Мы снова начали подниматься в крутую гору. Справившись у какого-то мальчугана, мы узнали, где находится конюшня.
В эту минуту мне пришла в голову мысль:
— Холмс, извините, но мне придется вас покинуть на несколько минут: нужно сообщить новости мисс Франклин, чтобы успокоить ее. Конечно, никаких подробностей — просто поставлю в известность, что мы обнаружили обстоятельства, в силу которых брак с ней невозможен для мистера Шарпа.
Холмс снисходительно улыбнулся:
— Ну конечно, утешать леди — это по вашей части, Уотсон. Поступайте как вам угодно. Если вы со изволите встретиться со мной в Таунсенд-ярд через полчаса, то мы наймем кэб и отправимся на Бейкер-стрит.
Повернувшись, я бодрым шагом направился к Уэст-Хилл. Когда я проходил мимо здания Литературно-научного общества, то случайно встретился с секретарем, который как раз выходил из него.
— Доктор Уотсон! — воскликнул он сердечно. — Надеюсь, ваши изыскания принесли плоды?
— Да, — ответил я. — Нам осталось лишь добавить последнее звено.
— Рад это слышать. Ваш визит уже наделал много шуму. Несколько членов нашего общества пытались выудить у меня сведения, которые, увы, ничтожны. В частности, джентльмен, о котором я упоминал, как раз зашел, по своему обыкновению, почитать некрологи, после того как закрыл лавку. Он увидел, что старых томов нет на месте, и справился о причине. Когда я ответил, что ими интересовался знаменитый мистер Шерлок Холмс, он был поражен и спросил, куда вы направились. Я смог только сказать, что вы пошли на кладбище, чтобы продолжить свое расследование.
Услышав это, я вздрогнул. Ну конечно, за нами следили! Какой же я дурак, что не заметил этого!
Неучтиво оборвав беседу с секретарем, я ринулся в ту сторону, куда направился Холмс. В отчаянии я спросил у прохожего, где Таунсенд-Ярд, и услышал, что нужно немного спуститься по склону Хайгейт-Хилл. Завернув за угол, я увидел открытую дверь конюшни. За дверью стоял Шарп — к счастью, спиной ко мне. В руке у него был пистолет прошлого века, возможно дуэльный, из его лавки. Он всматривался в щель между дверью и косяком.
Я выругал себя за то, что оставил дома свой армейский револьвер, посчитав, будто он не понадобится. Однако я взял с собой крепкую трость, чтобы легче было взбираться на крутые склоны Хайгейтского холма. Я двинулся вперед, быстро и бесшумно.
В это время негодяй прицелился из своего пистолета, готовясь выстрелить в щель. Я закричал, и он обернулся, не зная, в кого выпалить прежде. Воспользовавшись замешательством Шарпа, я ударил его палкой по запястью. Раздался сильный треск, и он выронил пистолет, взвыв от боли.
Бросившись к Шарпу, я схватил его, но он вырвался и, выбежав со двора, помчался вниз по склону. Холмс выскочил из конюшни, и ему хватило одного взгляда, чтобы оценить ситуацию.
— За ним, Уотсон! Он не должен сбежать! — заорал мой друг.
Мы неслись со всех ног, преследуя негодяя. Хайгейтский холм — самый крутой в Лондоне, и спуск был трудным. Шарп уступал проворством Холмсу, который благодаря длинным ногам и жилистому сложению мог дать ему сто очков вперед. Однако у ростовщика было преимущество: он хорошо знал местность. Виляя из стороны в сторону, то и дело пересекая трамвайную линию, которая тянулась в центре улицы, перепрыгивая через изгороди, он немного опережал Холмса. Я же по вине сидячего образа жизни тащился в хвосте. Спустившись до середины холма, мы оказались напротив католической церкви. Понимая, что он проиграет на прямой дистанции, Шарп свернул налево. Последовав за ним, мы скоро поняли его замысел: он направлялся к арке, высившейся над Большой северной дорогой, соединяющей Лондон с Эдинбургом.
В то время как раз начали сносить старый виадук из кирпича и камня, освобождая место для триумфа современной инженерной мысли, известного нам сегодня. Пока что инженеры воздвигли семь огромных чугунных балок прямо над старым сооружением. Шарп карабкался к старой арке, пробираясь между грудами строительного мусора. Я боялся, что в такой темноте у него есть реальный шанс сбежать или запутать следы, ведь тут есть где спрятаться.
— Следуйте за ним, Уотсон! — закричал мой друг, а сам повернулся и побежал к новому мосту.
У меня душа ушла в пятки, когда он помчался к ближайшей огромной балке из чугуна. Она была шириной более фута, и если бы находилась не так высоко над землей, то это предприятие не представляло бы опасности. Но требовались воистину стальные нервы, чтобы не бояться упасть на большое шоссе, простиравшееся под нами.
Я понял, что Холмс намерен отрезать Шарпу пути к отступлению, и следовал за злодеем, загоняя его на шаткие остатки старого сооружения. Он лихорадочно цеплялся за каменную кладку с природной ловкостью, увеличивая расстояние между нами. И тут, бросив взгляд вперед, он увидел Холмса, который двигался ему навстречу с другой стороны. Шарп остановился, озираясь в отчаянии. Мы с Холмсом приближались, уверенные, что теперь он никуда не денется. Но мы ошиблись: у Шарпа был один выход, и он им воспользовался. С диким воплем он перепрыгнул через обломки парапета и бросился вниз, на шоссе, до которого было пятьдесят футов.
