Кабинет закружился вокруг нее. Кто поможет ей теперь, когда Эдди уволили? Она откинулась на спинку стула, еще глубже вжалась в сиденье, отчаянно цепляясь за холодный металл, чтобы не сползти на пол и не заскулить. Как же доказать, что Болдуин неправ? Как убедить его в том, что она говорит правду? Сейдж посмотрела на Леонарда, проверяя его реакцию на услышанное. Но тот стоял, уставившись в пол и не глядя на нее.
— Леонарда спросите, — предложила она доктору Болдуину. — Он в курсе. Они с сестрой Вик говорили, что Уэйн может знать, где прячется Розмари. Может, он и ее убийцу знает. Может, они с Уэйном сидели в тюрьме, а вы взяли их на работу, не проверив анкетные данные.
Леонард зыркнул на нее и переступил с ноги на ногу. Ему явно было не по себе.
— Не говорите ерунды, — возразил доктор Болдуин. — Мы не нанимаем бывших преступников.
— Еще как нанимаете. Мне Эдди говорил. И еще он сказал, что доктора Уилкинса уволили потому, что он рассказал некоторым родителям, как обращаются с их детьми, а вы, стремясь скрыть правду, распустили слухи, будто он растлил пациентку. Поэтому не говорите мне, что ничего не пытаетесь скрывать.
На висках у доктора Болдуина вздулись жилы.
— Эдди несет чушь. Вечно он тут воду мутит.
— А он говорил вам что-нибудь о Розмари? — спросила она, хватаясь за соломинку. — Говорил, чем мы с ней различаемся?
Доктор Болдуин потер нос.
— Не было необходимости обсуждать подобные вещи.
— У Розмари был шрам от стерилизации?
— Я психиатр, мисс Уинтерз, а не семейный врач. Посему понятия не имею.
— А кто проводил операции?
— Этого я тоже не знаю. У нас здесь много врачей, и ни один из них не ведет определенного жильца.
Пошатываясь, Сейдж встала, задрала футболку и спустила пояс вельветовых брюк:
— У меня нет шрамов.
— Пожалуйста, прикройтесь, мисс Уинтерз.
— Да посмотрите же! — не выдержала она. — Вы ведь знаете, как выглядят шрамы?
Его лицо вспыхнуло от гнева.
— Если желаете продолжать дискуссию, извольте привести себя в порядок и сесть.
Сейдж опустила футболку и уселась.
— Если Эдди не объяснил, чем мы с сестрой отличаемся друг от друга, что он вам вообще сказал?
— Что был с вами в туннелях. После чего провел нас к тому месту, где, по вашим словам, вы видели тело.
— Он тоже видел тело. Я слышала, как он вам об этом говорил, прежде чем Уэйн и Марла утащили меня в шестой блок.
Несколько секунд доктор Болдуин напряженно смотрел на нее, словно решая, до какой степени можно быть откровенным с пациенткой.
— Если Эдди и правда помогал вам бежать, почему я должен ему верить? В любом случае факт остается фактом: тела там не было.
— Лжете, — отрезала она, покачав головой. — Лжете, потому что боитесь: вдруг кто-нибудь обнаружит, что Розмари убили, а вы палец о палец не ударили, когда она пропала. — Затем Сейдж пришла в голову другая мысль, от которой у нее кровь застыла в жилах. Как же она раньше не подумала? — А может, вы ее и убили?
— Ну вот теперь, мисс Уинтерз, вы уже совершенно противоречите здравому смыслу. Из нашего разговора я сделал два вывода. Нам предстоит еще немалая работа. А вам больше нельзя доверять. — Ядовитые нотки в голосе доктора Болдуина ясно давали понять: он отправит ее назад в яму, если она не успокоится.
Полными слез глазами Сейдж уставилась в пол. Нужно что-то сделать или сказать, заставить его прислушаться. Она снова посмотрела на Болдуина:
— Я знаю, как телевизионщики попали в шестой блок.
— Ну разумеется, — скривился он.
— Клянусь, это правда. Эдди мне рассказал накануне их появления.
Доктор Болдуин с сомнением посмотрел на нее.
— Эдди не мог ничего знать об этом.
— Ошибаетесь. Он слышал, как врачи обсуждали утечку. Поэтому мы знали, когда нагрянут репортеры и мы сможем пробраться в туннели незамеченными.
Доктор Болдуин слегка откинул голову и, казалось, даже не дрогнул, но в глазах у него мелькнуло удивление.
— И что слышал Эдди?
— Я скажу, но только после того, как вы сделаете кое-что для меня.
— Что же?
— Позвоните моему отчиму.
— Я говорил с вашим отчимом в тот же день, как вы вернулись, и сообщил, что вы нашлись. Не вижу надобности снова с ним связываться.
— Но звонок отчиму только подтвердит мою правоту. Такая простая вещь, а вы не хотите ее сделать. Когда вы ему звонили, вы спросили, есть ли у Розмари сестра-близнец?
Болдуин потер затылок.
— До этого не дошло. Я сообщил ему, что вы нашлись, целая и невредимая, и он успокоился. Вот и все.
— Он не сказал, что другая его приемная дочь сбежала?
— Нет.
— Ну так позвоните ему еще раз. Прямо сейчас, пока я здесь. Спросите, была ли у Розмари сестра.
— Боюсь, мисс Уинтерз, это принесет больше вреда, нежели пользы. Я не хочу, чтобы у вас появились беспочвенные надежды.
— А мне кажется, вы боитесь того, что скажет Алан.
— О нет, я не боюсь.
— Ну так и позвоните. Если, конечно, хотите знать насчет репортеров.
