– Вы должны познакомиться с Лидией и действовать, исходя из того, кому передадут мое дело. Хочу, чтобы вы вместе с Лидией решили, обязательно с ее согласия, продолжит или нет она сотрудничать и помогать тому, кто меня сменит на посту. Лидия занимается очень важным делом, сейчас у нее семья и… О ней не знал никто, кроме нашего бывшего шефа, Петра Аркадьевича. Если она решит жить самостоятельно, то ее безопасность я поручаю вам. Она и сама знает, как вести себя, но после той историис Распутиным, можно ожидать всего. Несколько покушений на нее мне удалось нейтрализовать, но сейчас их кланы вновь подняли головы.
Мы ещё беседовали, когда мой знакомый доктор вошел в палату и попросил меня выйти. Я знал, почему он позвал меня. Я попросил его не скрывать от меня диагноза странной болезни Музы. Сам он был кардиологом, Муза не был его пациентом, но он обещал разузнать обо всем и потом рассказать мне. Он повел меняв свой кабинет и вот что он мне сказал:
– Муза болен тяжелейшей прогрессирующей формой меланхолии, которая отличается глубочайшей мучительной печалью.
Пока что эти проявления болезни носят периодический характер, в малых дозах, но… Возможно это трудно будет понять, но в это время у больного пропадает всякий интерес к внешнему миру, снижается его влечение к жизни, он подвержен самобичеванию, самоуничижению, у него может возникнуть бредовая идея наказания через повешение или расстрел. Это тяжелейшая форма этого заболевания, и боюсь, что Ваш друг болен именно этой формой. К тому же она быстро прогрессирует. Скоро он откажется от еды, лекарств и, если мы будем настаивать, то он станет агрессивным. В его организме замедлится обмен веществ, на какое-то время мы сможем искусственно остановить этот процесс, но окончательно…
Я не согласился с ним «Может быть, Вы ошибаетесь? – настаивал я. – Вот только что мы разговаривали с ним, как обычно. Правда, он мне показался несколько подавленным, но, может быть, Вы преувеличиваете? Все, что он сказал мне, было прекрасно продумано, он великолепно мыслит…
– Это все потому, что его болезнь находится в начальной стадии, но я же сказал Вам, что она очень быстро прогрессирует. Если бы его поместили в больницу раньше, возможно, у нас было бы больше шансов спасти его. Мне кажется, что Ваш друг сам себя изжил. С мыслящими людьми такое происходит часто. Его подавленное состояние уже налицо, сейчас начнется цепная реакция, замедленные движения и речь могут развиться в течение нескольких недель, а потом он потеряет мотивацию для всего, в том числе и для контактов и самой жизни. Из Царского села к начальнику госпиталя поступил приказ Его Величества – чтобы из Европы были приглашены лучшие специалисты. Но не знаю, что из этого получиться. Приехать-то они приедут, и с большим удовольствием, загребут деньги, а дальше что? Это, скорее, похоже на самообман, я же не могу Вас обманывать. Если существует какая-то возможность улучшить его настроение, то только это и может положительно повлиять на его состояние, и то на некоторое время. Это именно то заболевание, когда сам пациент является противником лечащего врача. Мы пытаемся спасти его, но сам он уже не хочет жить. Признаюсь, дорогой граф, – у меня сильно испортилось настроение. Симптомы этого заболевания чуть было непроявились и у меня: я сам оказался подавлен после беседы с врачом. Мне не хотелось возвращаться в палату в таком настроении, и я принялся ходить взад-вперед по коридору. Когда я, в очередной раз, проходил мимо его палаты, мне послышался смех. Я удивился, и мне сразу очень захотелось увидеть, что там происходит. Смех продолжался. Когда я вошел в палату, я увидел Лидию и Сандро. Я впервые встретился с ними обоими. Мы познакомились, это была прекрасная красивая пара. Мне показалось, что Лидия была старше Сандро всего на четыре-пять лет. Было заметно, что она беременна, это больше было видно по ее лицу и рукам. У отца троих детей был такой опыт. Оказывается, Сандро рассказывал дяде о своём училище, это и рассмешило его. Потом он попросили Сандро рассказать и мне эту историю. Мне тоже стало весело, я совсем было забыл, о чем говорил с врачом. Муза смеялся от всего сердца, как всегда, будто он и не был болен. Тогдая подумал, вот оно, это лекарство, которое продлит ему жизнь. Было интересно смотреть, как серьезно рассказывал парень смешные истории. В этом остроумном юноше действительно было что-то особенное, он был совершенно свободен от догм и стандартов, которые так характерны для людей его возраста. Внешне, – скажу Вам, дорогой граф, он вылитый Муза, – я более чем уверен, что Вы разделили бы моё мнение. Первого октября в училище должна была состояться церемония открытия памятника Михаилу Лермонтову, и Муза попросил меня пойти туда в том случае, если он не сможет это сделать. Я обещал, что буду обязательно. До намеченного дня я еще раз встретился с молодыми, они оба все больше нравились мне, состояние же Музы с каждой последующей встречей казалось мне все хуже и хуже. Посещения, как будто, заставляли его забыть о своей болезни, и потому я навещал его два-три раза в неделю.
Насколько мне известно, его доверенное лицо, адъютант Тонконогов, и его заместитель X тоже периодически приходили к нему. Когда он чувствовал себя сравнительно лучше, все важные поручения они получали от него, в течение определенного времени он подписывал распоряжения в госпитале. Он практически передал дела своему заместителю и, насколько мне известно, рекомендовал назначить его на свое место.
