Раздел IIIЦарское
Лидия Новгородцева
Я была на седьмом месяце беременности и редко появлялась в салоне. Вместо меня в нем все делали мои девочки, и надо сказать, они прекрасно справлялись с делом. Меня они тоже не оставляли без внимания. Шла вторая неделя ноября, когда, спустя месяц после похорон Музы, ко мне от его имени явился незнакомый мужчина. Я удивилась, когда служанка доложила мне, что пришел гость, который назвался близким человеком Музы. Я приняла его в гостиной. Это был дюжий мужчина приблизительно сорока лет, среднего роста и крепкого телосложения. У него были черные прямые волосы, местами подернутые сединой и такие же черные глаза. Сразу нельзя было сказать, симпатичный он или нет. Он достал из бумажника запечатанный конверт. Сам этот факт тут же привлек мое внимание. Во время разговора он сказал, что в течение многих лет он был близким и доверенным лицом Музы. Сказал, что он был и на его похоронах и что в последний раз он видел меня именно там. Хотя я не видела его, а, может быть, просто не помнила, так как тогдая была в таком состоянии, что это было бы совсем неудивительно. Не знаю, существовал ли на земле другой такой агент, который так скорбел бы и оплакивал своего шефа, как это делала я. О моем существовании посетитель знал от Музы, в прошлом он выполнил несколько заданий, которые были связаны и со мной. Если бы он действительно не был надежным человеком, то никак не мог бы знать об этих делах, это было бы просто невозможно. Поэтому я поверила, что он говорит правду и не является провокатором. Оказывается, после того, как у меня произошел инцидент с Распутиным, после чего я долго залечивала свои раны на дому, он несколько недель подряд дежурил у моегодома. Именно тогда ему и стало известно обо мне. Он сказал и то, что, во избежание возможной мести, и чтобы обеспечить мою безопасность, он в течение нескольких недель, незаметно провожал меня от дома до салона и обратно. Невообразимо, но он все это делал так, что я даже не заметила. У меня появилось чувство симпатии и благодарности к нему. Потом он сказал, что вырос на глазах у Музы, и если он чему-нибудь научился и что-нибудь знает или умеет, то все это благодаря именно Музе. – А прийти к Вам меня заставила смерть Музы, так как я выполняю его последнее поручение. За месяц до смерти он сказал мне: «Еслия умру, то корреспонденцию, которую до того, как выслать в Грузию, ты приносил ко мне на проверку, отнесешь к Лидии и передашь ей из рук в руки.» Невероятно, но этот человек и после смерти Музы выполнял его поручение.
Запечатанный конверт оказался письмом Николая Шитовца, которое он сам передал ему, чтобы тот отвез его в Тифлис.
– Он и раньше просил меня об этом, но я всегда приносил эти письма сначала к Музе, чтобы он мог ознакомиться с ними. И лишь в том случае, когда он считал нужным сделать это, я отвозил их в Тифлис. После этого конверта мне придется исчезнуть на некоторое время, так как вот уже второе письмо Шитовца я не доставляю адресату, и об этом скоро станет известно. Через несколько недель я отправлюсь в Европу, у меня есть кое-какие сбережения, и мне нетрудно будет прожить там некоторое время. Когда я устроюсь, то сообщу вам свой адрес, и при первой же надобности буду рад служить Вам.
Оказалось, что этот человек раньше служил в Тифлисской полиции. По какой-то причине он то ли сам ушел с работы, то ли его уволили. Потом Муза перевел его в Петербург, и он стал выполнять его специальные поручения. Шитовца он знал еще с Тифлиса, знал, что он часто ездил в Грузию по своим коммерческим делам, поэтому он часто выполнял и его просьбы, если надо было отвезти какое-нибудь письмо или посылку. Шитовец не знал о том, что этот человек был агентом Музы. Насколько я смогла догадаться, Муза всячески старался заблокировать любые сведения, касающиеся его лично и его деятельности, чтобы они не попали на его Родину. Эта информация заставила меня задуматься. Получается, что Муза вроде и дружил с Шитовцом и доверял ему, но все же проверял и контролировал, чтобы какие-нибудь лишние сведения о нем не дошли до Грузии. Он делал это, скорее всего, с целью безопасности, исходя из рода своей службы. Хотя, кто знает? Как мне думается сейчас, возможно, он и специально подослал Шитовцуэтого человека. Нельзя исключить и такой возможности.