Доктор Болдуин стиснул челюсти, раздувая ноздри. После некоторого раздумья он поднял трубку и нажал на кнопку. Когда секретарша ответила, он распорядился:
— Иви, будьте любезны, соедините меня с Аланом Терном. Да, и перезвоните, когда он ответит. — Повесив трубку, он сложил руки на столе. — Ну что ж, я вашу просьбу выполнил. Итак, как же репортеры проникли к нам?
— Скажу после того, как потолкуете с отчимом.
— Мы так не договаривались. Иви сейчас пытается дозвониться до него, так что за свою часть сделки я отвечаю. А если вы не сообщите мне нужную информацию до того, как мистер Терн будет на линии, я велю сказать, что ему позвонили по ошибке.
Сейдж закусила губу. Если дядю Эдди уволят, ей уже никто помочь не сможет. Впрочем, она собиралась рассказать доктору Болдуину не все, а лишь часть того, что знала.
— Прежде чем ответить, — добавил доктор Болдуин, — вспомните, куда я отправил вас несколько лет назад после того, как вы набросились на санитара.
— Как я могу вспомнить, если это была не я, а моя сестра.
Он нахмурился, явно теряя терпение.
— Я отправил вас в нашу больницу строгого режима, где вы оставались в течение года. Похоже, ссылка вас ничему не научила. Но если вы солгали насчет репортеров, я договорюсь, чтобы утром за вами прислали санитаров.
У Сейдж перехватило горло. Если больница строгого режима считается наказанием, насколько же там хуже, чем в Уиллоубруке?
— Газетчиков позвал доктор Уилкинс, — нехотя призналась она. — Они с тем журналистом друзья. Встретились в закусочной, и доктор Уилкинс передал ему ключи от шестого блока.
Доктор Болдуин сжал губы в жесткую тонкую линию. В этот момент зазвонил телефон на столе, испугав Сейдж. Болдуин некоторое время смотрел на аппарат, кипя от ярости, затем снял трубку.
— Да? — Он прислушался, затем нахмурился. — Ясно, — сказал он. — Понятно. Попробуем попозже. Спасибо, Иви. — Положив трубку, он взглянул на Сейдж: — Ваш отчим не отвечает.
— Может, он еще на работе.
— В субботу вечером?
Краска бросилась ей в лицо. Она понятия не имела, какое сейчас время суток, не говоря уже о дне недели. Не успела она сказать, что Алан, скорее всего, в баре, когда в дверь кабинета постучали.
— Да? — отозвался доктор Болдуин.
В унылый кабинет ворвалась Иви, просияв платьем цвета лайма и платиной волос.
— Прошу прощения за беспокойство, но вы должны это видеть. — Она подбежала к телевизору и включила его.
— Что там? — спросил доктор Болдуин.
Иви шикнула на него, прибавила звук и отошла от экрана.
— Тот самый треклятый репортер? — догадался доктор Болдуин. — Тот, что протащил телевизионщиков в шестой блок.
Иви кивнула, покусывая накрашенный ноготь и не отрываясь от экрана.
Доктор Болдуин побледнел, как человек, ставящий на кон последний доллар. Обойдя стол, он замер рядом с Иви, которая, озабоченно хмурясь, положила руку ему на спину. Они напоминали скорее супружескую пару, нежели секретаршу и начальника.
На экране ведущий за столиком произнес:
— А теперь «Новости глазами очевидца», специальный выпуск нашего корреспондента Херальдо Риверы[10].
Затем на экране под шапкой «Уиллоубрук: последний великий позор» всплыла шестиэтажная штаб-квартира школы; зловещее с виду здание увеличивалось в размерах по мере приближения камеры. Через секунду появился темноволосый репортер и сказал в микрофон:
— Более шести лет назад Роберт Кеннеди, осмотрев одно из отделений Уиллоубрука, рассказал журналистам о творящемся там кошмаре. В то время он призывал к пересмотру системы, которая позволяет умственно отсталым детям жить в «гадючнике». Но это было в далеком тысяча девятьсот шестьдесят пятом году, и с тех пор все забыли о школе. Впервые я услышал об этом крупном учреждении с красивым названием благодаря звонку одного из сотрудников Уиллоубрука. Этот врач сообщил, что его уволили. Уволили, поскольку он призывал родителей, дети которых содержатся в одном из корпусов, объединиться и требовать улучшения условий для пациентов. Врач пригласил меня посмотреть на эти условия; и вот мы без предупреждения, что оказалось полной неожиданностью для администрации школы, посетили блок номер шесть.
На экране репортер и другой человек пробрались среди деревьев, перелезли через бетонный барьер и спрыгнули вниз, хлопнув полами пиджаков. Перейдя дорогу и лужайку, они подошли к П-образному кирпичному зданию шестого блока.
Ривера продолжал:
— Врач предупредил меня, что там все плохо. Но там было не просто плохо, а чудовищно. Один санитар на примерно пятьдесят пациентов с серьезными, глубокими умственными нарушениями. И дети… лежали голые на полу, перемазанные собственными нечистотами… жалобно подвывая, и этот надсадный вой я уже не смогу забыть.
На экране вдруг появился смутный интерьер шестого блока, и динамики завибрировали нечеловеческим завыванием, словно где-то в космосе или в колоссальной подземной пещере кричали миллионы терзаемых существ. Свет камеры, подобно ночному прицелу, наведенному на загнанную дичь, высвечивал бледные фигуры: вот сидят полуголые девочки, съежившись на стульях и на полу; голая молодая женщина подпрыгивает, другая жмется к стене, постукивая пальцами по лицу. Истощенная девушка на полу, замотанная с руками в нечто вроде простыни; рядом медсестра, пытающаяся ее успокоить. Затем ряд раковин у стены и дети под ними: лежат, сидят на корточках со спущенными штанами, по пояс измазанные нечистотами.