тебе о нем говорила что-нибудь?
— Ничего особенного. Но я знаю, что она боялась Уэйна.
— Откуда знаешь?
— Это одна из немногих вещей, которые она упоминала. Да я и сам видел. Когда его не было поблизости, Розмари вела себя по-другому, не так скованно.
— Ее можно понять. Я его тоже боюсь. Он пообещал уделять мне время, что бы это ни значило.
Эдди нахмурился.
— Он удивился, когда увидел тебя? Имей он какое-то отношение к исчезновению Розмари, он бы испугался, верно?
— Да, он удивился, но не испугался. И вот что я думаю: а если он знает, что я не Розмари? Может, он просто помалкивает, чтобы все остальные принимали меня за сестру?
— Откуда ему знать? Да и зачем ему скрываться?
Сейдж пожала плечами.
— Понятия не имею, но если подумать… может, он понимает, что я не могу быть Розмари, потому что держит сестру где-нибудь взаперти. Но пока все принимают меня за нее, никто не догадается, что Розмари все еще не нашлась. Логично, правда?
— Мать честная, — растерялся Эдди. — Я и не сообразил.
— Может, спросишь его, знает ли он, кто я такая?
— Вряд ли это хорошая идея.
— Почему? Мне казалось, вы друзья.
Эдди саркастически хохотнул:
— Ага, конечно. Говорю же, я с ним общаюсь, только чтобы его не злить. Поскольку крепко усвоил: тут важнее всего иерархия. И команда уборщиков, и я в том числе, считается низшей кастой. Никто никому не доверяет. Санитары не доверяют медсестрам, потому что те отчитываются перед администрацией. А медсестры не доверяют санитарам, потому что администрация готова нанять любого, кто способен держаться на ногах и членораздельно говорить. У нас здесь работают бывшие заключенные, а большинство докторов — посмешище. Нормальные больницы их на работу не возьмут. Ты заметила, что врачи и медсестры не дотрагиваются до пациентов? Именно санитары приводят пациентов на осмотр, держат их и передвигают, а врачи к больным не приближаются: мало ли, укусят или заразят чем-нибудь. Я уж молчу о криминальных психопатах, которых сюда запихивают. Иногда кажется, что единственная разница между жильцами и персоналом заключается в том, что у персонала есть ключи. Поэтому я просто держусь в сторонке и стараюсь ладить со всеми.
Что-то ледяное и твердое шевельнулось в груди у Сейдж. Бывшие преступники? Плохие доктора? Криминальные психопаты? Такого она не ожидала. Ее подмывало спросить, зачем сам Эдди работает здесь, но прямо сейчас это было не важно. Затем она вспомнила следы от уколов на руках Уэйна.
— Уэйн — нарик, ты знаешь?
— Ага. Как и половина персонала. Пожалуй, наркота — единственный способ не свихнуться на такой работе. Большинство здесь подолгу не задерживаются. Каждый месяц мы теряем по десятку сотрудников.
— А почему персонал не стучит друг на друга? Они бы сообщили, если бы узнали, что Уэйн делает что-то с Розмари?
Эдди замялся.
— Ты хочешь правду или лучше тебя успокоить?
— Правду.
— Никто на Уэйна не донесет — ни за наркоту, ни за другие проделки. Многие санитары и медсестры вместе зажигают. Дурь покупают и продают прямо на работе. И еще они трахаются друг с другом. Иногда могут поцапаться, но стучать не стучат и друг друга не сливают. Тем, кто не понимает по-хорошему, прокалывают шины, поджигают тачки, а их самих могут избить на парковке до полусмерти. Чтобы сообщить о проступке, сотрудник должен собрать убедительные доказательства, что практически невозможно. А таких типов, как Уэйн, все боятся. И вот еще что: уволить государственного служащего довольно трудно, потому что их поддерживает профсоюз. Я не в курсе всего, потому что, как уже сказал, стараюсь ни во что не влезать, но слышать кое-что слышал. И кое-что знаю.