На торжественной церемонии открытия памятника Михаилу Лермонтову Лидию сопровождал я. Было очень много людей, среди них и бывшие курсанты училища – уже известные офицеры, генералы и государственные чиновники. Присутствовал и Великий князь. Я не смог пойти на церемонию с женой, рядом со мной стояла Лидия на шестом месяце беременности. Я чувствовал себя несколько неловко от того, что могло подумать общество, увидев рядом со мной незнакомую беременную женщину. Мы не могли сказать, что она жена Сандро. Вам известно, чтов Петербурге людям только дай посплетничать, – и хоть хлебом не корми. Вот в каком я оказался положении, но что я мог поделать? Я очень уважаю Лидию, и не только потому, что она близкий Музе человек, но и из-за той истории с Распутиным, поэтому ради такого достойного человека я готов вынести и ожидаемые сплетни. После церемонии на манеже состоялись показательные скачки курсантов и тут я действительно убедился в том, что Муза рассказывал мне о Сандро. Его мастерство скорее походило на акробатику на коне, такое редко можно увидеть, тем более среди курсантов. Заместитель начальника училища Козин сидел рядомс нами и с гордостью произнес: Это наш лучший курсант. У него такие же успехи и по другим дисциплинам, и что самое главное, его отличают прозорливость и ум. По всему было видно, что Козин был расположен к нему. Рядом с нами сидели и Дмитрий Сергеевич Шереметьев со своей супругой, графиней Ириной Илларионовной Воронцовой-Дашковой, дочерью наместника на Кавказе. Вместе с Сандро учился и их сын, и когда Козин похвалил Сандро, видимо, они почувствовали некоторую неловкость. Дмитрий Сергеевич сказал: «это и не удивительно, говорят, грузины растут на лошади», и не заострил внимания на том, что и по другим дисциплинам Сандро выделялся среди остальных. Его супруга оказалась более дипломатичной и сказала: «Действительно, хороший юноша, я рада, что они друзья с нашим сыном». Но, как выяснилось потом, было совсем не так. За нами сидел выпускник того же училища, генерал-майор Густав Карлович Маннергейм, командир Варшавского полка, известный ловелас, любитель карточных игр и скачек, сам великолепный наездник, заботам которого в недавнем прошлом была поручена Императорская конюшня. Услышав этот разговор, он обратился к Козину: «Буду рад, если этого курсанта вы определите в мой полк.» Козин кивнул головой и сказал: «На Амиреджиби и претендуют другие полки, но для Вас, Густав Карлович, мне его не жалко, так как такой парень не пропадет с вами и устроит свою карьеру».
Признаюсь, дорогой граф, я с радостью слушал этот разговор, будто речь шла о моем сыне. Я с удовольствием посмотрел на Лидию, ее глаза были полны слез. Когда мы вышли, вместе с другими курсантами к нам подошел и Сандро. Покрасневший от скачек, он приблизился к нам. Было видно, что он доволен собой и что, в первую очередь, он показывал себя любимой женщине. Тут же с ним познакомился и Маннергейм, который сказал: курсант, когда Вы закончите училище, я предлагаю Вам служить в моем полку.
– Благодарю, господин генерал, готов к службе! – ответил Сандро и посмотрел на Лидию.
Густав Карлович уловил этот взгляд, и наверное, подумал, чтоэто его сестра.
– Думаю, что Вы тоже не будете против, сударыня, – сказалгенерал.
– Я не против, но у нас в семье все решает Сандро.
Такой ответ Лидии, для меня был несколько неожиданным, ноудивленный генерал не растерялся и добавил: – Тогда всерешено.
Надо было видеть, граф, какое лицо было у этого парня – полное достоинства. К сожалению, обстоятельства сложились не так, как нам представлялось. С того дня не прошло и двух недель, каку Сандро состоялась дуэль с Сахновым, в результате он был ранен, а его соперник скончался на третий день. Как говорится, беда неприходит одна. В тот же день, поздно ночью, в госпитале скончался Муза: возможно, что весть о состоявшейся дуэли ускорилаего кончину. На голову этого юноши одновременно свалилисьтрагедия и проблемы. Несмотря на то, что инициатива дуэли неисходила от Сандро, училище было вынуждено отчислить его.
Я никогда не интересовался дуэлью, да и где у меня было на этовремя, но, на сей раз, я попытался ознакомиться с этим вопросом.
По официальным данным за последние пятнадцать лет в русскойармии состоялось триста сорок дуэлей, а по неофициальным данным – более пятисот. Практически ни один из этих случаев не стал предметом судебного разбирательства, и в их отношении не было применено законом установленное наказание. Часто военное начальство скрывает подобные происшествия и, тем самым, способствует разрешению конфликтов таким путем. Дуэли проводились среди военных лиц разного звания, начиная с генералов и кончая курсантами. Погибли и были тяжело ранены тридцать семь дуэлянтов, еще больше стали инвалидами, в результате чего покинули военную службу. До сего дня суд закрывал на это глаза. А теперь, к сожалению, хотят примерно наказать именно Сандро Амиреджиби. Я обратился к министру и ознакомил его с обстоятельствами дела, но видимо, на него оказывают давление из императорской семьи. Сейчас со стороны родственников Сахнова осуществляются попытки до конца довести уголовное дело, возбужденное в отношении этого юноши, и все ждут, пока его выпишут из госпиталя. Я всеми возможными путями постараюсь, чтобы этот талантливый юноша не попал в тюрьму. Но оказывают большое давление со стороны великого князя: «Семья Сахновых чуть ли не вымерла, и неужели никто не должен быть наказан за это?» – вот так они рассуждают, но «За что боролись, на то и напоролись», – и кто виноват в их таком конце, если не их самодурство. Ваше Сиятельство, к сожалению, я не смог Вас ничем порадовать. Ничего обнадеживающего написать Вам я тоже не могу. Прошение об отставке я уже подал и жду ответа. Надеюсь, оно будет удовлетворено.