Снизу раздались крики. Поравнявшись со мной, Холмс потянул меня за рукав.
— Пойдемте, Уотсон, тут нам больше нечего делать. По крайней мере, Шарп избежал виселицы, которой ему бы иначе не миновать.
Теперь оставалось только оповестить власти. Холмс поставил в известность Скотленд-Ярд, изложив полицейским свои подозрения, и скоро местный судья разрешил полиции навестить семейную усыпальницу Лодердейлов.
Несколько дней спустя на Хайгейтском кладбище перед их фамильным склепом собралась мрачная компания: кладбищенский сторож; инспектор Лестрейд с одним из своих констеблей; доктор Смит, врач миссис Шарп; очень элегантный джентльмен по фамилии Гальен, представлявший интересы семьи Лодердейл, и мы с Холмсом.
Сторож достал свой ключ, и все мы вошли, сняв шляпы. В склепе стало неподобающе людно, когда мы сгрудились вокруг гроба. Дюжий констебль вынул отвертку и начал возиться с многочисленными запорами. Наконец с помощью сторожа была снята крышка красивого гроба, который все еще выглядел совсем новым, и ее отложили в сторону. В гробу, на шелковой обивке, забрызганной кровью, лежал обезображенный труп женщины средних лет. Рядом с ней мы увидели длинный блестящий предмет из дерева. Холмс протянул руку и достал его с удовлетворенным видом.
— Боевая дубинка с тяжелым набалдашником! — воскликнул он. — Последнее недостающее звено в цепи доказательств.
Доктор Смит сообщил официальным тоном:
— Инспектор, я могу засвидетельствовать, что это лицо — моя бывшая пациентка, миссис Дороти Шарп из Хайгейт-Уэст-Хилл.
Лестрейд кивнул констеблю, и тот, вынув блокнот и карандаш, старательно записал эти слова.
— Благодарю вас, доктор, — сказал Лестрейд, за тем обратился к сторожу: — Мы также получили ордер на эксгумацию тела, погребенного в могиле миссис Шарп, который я покажу вам у себя в участке. Попрошу вас позвать пару могильщиков, чтобы выкопать гроб и поместить его открытым в церкви, пока мы найдем кого-нибудь для опознания трупа. Несомненно, мистер Холмс прав и мы обнаружим, что это леди Джейн. В таком случае мы обратимся к коронеру с просьбой возобновить оба дознания.
— Возобновить дознания! — в ужасе воскликнул мистер Гальен. — Джентльмен, я настаиваю, чтобы вы воздержались от поспешных шагов. Все это будет весьма неприятно для его светлости. С телом его родственницы обошлись неподобающим образом. Это тяжкое испытание для его утонченных чувств. Я должен просить, чтобы дело хранилось в глубокой тайне. — Ему с трудом удалось взять себя в руки. — Министр иностранных дел, сэр Спенсер Уолпол, или старший сотрудник его штата свяжется с вами, инспектор, завтра ранним утром, чтобы обсудить, как вести это дело. Будьте так любезны ничего не предпринимать, пока с вами не побеседуют. Мистер Холмс, полагаю, я должен отдать должное вашей проницательности, но, честное слово, лучше оставить все как есть. Не сомневаюсь, что его светлость пожелает щедро вознаградить ваши труды. Однако крайне важно, чтобы и малейший слух об этом скандальном происшествии не просочился в прессу.
Холмс отвесил ему мрачный поклон:
— Сэр, я живу ради своей работы. Мне ни к чему известность, которую я приобрел благодаря Уотсону, и со своей стороны я охотно присоединяюсь к вашей просьбе. Пожалуй, для вас большая удача, что Шарп мертв, ибо ни одному человеку нельзя отказать в праве на справедливый суд.
Лестрейду явно не понравилось подобное вмешательство, но Гальен настоял на своем, и я не увидел упоминаний этой истории в газетах. Вне всякого сомнения, дознание проводилось, но в кабинете судьи, а не на открытом судебном заседании, и документы отправились на секретные полки государственных архивов в Кью. Таким образом, я оставляю до будущих времен рассказ об этом самом зловещем из всех преступлений, распутанных Холмсом.
Дело о пропавших рубинах
Как-то утром в конце 1893 года мы сидели с Холмсом за завтраком. В ту зиму было необычайно холодно. Из окна гостиной было видно, как выпавший за ночь снежок превращается в черную слякоть под ногами пешеходов и колесами экипажей. Небо затянуло тучами, воздух был холодный и влажный, и все это производило на меня гнетущее впечатление. Миссис Хадсон уже принесла почту, и мы оба не смогли отказать себе в удовольствии почитать за едой.
— Тут интересное письмо, Уотсон, — сказал мои друг. — От одного из моих йоркширских кузенов. Меня и моего брата Майкрофта приглашают провести Рождество в Уэст-Райдинге. Видно, кузен и его жена пожалели двух старых холостяков.
— И вы примете приглашение?
— Честное слово, думаю, что непременно приму! При всей моей любви к Лондону, он не слишком хорош в это время года. Короткие каникулы за городом будут мне полезны, и я вернусь в Новый год обновленным.
Конечно, я постарался скрыть свои чувства, но у меня стало тяжело на сердце. За неимением друзей, которым я мог бы навязаться в праздничное время, в отсутствие Холмса я волей-неволей принужден буду встречать Рождество в одиночестве.