– Не беспокойтесь, Лоури. Если вы останетесь без повозки, я останусь без мула. Мы выберем лучшие детали, – говорит Джефферсон и начинает спускаться с холма, упираясь каблуками сапог в глинистый склон.
Мне никогда в жизни не доводилось собирать повозку, так что я не знаю, сумею ли определить, что можно брать, а что нет, но я спускаюсь на дно оврага, готовый научиться всему, что нужно. Джефферсон начинает копаться в обломках, кряхтя и отбрасывая фрагмент за фрагментом, пока наконец не объявляет, что одна из повозок – это настоящая золотая жила.
– Козлы целы, гнили нет. Внизу, похоже, тоже все сохранилось: все штыри и пластины… И дрога вроде хорошая. Похоже, тормоз сломался. Это я могу починить, сделаю новые тормозные колодки. – Он забрался под повозку, чтобы рассмотреть механизм. – Нужно будет найти дуги для крыши и новую холстину – с этим нам поможет Тедди.
Я перебираю обломки и нахожу дюжину дуг, а Джефферсон тем временем обнаруживает два непогнутых и нетреснувших колеса от других повозок.
– Ничего, что потертые, мы их как следует смажем. Может, заменим некоторые спицы. Ступицы на месте, оси тоже, а вот на этом сохранился даже счетчик миль. Сам я таким не пользовался, но может пригодиться.
Джефферсон с удовольствием копается в обломках и ходит по дну оврага еще около часа, бормоча что-то про дегтярки и кормушки, прежде чем объявляет, что можно возвращаться. С помощью моих мулов и нескольких цепей мы начинаем катить повозку наверх. Уайатт ждет наверху, а мы с Джефферсоном поднимаемся вместе с ней. На полпути цепь соскальзывает, и вся эта «золотая жила» скатывается обратно, по пути потеряв еще одно колесо.
– Ничего страшного, – кричит Джефферсон. – Это я починю.
Еще через час нам удается затащить повозку наверх, и Джефферсон решает, что починить колеса и укрепить лопнувший тормоз прямо здесь будет проще, чем разбирать все и тащить по частям до форта.
– Если сделать так, потратим меньше времени.
Он принимается за дело и лишь потом понимает, что у него нет с собой нужных инструментов. Приходится все же разобрать повозку – открутить колеса и снять кузов, – чтобы сложить все в фургон Джефферсона.
На это уходит целый день. Мы въезжаем в Форт-Бриджер через час после заката и через пятнадцать часов после того, как Эбботт с караваном отправился в путь. Джефферсон предупреждал, что на то, чтобы съездить за повозкой, уйдет день, так что мы не отстаем от расписания, но моя вера в него пошатнулась. Похоже, что тревога, скользкая, как клубок змей, будет всякий раз сворачиваться у меня внутри, когда рядом нет Наоми. Я уже почти привык к этому ощущению, но змеи становятся тяжелее и беспокойнее, когда приходится зависеть от кого-то другого. И сейчас этот кто-то – Джефферсон Джонс.
– Завтра будем работать весь день. Не волнуйся, – успокаивает меня Уайатт, когда мы расстилаем лежанки, чтобы немного поспать. – И с твоими мулами мы сможем двигаться намного быстрее, чем караван. Даже если отстанем на три дня, все равно догоним их еще до поворота. Ты же слышал, что сказал Эбботт. На северо-запад до Сода-Спрингс, потом свернуть налево у Шип-Рок, и дорога везде неплохая. А там мы уже успеем их догнать.
Наоми
Когда мы добираемся до Смитс-Форк в двух днях пути от Форт-Бриджера, там нас ждет мост, построенный в прошлом году какими-то трудолюбивыми путешественниками. Перейти по мосту намного проще, чем разгружать фургоны и переправляться вброд по пояс в воде, но Плуту и Тюфяку все это не нравится, как и остальным мулам в караване. Уэбб успел кое-чему научиться у Джона, так что он показывает животным, что делать, широко раскинув короткие ручки и расхаживая взад-вперед по мосту, чтобы убедить мулов последовать за ним. На берегу много свежей травы, но такие тучи комаров, что животные не могут спокойно поесть, как и мы сами, так что Эбботт принимает решение двигаться дальше.
– Тут не заблудишься, мисс Наоми. Очень скоро он нас нагонит. А разбивать здесь лагерь бесполезно. Никто не сможет отдохнуть, – объясняет он, и все соглашаются.
Я отрываю длинный лоскут от подола своего заношенного и заляпанного желтого платья, привязываю к дереву возле колеи и оставляю записку на гвоздике, вбитом в ствол:
Джон и Уайатт!
Мы пошли дальше. Все здоровы. Слишком много комаров. Направляемся к Сода-Спрингс.
Мы двигаемся почти всю ночь при свете луны и на следующий день доходим до притока Томас-Форк, надеясь, что нас ждут сон, трава и вода и все это без комаров. Мы двигаемся на север вдоль Бэр-Ривер, и долина полна густой зелени, но нас постоянно донимают насекомые. Сразу за Томас-Форк на нас налетает туча саранчи, и все идут, накрыв головы одеялами, время от времени вскрикивая и стряхивая с себя насекомых. Мулам саранча нравится еще меньше, чем мост, и они бьют копытами и дергают боками, пытаясь избавиться от налетевшего роя. Волы просто опускают головы и упрямо шагают вперед, размахивая хвостами, которые напоминают маятники.