Его слова рикошетили у Сейдж в голове, как мячики для пинг-понга. Она с трудом улавливала смысл и не могла поверить услышанному. Если здешним сотрудникам сходят с рук употребление наркотиков и секс на работе, что еще они могут совершить? Похищение? Убийство? И кто будет слушать ее, если всем наплевать на происходящее в Уиллоубруке? Ее затрясло, нервы были на пределе.
— Тогда почему, как ты думаешь, Уэйн позволял тебе разговаривать с Розмари, а теперь и со мной с глазу на глаз?
Эдди пожал плечами:
— Может, потому что мне на него плевать?
— Или потому что ему до лампочки, что у тебя секс с пациенткой?
— И это тоже. Я уверен: по его мнению, именно это здесь и происходит.
— Тогда он не должен волноваться, что ты мне поверишь. А доктор Болдуин? Как думаешь, тебе удастся убедить его, что я не Розмари?
Между бровей Эдди пролегла глубокая складка.
— Он не станет меня слушать.
— Почему?
— Потому что винит меня в том, что она сбежала. Или пропала. Я правда не знаю, о чем думала Розмари и куда могла пойти.
Сейдж помедлила, растерявшись.
— Но Уэйн сказал, что доктор Болдуин обвинял именно его. Что Уэйна чуть не уволили.
— Доктор Болдуин понятия не имеет, что случилось, и пытается это выяснить.
— Так почему он винит тебя?
— Не знаю.
Сейдж внимательно посмотрела на него, затем сказала:
— Нет, знаешь. Пожалуйста, скажи мне.
В лице Эдди появилась необычная жесткость.
— Он думал, что мы… занимались тем, чем не положено заниматься. Ты ведь тоже так думала, как и Уэйн.
— Ну, если ты ей нравился, то и ладно, — мягко сказала Сейдж. — Если честно, мне было бы легче от мысли, что сестра нашла хоть какую-то радость в этой вонючей дыре. Так что прошу тебя… расскажи как есть.
— Один раз она поцеловала меня в коридоре, вот и все. Я ее оттолкнул, но было уже поздно. Все видели. Поэтому доктор Болдуин считает, что Розмари сбежала ко мне. Что я ее где-то прячу.
— А ты прячешь?
— Нет, конечно.
— И ты точно не догадываешься, где она может быть?
— Говорю же, нет, — вздохнул Эдди. — А жаль. Однажды вечером она попросила меня прийти к ней в палату, хотела о чем-то поговорить, но я отказался: мол, у нас будут неприятности, если нас застукают, и тогда мне ее больше не видать. Но она настаивала. Говорила, что сделает кое-что серьезное, если я не приду. По ее словам выходило, что кто-то прокрадывается в палату и обижает ее, и Розмари считала, что я могу спугнуть обидчика.
— Обижает ее? — переспросила Сейдж, содрогнувшись. — Ты думаешь, это был Уэйн?
— Не знаю. Она так и не успела рассказать, потому что исчезла в ту же ночь. И теперь я подозреваю самое плохое, и это меня убивает. — Его глаза затуманились, голос поплыл. — Проблемы у Розмари были, это точно, но ей просто хотелось, чтобы ее любили.
У Сейдж сжалось сердце. Единственный человек в этом ужасном месте, которому была небезразлична Розмари, подозревает худшее; что же тогда думать самой Сейдж?
— Если доктор Болдуин считал, что ты путаешься с Розмари, почему он тебя не уволил?
— Потому что он хватается за соломинку. К тому же моя мать жертвует этому месту кучу бабок, а мой дядя — руководитель программы Уиллоубрука и заведующий отделением физиотерапии. Он советовал мне держаться подальше от Розмари, потому что у нее психоз и паранойя и она до конца жизни будет бояться всех и вся, а я его не слушал. Но главным образом Болдуин меня не уволил потому, что мой дядя пригрозил обратиться в прессу.