Перед уходом визитер сказал мне: после смерти Музы у меня нет ни начальника, ни покровителя, так как после него я и не хочу, чтобы они у меня были. Мы тепло попрощались и, он ушел. Его слова запали мне прямо в сердце, так как я сама находилась в точно такой же ситуации и в таком же настроении. Лишь после его ухода я вскрыла конверт, это было письмо Шитовца на имя графа. Он довольно тепло писал и о нас тоже, он сердечно отзывался обо мне и Сандро и мне было приятно, что он и после смерти своего друга оставался так верен ему. И только сейчас я вспомнила сейф Музы, который я до того никогда не открывала. Я знала где он прятал ключи, взяла их и открыла сейф. В сейфе вместес другими документами оказались и такие, от которых мне стало страшно. За несколько недель до смерти он говорил мне об этом сейфе, и даже дал записать инструкцию, как вести себя в случае необходимости. В тот день он чувствовал себя сравнительно лучше, поэтому говорил со мной очень спокойно: «Если после моей смерти ты все же решишь продолжить дело с моим преемником, то передашь ему те документы, которые я дал тебе записать. Если же нет, то уничтожь их. В том случае, если на мое место назначат моего заместителя, ты можешь полностью положиться на него, но если это будет кто-нибудь другой, то никаких гарантий я дать тебе не могу, поэтому тебе придется принимать решение исходя из того, как будет лучше для тебя, Сандро и вашей семьи, выбор за тобой. Я всё же думаю, что когда Сандро окончит училище, для вас обоих будет лучше на некоторое время покинуть Петербург, так как здесь у вас есть враги, и жить тут без покровителя будет для вас опасно. Тебе так же опасно оставаться под твоим псевдонимом, так как через некоторое время история с этим именем может всплыть на поверхность.»
Когда я подумала над нашим разговором, то убедилась, что он был прав. После его смерти у нас сразу возникло столько проблем, что если бы вдруг еще и я оказалась замешанной во что-нибудь подобное, то не знаю, как бы нам пришлось выпутываться из этого положения. После разговора с Музой я уже решила продать салон, переоформить квартиру на мое настоящее имя и сдать ее, как только мы покинем Петербург, так как соображения Музы пришлись мне по сердцу. Да и родители мои были уже в возрасте, и у них никого, кроме меня, не было. Мне было бы лучше уехать в Полтаву, хотя бы на некоторое время. Главным было любыми путями вызволить Сандро из тюрьмы, так как семья Сахнова серьезно воевала против него.
В документах я нашла еще одно письмо Шитовца на имя графа, отправленное им еще раньше. Оказалось, что Шитовцу было известно обо мне еще с тех пор, как я чуть было не отшибла «ядра» Распутину. Я ясно увидела и то, какой роковой была семья Сахновых для Сандро, и как Шитовец характеризовал отца и сына Сахновых. У меня появилось большое уважение и симпатии к этому человеку, но тут же я почувствовала и некоторую неловкость перед ним. Из этого письма я многое узнала о работе Музы, и о его переживаниях. В моем уме запечатлелся его разговор о «своих» и «чужих». Я тогда впервые узнала о том, что на службе за спиной его называли «Музой Сатаны». Оказывается, его так боялись! Я не хотела, чтобы Сандро когда-нибудь увидел это письмо. Я боялась, что он может возненавидеть своего дядю, поэтому я и решила сжечь его, но потом почему-то передумала. Это письмо Шитовца стало для меня очень дорогим, так как кроме него я не располагала ничем, где бы хоть что-нибудь было написано о Музе.
К тому времени, как пришел этот мужчина, Сандро вот уже две недели официально числился в тюрьме училища, а в действительности находился в медицинской части. Для того, чтобы его не перевели в тюрьму, руководство училища и Шитовец старались прекратить уголовное дело против него. Это было видно и из письма Шитовца. Юрий Тонконогов сообщал мне обо всем, что там происходило. Прокурор в срочном порядке запросил из Грузии документы о семье Сандро. Если бы встал вопрос о возмещении морального и материального ущерба семье пострадавшего, то его родители должны были дать на это свое согласие. Но именно здесь и произошел казус, который очень встревожил меня. Полицмейстера, который пришел в семью Амиреджиби заверили в том, что они не знают никакого Сандро Амиреджиби. Не то чтов их семье, даже во всей их родне не было человека с таким именем. Во время прихода полицмейстера, главы семьи – Гиоргия Амиреджиби не было дома. Полицмейстер написал рапорт и передал его начальнику полиции. В начале декабря этот документ уже был в Петербурге у прокурора. Он же не стал долго раздумывать, и раз у Сандро не было покровителя, и тем более не удалось связаться с его семьей, и возможно, его документы были вообще сфальсифицированы, его из гауптвахты училища перевелив «Кресты». Я об этом ничего не знала. Но, Муза не был бы Музой, если бы историю и легенду о Сандро он создал бы так поверхностно. Не прошло и недели после того, как его перевели в тюрьму, как еще один документ пришел на имя прокурора, а его копия – к Юрию Тонконогову, в котором говорилось о том, что Сандро Амиреджиби приходится внебрачным сыном князю Гиоргию Амиреджиби, который и дал ему свою фамилию. Семье об этом неизвестно, поэтому во избежание скандала и неприятностей не рекомендовалось придавать эту информацию огласке, так как князь может и пожаловаться Государю. После смерти матери Сандро Амиреджиби, отец отправил своего сына в Петербург на учебу в школу юнкеров. На допросе же Сандро прекрасно рассказал всю эту историю. Прокурор вроде бы удовлетворился этим ответом, но все же не спешил возвращать Сандро обратно в училище. Точно не знаю, но, наверное, кроме того, что он испытывал давление со стороны семьи Сахновых, он еще, видимо, ждал и какого-то подношения от семьи Сандро. Тогда это было принятым и распространенным правилом во всей Империи.