Элси Бингам боится ехать в фургоне. Роды могут начаться в любой день, и она не хочет, чтобы отошли воды. В последнее время она ехала на Тюфяке, у которого самый плавный шаг, но из-за саранчи мулы постоянно дергаются, поэтому она бредет рядом с нами, страдая больше остальных.
Уже шесть дней прошло с тех пор, как мы покинули форт. Все эти дни я молюсь, постоянно оглядываясь. Мы доходим до родников Сода-Спрингс, вода в которых булькает, будто кипит, хотя на самом деле она холодная. В одном месте вода периодически выстреливает в воздух столбом с громким ревом и свистом, так что источник видно и слышно издалека. Несколько человек решают развлечься, бросая в источник предметы разной тяжести и размера, желая посмотреть, подбросит ли их в воздух. Джеб Колдуэлл кладет на него седло, рассчитывая прокатиться на водяном столбе, но парнишку мгновенно опрокидывает струей. Он остается цел, но Эмельда очень сердится. Вода здесь странная на вкус, но не то чтобы неприятная. Она шипит и булькает во рту, и Эбботт говорит, что ее можно пить.
– Такой странный вкус у нее из-за минералов. Некоторым даже нравится. Говорят, полезно для желудка.
Через четыре мили после источников горная цепь, растянувшаяся прямо перед нами, вдруг обрывается, и Бэр-Ривер, вдоль которой мы шли уже много миль, резко огибает последнюю скалу и поворачивает в обратном направлении. Мы добрались до Шип-Рок, где нас ждет еще одна развилка. Дорога делится на две: одна идет на север к Форт-Холлу и Орегонскому пути, а вторая дорога, более старая, – прямиком на запад, в Калифорнию.
– Сейчас всего лишь полдень, но давайте остановимся и разобьем лагерь, – говорит Эбботт. – Нас ждут сто тридцать две мили сухой, трудной дороги, так что сегодня дадим животным отдохнуть и набраться сил. Готовьтесь выходить рано утром.
– Мы обещали Уайатту и Джону, что дождемся их у Шип-Рок, – возражаю я, стараясь держать себя в руках.
– Я сказал Джону, что мы свернем у Шип-Рок, – мягко отвечает Эбботт. – Но он знает, что ждать мы не можем.
– А если он вовсе не придет? – встревает мистер Колдуэлл. – Тогда получится, что мы ждали впустую.
– Он придет, – успокаивает Эбботт, похлопывая меня по плечу. – Не сомневайся. Вот увидишь, к утру будет здесь, помяни мое слово.
Но Джон не появляется, и караван выходит через несколько часов после рассвета. Наши животные напоены и сыты, бочки наполнены водой, а дорога уже ждет. Я оставляю на дереве еще одну записку с желтым лоскутом. Я стараюсь не поддаваться сомнениям, но даже мама начала задумываться.
– Они позаботятся друг о друге, – говорит она, – как в прошлый раз.
Я киваю и заставляю себя дышать ровнее, чтобы сдержать слезы. Мы не говорим об этом. Мы не озвучиваем свои страхи и предположения о том, что их могло задержать, но я знаю, что мамина голова тоже полна мрачных мыслей, и она, как и я, часто шепчет молитвы.
Ко всему прочему, у меня начались месячные. Кровь пропитывает панталоны, бедра трутся друг о друга, а поддерживать чистоту невозможно. Я говорю себе, что отсутствие Джона мне только на руку. Может, когда он вернется, все уже закончится и мне не нужно будет беспокоиться о нашей близости.
Мы проходим десять миль мимо кустиков шалфея и вулканических камней, прежде чем Эбботт трубит в рог и сворачивает с дороги в поисках родника, который непременно должен быть где-то рядом. Мы уже начинаем строить повозки вокруг жалкого клочка зелени в паре миль от дороги, когда папин фургон налетает на камень, и колесо ломается, а Элси Бингам, сидящая на Тюфяке, говорит, что вот-вот родит.
– Я не могу ехать дальше, – стонет она. – Мне нужно спуститься.
У нее начались схватки, и она боится упасть с мула. Мы с мамой помогаем ей спешиться и прийти в себя.
– Может, еще не скоро, Элси, – успокаивает ее мама. – У тебя первый ребенок, ты же слышала, как бывает. Лучше всего тебе сейчас отдохнуть, пока повозки остановились, а схватки еще редкие.
– Ладно, – кивает Элси. – Но… Если он не родится за ночь… вы останетесь со мной утром? Я знаю, что нужно идти дальше, но не уверена, что смогу.
– Уже темнеет, а у нас сломалось колесо, – говорит мама с легкой улыбкой. – Так что мы никуда не денемся.
– Что ж, слава богу, что колеса иногда ломаются, – вздыхает Элси.
– Мы с мамой тебя не бросим, – соглашаюсь я.
Я лишь надеюсь, что Джон и Уайатт не пройдут мимо. Они ведь не знают, что мы свернули.
Джон
Когда мулы начинаются шевелить ушами и водить носами, я выпрямляюсь на неудобных деревянных козлах и вглядываюсь в горизонт. Я весь день на него смотрю. Мы двигаемся на запад, солнце стоит высоко, а в воздухе висит пыль, поэтому дорогу плохо видно. Сегодня мы должны догнать караван, и внезапный интерес, проявленный мулами, заставляет мое сердце биться в предвкушении. Утром мы проехали Шип-Рок, и я нашел оставленный Наоми желтый лоскут и записку, прибитую к дереву. Она поставила дату и время выхода – вчерашнее утро, так что они должны быть уже близко.